Катынская трагедия
ишет в своих мемуарах Юзеф Чапский,
ссылаясь на трех свидетелей беседы, имевшей место между Берией и Меркуловым
с одной стороны и Берлингом с другой, (полковников Евстахия Горчинского,
Леона Букоемского и Леона Тыжинского) будущий главнокомандующий польской
армии в СССР потребовал, чтобы в создаваемую армию могли вступать все
поляки, вне зависимости от их политических взглядов, добавив при этом: «Для
этой армии у нас имеются замечательные кадры в лагерях Козельска и
Старобельска».
И тут Меркулов не сдержался: «Нет, эти — нет. По отношению к ним мы
допустили большую ошибку».
Отстраненный от командования так называемой польской армией еще в
сентябре 1944 года, генерал Зигмунт Берлинг последующие 36 лет посвятил
воспоминаниям о своей роли в формировании этой армии. Он опубликовал даже
отрывки из своих мемуаров, но никогда ни словом не обмолвился о судьбе
своих товарищей по оружию из Козельского, Старобельского и Осташковского
лагерей. В последний период своей жизни он отдавал себе отчет в том, что с
его смертью исчезнет важный раздел истории уничтожения польских офицеров в
СССР в 1940 году. И если публикация фактов, известных ему на основании
личного опыта и общения с советскими офицерами, была невозможна в Польше,
его прямым долгом было передать эту информацию на Запад. К сожалению,
Зигмунт Берлинг ничего подобного не сделал. Он умер с совестью, отягощенной
не только изменой чести польского мундира (вступив в чужую армию без
согласия на то правительства в изгнании, он принял генеральское звание не
от польских властей), но и, прежде всего, виной в умалчивании правды об
обстоятельствах преступления, жертвами которого были его товарищи по
оружию.
Расследование и политика
22 июня 1941 года Гитлер напал на Советский Союз, начав войну со своим
вернейшим союзником и порвав тем самым пакт о ненападении. Война эта
коренным образом изменила к худшему шансы на успех польского дела, так как
обе англосаксонские державы (сначала Великобритания, а потом и США)
вступили в союз с СССР. Тем не менее, такой поворот истории позволил
предпринять шаги, направленные на освобождение из советских лагерей, тюрем
и ссылок хотя бы части поляков. 30 июля генерал Сикорский подписал с
советским послом Майским договор о сотрудничестве, «аннулирующий» (как это
выяснилось позднее, только на словах) пакт Риббентропа-Молотова и дарующий
полякам в СССР «амнистию». Опрометчиво принятая Сикорским именно такая
формулировка договора вызвала негодование польской общественности и
поставила в оппозицию к правительству в изгнании все те политические силы,
которые считали, что термин «амнистия» приведет к зачислению польского
населения в СССР в преступники, которым «даруется отпущение грехов». Был
также заключен договор о создании на территории СССР польской армии. 4
августа генерал Владислав Андерс был освобожден из Лубянской тюрьмы и
тотчас же приступил к формированию польских соединений из находившихся в
заключении польских солдат и офицеров.
Очень скоро всплыл вопрос о 14 тысячах польских военнопленных из
лагерей Козельска, Старобельска и Осташкова. Преодолевая препятствия,
чинимые советскими властями, в армию генерала Андерса со всех сторон страны
стали стекаться поляки, в том числе офицеры, освобожденные из лагеря в
Грязовце, где кроме 400 уцелевших в 1940 году находилась большая группа
офицеров, интернированных в Литве, которые после захвата этой страны
Советским Союзом в середине 1940 года также попали в Козельск, уже
пустующий. На службу в армию Андерса не явился, однако, ни один офицер из
трех лагерей. Бывший узник Старобельска ротмистр Юзеф Чапский получил
приказ организовать приемный пункт для прибывающих в армию. Вскоре его
главным заданием стало выяснение судьбы пленных Козельска, Старобельска и
Осташкова. Никто о них ничего не знал. На основании показаний уцелевших
были составлены списки с четырьмя тысячами имен польских офицеров, «без
вести пропавших в СССР». Списки эти были представлены советским властям. В
течение года, однако, ответа не последовало. Возникли предположения, что
военнопленные содержатся где-то на Дальнем Севере, где их используют как
рабочую силу и поэтому-то местные власти не спешат с их освобождением.
Поползли слухи о пребывании польских военнопленных на Колыме и даже на
Земле Франца-Иосифа. Осенью 1941 года советские власти настойчиво
продолжали утверждать, что все польские пленные освобождены и ни в одном
лагере их нет. Некоторым образом это соответствовало действительности:
живых польских офицеров уже не было ни в одном лагере. Польские же власти
не могли досчитаться 10 тысяч офицеров. Было просто невероятно, что из
такого большого числа людей ни один не явился на польские приемные пункты.
