Берлинская Стена
адающее под категорию «больших выставок».
Столичные любители искусства и критики почти единодушно отказали ему в
поддержке. Собственно, устроители выставки Христос Иохимидес и Норман
Розенталь должны были бы извлечь урок из прошлогодней экспозиции
«Конечность свободы». Публика почти бойкотировала задуманный с широким
размахом спектакль с участием художников инсталляций, восхвалявшийся как
выставка «под свободным небом наконец-то свободного города». «Слишком
дорого и мало пользы», — этот довольно прагматичный приговор был, конечно,
у многих жителей столицы помимо прочего обусловлен их социальными
трудностями, о которых уже шла речь. На этот раз, при организации выставки
«Метрополис», ушли в песок 5 миллионов марок, пожертвованных лотереей
«Дойче Классен-лотери». В музее «Мартин-Гропиус-Бау» более 70 художников с
двумястами полотен не смогли повторить успех 1982 года, когда та же команда
с выставкой «Дух времени» закладывала направления развития искусства 80-х.
Объясняется ли это охватившим сейчас весь мир кризисом искусства? Вряд ли
только этим. Символичным видится в этой связи гигантский «Клоун-балерина»
Йонатана Борофского, раскачивающийся во внутреннем дворе музея, этот
огромный талисман, поразительно похожий на телевизионных уток из
макдональдовских серий — довольно примитивная, банальная до скуки рекламная
шутка, да к тому же еще водруженная на том самом месте, где в 1982 году
стоял «Олень» Йозефа Бойса.
Открытие «Метрополиса», инсценированное под аккомпанемент шумихи в
средствах массовой информации, было отмечено неожиданным событием,
предугадать которое не могли даже организаторы выставки — необъявленным
заранее бесплатным представлением дюжины незнакомцев с завязанными белыми
лицами. Из этих «мучных червей» выкуклились студенты восточноберлинской
Высшей Школы искусств (художники, скульпторы, дизайнеры, архитекторы).
Таким образом они выразили свой протест против принятого городским сенатом
решения о закрытии Школы. К слову сказать, их крик о помощи, поддержанный
международными специалистами, был услышан: Школа искусств не была закрыта.
Вернемся к «Метрополису». Почему же Иохимидес и Розенталь, менеджеры с
мировым именем, потерпели со своим проектом в 1991 году столь
сокрушительное поражение?
Тут легкомысленно делалась ставка на многое: на историю искусства в
первую очередь, а также на знаменитое произведение, призванное одолжить
свое имя, — фильм Фрица Ланга «Метрополис» (1927). В-третьих, на
историческое место, которое никогда не возродится, отягощенное
воспоминаниями о прошлом, йохимидес: «Метрополис возвещает о прошлом и об
утопии, вызывает дух Берлина двадцатых годов с его многообразием культур,
города, лежащего на срезе силовых полей Востока и Запада, Севера и Юга, и в
то же время возрождает надмотивную идею метропольной культуры образца Ныо-
Йорка, Лондона и Кельна».
Возможно ли эту или подобную ей идею реализовать — другой вопрос, но
режиссеры не сделали вообще ничего, чтобы осуществить свои претензии: в
перенасыщенном зрелище, скорее напоминающем цирк искусств, невозможно
обнаружить полемику, спор и противоречивость различных подходов. Вместо
этого — высокочтимые имена тех, кому порой нечего сказать: Роземари Тро-
кель, Джон М.Армледер, Жан Марк Бустаман, Франц Вест, Герхард Рихтер и
Георг ьазелиц также довольствовались второ- и третьесортными вариантами
своих лучших работ. Борьба мэра Кунеллиса с собой достойна уважения. В
разноцветной мешанине между совершенством и гладкостью ему удается
двусмысленная метафора. Он разломал на части и разбросал по залу старую,
отслужившую свой век рыбацкую лодку. Ассоциация с крушением корабля? К
таинственным, поэтическим пределам уводят «Павильон для монохромно-сти»
Герхарда Мерца и «Комната, в которую нельзя войти», с потолка которой
свисает множество предметов, Отиса Лаубертса. А в общем и целом здесь
царят, по определению критика Маттиаса Флюге, спад и растерянность.
Видения покинули искусство. Его кризис не могут компенсировать постоянное
самоцитирование и рефлексированне. Философия выставки, призывающей себе в
прародители антиподы Пикассо и Дюшана, Бойса и Уорхола, ожидает от зрителя,
что он представит себе то, что ему не предлагается.
