Князь Владимир Святой
битвы был сброшен с моста и
затоптан конями; плакал Ярополк, когда узнал о смерти братней, но и ему
также предстояла смерть от брата. Узнав об участи Олега, Владимир бежал за
море к варягам, откуда некогда произошла сила русских князей; он
возвратился оттуда с новою дружиной и, уже не страшась Ярополка, искал
случая отомстить ему за смерть брата, по долгу мести языческой.
Прежде начала брани хотел он вступить в родственную связь с сильным
племенем других князей варяжских, пришедших также из-за моря, и послал
просить за себя дочь князя Полоцкого Рогволода, но гордая Рогнеда велела
отвечать Владимиру: «Да не будет, чтобы когда-либо отрешила я ремень у
сапога сына рабынина», ибо князь Новгородский не был сыном законной жены
Святославовой, но только рабыни его, ключницы Малхи. Раздражённый Владимир
пошёл войной на Полоцк, победил Рогволода, сжёг город и, истребив весь род
его князей, силою взял за себя надменную Рогнеду. Тогда, окрепши силами,
пошел он против Ярополка со всеми полчищами варягов и славян. Слабый
Ярополк бежал из своей столицы в укреплённый город на стечении Роси и
Днепра, но там ожидала его измена от присных: собственный воевода по имени
Блуд, подкупленный Владимиром, выдал князя брату; он убедил Ярополка идти
на зов Владимира в стан его, и там дружина варяжская умертвила Ярополка
пред лицом брата. Владимир взял за себя вдову его, пленницу греческую, уже
беременную, и от сего нечестивого брака родился Святополк, бывший
впоследствии убийцей братьев своих, трёх сыновей Владимировых, ибо Господь
взыскивает иногда грех отцов на детях, для страшного примера и назидания.
Не был счастливым для Владимира и брак его с Рогнедою, за которую также
сватался и Ярополк; Владимир едва не сделался жертвою мщения дочери
Рогволода.
В 980 г. вступил Владимир на престол отеческий и, ещё в цветущих летах,
явил себя не только храбрым воителем, подобно отцу своему Святославу, но и
мудрым правителем, подобно блаженной бабке своей Ольге. Немедленно отпустил
он дружину варяжскую, с помощью которой овладел Киевом, ибо варяги, по
старой памяти своих набегов, почитали себя не союзниками Владимира, но
завоевателями его области и требовали дани с киевлян. Ласковыми речами
ублажил их Владимир, пока не собрал довольно силы, чтобы противостоять им;
тогда вынудил их идти в Царьград искать себе службы у императора, которого
предварил о неспокойном духе сей дружины. Утвердив власть свою, Владимир
явил усердие своё к богам языческим, соорудил новый истукан Перуна с
сребрянною главою и поставил его близ теремного двора на холме вместе с
другими кумирами. Туда стекался народ ослеплённый, и земля осквернялась
кровью жертв; быть может, совесть тревожила князя, и сею кровью искал он
примириться с богами языческими, доколе наконец познал ту единственную,
искупительную кровь, которая могла умиротворить человека с Богом. Не только
жертвы животных, но и человеческие падали на холм Перуна; возвратясь
однажды с победою после счастливой войны, решился он однажды, по совету
бояр своих, заклать в жертву богам кого-либо из отроков или девиц киевских,
и жребий пал на юного варяга Иоанна, уже просвещённого христианством.
Напрасно старался спасти его отчаянный отец: на обоих обрушилась ярость
народная, и сын и отец пали под обломками обрушенного на них жилища; они
были первыми и последними мучениками христианскими в языческом Киеве.
Жертвуя идолам, жертвовал Владимир и страстям своим, ибо что были боги
идолослужителей, если не демоны, которые возбуждали их к удовлетворению
своих страстей? Сходно с нравами языческими, утопал князь русский в
наслаждениях чувственных и, по выражению летописца, женолюбив был, подобно
Соломону. Не довольствуясь первою супругою Рогнедою, от которой имел
четырёх сыновей: Изяслава, Мстислава, Ярослава и Всеволода, он назвал сыном
своим и Святополка, взяв за себя его мать, жену брата своего, и ещё имел
трёх законных по язычеству жён — Чехиню, от которой родился ему Вышелав, а
от двух последних произошли Святослав и Мстислав и два будущих
страстотерпца, Борис и Глеб, прославленные в Церкви Русской. Кроме этих
законных жён, ещё множество наложниц наполняли палаты его в Киеве,
Вышгороде и Берестове; казалось, если попущено было погрузиться ему в
скверны язычества, то для того только, чтобы тем поразительнее было его
обращение к свету Христову. Посреди чувственных наслаждений едва не настиг
его смертный час от руки старшей супруги Рогнеды, прозванной в летописи
Гориславою, по тем бедствиям, которые испытала она в жизни; простив ему
убийство отца и братьев, она не могла простить ему предпочтение других жён,
и однажды, когда князь посетил её уединённое жилище близ Киева, в селе
Предславине, Рогнеда решилась умертвить его во время сна. Проснулся князь и
отвёл удар; хотел он сам казнить виновную и велел ей, облекшись в брачные
одежды, ожидать смерти, но явился в храмине нечаянный ходатай, отрок, сын
её Изяслав, подал меч родителю и, наученный матерью, сказал: «Ты не один,
отец мой, сын твой здесь свидетелем!» — и выпал меч из руки гневного отца.