И удивительно: польскому посольству в Москве и командованию армией не
пришло в голову, что этих людей уже нет в живых, а, следовательно, никакого
ответа от советского правительства ожидать не следует. И все же слухи о
массовом истреблении польских офицеров стали просачиваться, правда, в
несколько искаженной советскими органами версии. Рассказывали о какой-то
довольно большой группе офицеров, потопленных якобы на старых судах то ли в
Белом море, то ли в Северном Ледовитом океане. Эту группу позднее стали
связывать с пленными из лагеря в Осташкове. Конечно, ничего подобного не
было, но это способствовало направлению поисков по ложному пути. Надежда
найти хоть кого-нибудь не угасала. Все это не могло не повлиять на
дальнейшее развитие польско-советских отношений и ставило под угрозу сам
договор Сикорский-Майский.
Один факт особенно важен. В течение всего 1941 года никто из членов
советского правительства, не исключая и Сталина, ни словом не обмолвился о
том, что польские военнопленные трех лагерей могли попасть в руки немцев во
время летнего наступления Вермахта в 1941 году. Об этом не было и речи. А
ведь судьбой этих людей в течение многих месяцев занимались различные
инстанции НКВД, в Москве находились тысячи личных дел польских
военнопленных. Впрочем, было бы нелепо утверждать, что в ходе немецкого
наступления польские пленные были предоставлены собственной судьбе, так как
было хорошо известно: отступая, части НКВД либо истребляли заключенных,
либо гнали их на восток. Никто не поверил бы, что немцам был сделан такой
«подарок» — несколько тысяч человек, которыми столь основательно занимался
НКВД.
Во время аудиенции у Сталина (в присутствии Молотова) 3 декабря 1941
г. Сикорский и Андерс затронули этот вопрос. Советский диктатор повторил
«старую песню», что де в советских лагерях не осталось ни одного польского
военнопленного. На вопрос об их судьбе последовал ответ, который, если бы
не трагические обстоятельства, можно было бы считать просто смешным:
«Убежали». Куда? «Может, в Маньчжурию.» В Маньчжурию из-под Смоленска и
Харькова! Не стоит даже смотреть на карту, чтобы понять абсурдность
подобного предположения.
Сталин, однако, сообразил, что шила в мешке не утаишь. И когда 18
марта 1942 года генерал Владислав Андерс и полковник Леопольд Окулицкий
снова спросили Сталина о судьбе польских офицеров, последовал
неопределенный ответ: «Может быть, они находятся на территории, занятой
немцами...» И тут же Сталин вернулся к прежнему утверждению: «Все они уже
освобождены».
В апреле 1942 года в польском приемном пункте в Кирове появился
профессор Станислав Свяневич, который, несмотря на «амнистию», продолжал
отбывать в Коми АССР свой восьмилетний срок. Польское посольство в
Куйбышеве ходатайствовало об его освобождении из лагеря, а правительство в
изгнании неоднократно обращалось по этому поводу к советскому послу в
Англии Боголюбову. Благодаря неимоверным усилиям, проф. Свяневичу в конце
концов удалось выбраться из Советского Союза. Его судьба имела огромное
значение. Ведь он был единственным уцелевшим! Свяневич дал подробные
показания, в которых особенно подчеркнул, что пленных из Козельска вывезли
не на восток или север, а на запад, в район Смоленска. Следовало бы
незамедлительно поручить разведке Армии Крайовой, оперировавшей на
советской территории, оккупированной немцами, тщательное расследование
этого дела. Но польское правительство, к сожалению, отнеслось к показаниям
Свяневича без должного внимания.
Тем временем приближался момент трагического открытия. На
железнодорожных ветках под Смоленском в немецких бригадах в то время иногда
работали поляки. От местного населения, крайне несловоохотливого, они
узнали, что в катынских лесах, в районе «Косогор», на берегах Днепра, в 15-
ти км. на запад от Смоленска, несколько лет назад расстреливали поляков. На
этом месте зазеленела сосновая поросль. Раскопали какой-то холмик и
обнаружили останки человека в польском мундире. Могилу зарыли и поставили
на ней крест. Наступила зима 1942-43 года и приостановила дальнейшие
поиски.
Немецкие власти Смоленска, уведомленные о каких-то могилах в катынских
лесах, вначале не придали этому никакого значения. Только в марте-апреле
1943 года начались в этих лесах усиленные поиски. И тогда-то разразился
скандал, потрясший мир.
До революции 1917 года катынскими ле
| |  скачать работу |
Катынская трагедия |
