Иван Андреевич Крылов (1768–1844гг.)
чины посредственные и чтоб не тот сам
держал твое стремя, которому должно его держать, и чтобы твой хлеб проходил
или, по крайней мере, почитался проходящим между рук семидесяти пяти
чиновных, прежде нежели достигнет до божественных уст твоих...»
Что же нужно делать монарху, «дабы сделаться похвалы достойным»?
Советоваться с мудрецами, «суровыми и задумчивыми» «мисантропами», которые
«не опасаясь злобы и ненависти своих сограждан, с презрением и смело
осуждают все то, что видят в них худова».
Разнообразны сатирические приемы в «Почте духов». Говорящая фамилия
откупщика Скотонрава, уподобление щеголя кривляющейся обезьяне связаны с
приемом «зоологизации». Гротеск, пародия, гипербола, простодушный рассказ
гномов, разоблачение «кукольности» («никто не делает ничего по своей воле,
но все как будто на пружинах») персонажей—вот далеко не полный перечень
художественных средств, использованных в журнале. - В феврале 1792 года
цензура разрешила печатать первый номер журнала «Зритель». Его издателями и
главными участниками вместе с Крыловым были П. А. Плавильщиков и А. И.
Клушин. В этом журнале были опубликованы замечательные антимонархические
(«Каиб») и антикрепостнические («Похвальная речь в память моему дедушке»)
произведения Крылова.
«Необыкновенная меткая и злая» (Белинский) сатира, «Каиб» был создан
писателем в жанре «восточной повести», получившей широкое распространение в
европейской литературе после «Персидских писем» Монтескье. Таким образом
повесть Крылова вписывается в европейский литературный контекст. Отнесение
действия на восток служило своеобразным (в конечном итоге весьма
прозрачным) прикрытием резкой критики правления Екатерины II. В этой
повести отчетливо проявила себя эволюция политических взглядов писателя.
Крылов уже не верит в возможность существования «просвещенной» монархии.
Ведь Каиб сохраняет только внешние аксессуары «просвещенного» монарха,
оставаясь типичным неограниченным деспотом. Злой издевкой звучит в повести
утверждение автора о том, что «Каиб ничего не начинал без согласия своего
дивана (совета.—В. Ф.), потому что хотя-калиф и согласен был выслушать
возражения любого члена совета, но с непременным условием: «в сию ж минуту
получит он пятьсот ударов воловьею жилою по пятам, а после мы рассмотрим
его голос». По этой причине «иногда терпел он визирей с крепкою головою, но
не мог терпеть тех, у коих крепки были подошвы». С большой находчивостью
описывает Крылов членов дивана. «Первый был Дурсан, человек больших
достоинств; главное из них было то, что борода его доставала до колен и
важностию походила на букчук». Далее следовал Ослашид «из потомков
Магомета», владелец «белой чалмы», что «давало ему право на большие степени
и почести». Третьим оказался Грабилей. Он был сын «чеботаря» (сапожника),
который обувал народ с большим успехом. Грабилей же «искал способов, как со
временем разувать тот народ». При определенных индивидуальных качествах все
визири «были охотники спускать змеи, и не менее любили арапские сказки».
В этой повести Крылов выступил также с резкими нападками на
классицистическую и сентиментальную эстетику, извращавшую истинное
положение вещей в действительности. Так, калиф в своем путешествии
встречается с поэтом-одописцем, который воспел в оде недавно им повешенного
за взятки визиря. В этой оде добродетели казненного «были воспеты с таким
восторгом, что калиф зачал уже опасаться, не святого ли он повесил», и
успокоился только тогда, когда поэт объяснил ему, что поэты-одописцы
вначале дают своему «воображению волю в похвалах с тем только условием,
чтоб после всякое имя вставить можно было».
Начитавшийся сентиментальных идиллий, Каиб «часто говаривал: «если б я
не был калифом, то бы хотел быть пастушком». Вскоре ему выпал случай
повстречаться с пастухом—«увидел он на берегу речки запачканное творение,
загорелое от солнца, заметанное грязью», он «размачивал в ручейке черствую
корку хлеба, чтобы легче было ее разжевать». Его любезная пастушка уехала в
город, продать воз дров и последнюю курицу, чтобы купить одежду и не
замерзнуть зимою «от холодных утренников». На вопрос Каиба, завидна ли их
жизнь, пастух ответил: «О, кто охотник умирать с голоду и мерзнуть от
стужи, тот может лопнуть от зависти, глядя на нас».
В жанре пародийного панегирика в «Похвальной речи в память моему
дедушке» Крылов разоблачал яростного поместного крепостника Звениголова, с
детства приученного к тому, что «собака не слуга», она может укусить, а над
крепостными можно издеваться безнаказанно. Моривши голодом своих крестьян,
Зве-ниголов устраивал такие «великолепные пиры», что даже «искуснейшие» из
его гостей «не постигали, что еще он мог содрать с своих крестьян». В
конечном счете промотавший свое наследство, Звениголов окончательно
разоряет своих крестьян (начав войну с зайцами, он «вырубил и продал свои
леса, а крестьян привел в такое состояние, что им нечем было засевать
поля»),
Свою журнальную деятельность Крылов закончил изданием «Санкт-
Петербургского Меркурия» (1793).
Прощаясь со своими читателями, издатели журнала (Крылов и Клушин)
писали: «Слабо то сочинение, которое в самом себе не заключает своего
оправдания». Писательская и издательская деятельность будущего знаменитого
баснописца полностью оправдана: в его произведениях XVIII века готовился к
своему торжеству реализм, созревала демократическая эстетика.
Журнальная деятельность Крылова была поддержана изданиями Н. И.
Страхова. Так, в «Сатирическом вестнике» (1790— 1792) Страхов осмеивает
всевозможные стороны бесполезной, а нередко просто вредной для общества
жизни дворянского корпуса. Многочисленные персонажи «Сатирического
вестника» (помещики—разорители своих крепостных, моты, картежники,
петиметры и щеголихи, судьи-взяточники и т. д.) бесчинствуют по всем
городам и весям России. Автор-издатель «Сатирического вестника» порой
показывает, какой дорогой ценой обходятся крестьянам чудачества и
модничанье их господ. Н. Страхов, например, рассказывает, как один
«прожившийся сосед, недавно прибывший из столицы, будто бы имеет на своем
фраке такие пуговицы, коих портище (дюжина.—В. Ф.) стоит 75 рублей; но
сказывают, что по объявлению его находятся еще пуговицы ценою во 150 рублей
портище». Как крыловский Промот, загубивший для своих нарядов немало сел и
деревень, упомянутый сосед и «многие ему подобные обратили волшебным
образом все свои деревеньки и достаточек в одни сии пуговицы» (фрак соседа
«с сими пуговицами» стоил «в такую цену, которую он получил за двух
проданных им крестьян»).
Как отмечает исследователь, все поведение и бытие дворянского сословия
«подвергается детальному и пристальному анализу. И над всеми сторонами
жизни дворянства царствует мода».
ЛИТЕРАТУРА
1. Федоров В.И. «Русская литература 18-ого века»: Учеб. для студентов
пед. ин-тов. М.: Просвещение, 1990 г., с. 289-298.
| |  скачать работу |
Иван Андреевич Крылов (1768–1844гг.) |