По совету бояр своих простил он виновную ради сына её и отдал им в удел
бывшую область Рогволода.
Славны были воинские дела Владимира ещё во дни его язычества: не напрасно
кровь варяжская текла в его жилах и горел в нём дух отца его Святослава.
Прежде всего сразился он с Мечеславом, кралем польским, который, подобно
ему, сделался просветителем своей земли; оружием отторг он у него города
Червенские, которые составили впоследствии сильное княжение Галицкое, потом
смирил отважных вятичей и радимичей, не хотевших платить ему дань, и
завоевал страну ятвягов, дикого племени латышского, обитавшего в лесах
между Литвой и Польшею, и распространил пределы свои до самого поморья
Балтийского. С запада устремился он на восток и с дружиною Новгородскою,
под начальством дяди его Добрыни, спустился по Волге в землю болгар,
обитавших на устье Камы. Устрашенные его нашествием, они просили мира и
отпустили послов со многими дарами; они же впоследстви искали привлечь
могущественного князя к лжеучению Магометову, которое сами исповедовали.
Желание познать истину уже возгорелось в душе Владимира, который с детства
ещё помнил христианские нравы и советы блаженной бабки своей Ольги, и
вместе с христианами плакал над её могилой. Если и заглушены были семена
христианства в бурном возрасте юношества, когда, обитая на севере между
языческих варягов и славян, далёк был от всего христианского, то,
возвратясь в Киев, где обрёл опять начатки веры Христовой, не мог он
остаться равнодушным к первым воспоминаниям своего детства. Как объяснить
иначе внезапную перемену его мыслей и это чудное совещание князя со своими
боярами об избрании веры истинной, которое не повторяется ни в какой
летописи! Тем искреннее рассказ сей, что в нем сохранены и все воинские
черты духа варяжского, ибо, избрав веру, Владимир пошёл не просить ее у
греков, но завоёвывать. Благодать Божия коснулась его сердца, но не вдруг,
а постепенно обновлялся в нём внутренний человек, и суровый варяг сделался
кротким христианином; оттого так прочна была эта перемена во Владимире и
такою твёрдою стопою стало Христианство в земле Русской при самом его
начале — без всякого кровопролития, только силою воли и убеждения князя,
которому привык покоряться его народ, как мудрому правителю, пекущемуся о
его благе.
Так описывает преподобный Нестор, в простодушной летописи своей,
утешительное обращение Владимира к христианству и предварительное прение о
вере в его палатах. Пришли в 986 году болгары веры Магометовой и сказали:
«Ты, князь, мудрый и смыслёный, а не ведаешь закона, уверуй в закон наш и
поклонись Магомету».— «Какая же вера ваша?» — спросил их Владимир, и они
отвечали: «Веруем Богу, а Магомет учит нас обрезанию, запрещает вкушать
свинину и вино, но по смерти обещает нам красных жён, каждому по сердцу
его, дозволяя и в здешней жизни многожёнство». Обольстительна была для
сластолюбца полная свобода страстей, но странным казалось ему обрезание и
запрещение вина; попущением Божиим действие одной страсти победило в нём
другую, для того чтобы отвлечь от обеих. «Вино есть веселие на Руси, и не
можем без него быть»,— отвечал он болгарам.
Услышав о посольстве болгар, явились и посланники от папы, из области
немецкой, которые стали обличать язычнику ничтожество его идолов и
проповедовали Бога единого. Владимир хотел знать о заповедях их веры; они
отвечали снисходительно, заповедуя пост по силе каждого, ибо кто пьёт или
ест, то всё во славу Божию, по словам апостола (1 Кор. 10, 31). Но самая
эта ослаба, которою надеялись привлечь к себе язычника, не тронула его
сердца, ибо оно требовало обличений сильных для потрясения духа и
совершенно разрешения от страстей. Просто и мудро отвечал немцам Владимир:
«Идите обратно, ибо сего отцы наши от вас не принимали».
Тогда и евреи хазарские, обитавшие в Тавриде, подвигнутые вестью о
посольстве болгар и христиан к сильному князю русскому, думали привлечь его
к своей вере. Послы их сказали ему: «Христиане веруют тому, кого мы
распяли, мы же веруем единому Богу, Авраамову, Исаакову и Иаковлеву».
Спросил и их Владимир: «Что есть закон ваш?» — и услышал отчасти то же, что
и от болгар;
| |  скачать работу |
Князь Владимир Святой |