Повествовать о мировых катастрофах так, как и о мировых красотах, но не
быть в состоянии действительно на них реагировать — все это мы уже имеем в
кино и на телевидении, пишет Флюге в еженедельной общеберлинской газете
«Фрайтаг». Когда японец Моримура помещает голые куклы в распятие Кранаха,
это уже даже не интеллектуальный нуддизм. Это настолько же технически
рафинировано, насколько скучно до отвращения. Совершенное натыкается на
грубую бессмысленность и ненужность — и это надо понимать как оживленное
видение метрополии «а ля «Метрополис»? Опасения Флюге будут актуальными в
будущем, везде, где вместо духа царят «только» деньги. К слову сказать,
восточноевропейская культура вообще не берется Иохи-мидесом и Розенталем в
расчет. Так, давно живущие за границей представители Советского Союза Вадим
Захаров и Дмитрий Пригов призваны служить всего лишь алиби для хорошо
продающейся звонкой фразы «Искусство всего мира». Они представлены, скорее,
в сторонке, как-то неубедительно Концептуалист Пригов, еще год-два
назад—один из сильнейших художников соц-арта Москвы, кажется, со своей
иллюстративно-усталой инсталляцией «Уборка», представляющей погребенный под
бюрократическими горами бумаг дом – Советский Союз — предстал еще более
беспомощным, нежели сам этот дом. Искусство, отрывающееся от своих корней,
засыхает.
Помочь Берлину на его трудном пути к метрополии посредством культуры
означает, в первую очередь, сохранить его уже имеющийся культурный
потенциал. Еще не решена судьба Академии искусств в Восточном Берлине,
которая конституировалась в марте 1950 года в качестве законной преемницы
прусской Академии и избрала своим первым президентом великого немецкого
романтика и гуманиста Генриха Манна. Дело в том, что и в Западном Берлине
имеется — с 1954 года — своя Академия искусств. Правда, она построена
совсем по-иному и ограничивается в основном исследованием модерна. Но
теперь она претендует на исключительные права. В противоположность ей в
материальном плане не особенно процветающая Академия ГДР могла себе
позволить обширную архивную и собирательскую деятельность, многогранные
контакты с общественностью и исследовательскую работу в области музыки,
театрального и изобразительного искусства. Почти тремстам, в большинстве
своем пользующимся международным признанием ученым, грозит сейчас
увольнение. Архивы по искусству XX века, среди них Джона Хартфилда, Виланда
Херцфельде, Анны Зегерс. Бехера, Брехта, Айслера, Кете Кольвиц и Эрнста
Барлаха должны быть — без отвечавших за них сотрудников — подарёны
"Западному Берлину.
Президенту Академии Хайнеру Мюллеру, который мечтает о ее
преобразовании в будущем в Европейскую Академию искусств, удалось пока
судебным путем защититься от состряпанного за закрытыми дверями
грабительского, противоречащего Договору об объединении плана. Но что
будет, если Академия перестанет получать деньги из государственной кассы?
Одно из важнейших научных мероприятий последнего времени — большая
ретроспектива творчества фото монтажера Хартфилда, приуроченная к его
столетию, смогла состояться только благодаря финансовым влияниям
западногерманской земли Северный Рейн — Вестфалея. В таком случае не
исключено, что заслуженный, и во времена ГДР не скомпрометированный орден
Академии, приз Кете Кольвиц, который присуждается ежегодно выдающимся
социально ангажированным графикам, был вручен в начале июня 1991 года в
последний раз. Этой чести удостоился берлинский художник и график Манфред
Буцман (р. 1942). Партизан просвещения, помогающий выработать критическое
восприятие современности и окружающего мира и запечатлеть его оптически, с
тем, чтобы обрести доверие к своим пяти органам чувств, — так отзывается о
нем доктор наук Дитер Шмидт, признанный историк искусства и исследователь
творчества Отто Дикса, изгнанный в свое время из ГДР. Благодаря вручению
приза стало возможным выставить в достойном месте гравюры Буцмана
(акватинта), цикл «Каменный Берлин» и листы из других альбомов графики —
критически осмысленные пейзажи большого города. К ним относятся также
выпущенные художником по собственной инициативе плакаты, почтовые открытки
и работы, взрывающие границы традиционного художественного творчества,
такие, как большие оттиски еврейских могильных памятников. Буцман принял
приз со смешанными чувствами: «Получи я его в 1989 году, это придало бы мне
смелости напечатать мой печальный плакат «Сталин сделал нас счастливыми» до
сентября 1989 года, хотя и это показалось некоторым старым товарищам
преждевременным». С другой стороны, его радует, что в сопровождающей приз
грамоте впервые полностью приводятся знаменитые слова Кете Кольвнц: «Я
согласна с те
| |  скачать работу |
Берлинская Стена |
