Лев Николаевич Толстой (жизнь, творчество)
внешней чистоты паразитического существования, которая- противопоставлена в
романе грязной, неустроенной, голодной жизни простых людей, жизни, где дети
в скуфеечках перед скорой голодной смертью старчески улыбаются...
Вдумчивый художник стремится понять и тех, кто объявил открытую войну
порочному обществу, кто идет на каторгу за свои убеждения. Автор причисляет
революционеров к разряду людей, которые «стояли нравственно выше среднего
уровня общества», называет их самыми лучшими людьми. Революционеры вызывают
у Нехлюдова сердечное расположение, а по словам Катюши, «таких чудесных
людей... она не только не знала, но и не могла себе представить». «Она
очень легко и без усилия поняла мотивы, руководившие этими людьми, и, как
человек из народа, вполне сочувствовала им. Она поняла, что люди эти шли за
народ, против господ; и то, что люди эти сами были господа и жертвовали
своими преимуществами, свободой и жизнью за народ, заставляло ее особенно
ценить этих людей и восхищаться ими».
В оценке революционеров, данной с точки зрения Катюши, нетрудно уловить и
авторское отношение к ним. Обаятельны образы Марии Павловны, Крыльцова,
Симонсона. Исключение составляет лишь Новодво-ров, претендующий на
положение руководителя, с презрением относящийся к народу и уверенный в
своей непогрешимости. Этот человек принес в революционную среду то
преклонение перед формой, перед мертвыми догматами в ущерб интересам живых
людей, которое царило в бюрократических
кругах. Но не Новодворов определяет нравственный облик революционеров.
Несмотря на глубокие идейные расхождения с ними, Толстой не мог не оценить
их нравственный подвиг.
Однако самый принцип насильственного свержения прогнившего общественного
строя Толстой по-прежнему отвергает. В «Воскресении» сказались не только
сила великого реалиста, но и трагические противоречия его страстных
исканий.
В конце романа Нехлюдов приходит к горькому выводу: «Все то страшное зло,
которое он видел и узнал за это время... все это зло... торжествовало,
царствовало, и не виделось никакой возможности не только победить его, но
даже понять, как победить его». Вывод, который неожиданно для читателя и
для самого себя находит Нехлюдов после всего им виденного и пережитого,
вытекает не из тех картин жизни, которые прошли перед его глазами. Выход
этот подсказан книгой, которая оказалась в руках Нехлюдова,— Евангелием. Он
приходит к убеждению, что «единственное и несомненное средство спасения от
того ужасного зла, от которого страдают люди,— признавать себя всегда
виноватыми перед богом и потому неспособными ни наказывать, ни исправлять
других людей». Ответ на вопрос о том, как уничтожить весь тот ужас, который
видел Нехлюдов, оказывается простым: «Прощать цсегда, всех, бесконечное
число раз прощать, потому что нет таких людей, которые бы сами не были
виновны...»
Кого прощать? Барона Кригсмута? Разве жертвы так же виноваты, как и палачи?
И разве смирение когда-нибудь спасало угнетенных?
«Заставить весь мир прислушаться!» Отвергая революционные методы борьбы,
Толстой продолжает бороться словом. Он поднимает голос в защиту народа,
когда после революции 1905 года крестьянские бунты завершаются массовыми
казнями и кровавыми расправами. Он клеймит позором палачей-карателей в
своей знаменитой статье «Не могу молчать» (1908), где называет участников
освободительного движения «лучшим сословием русского народа».
В сознании Толстого идет напряженное осмысление событий первой русской
революции. В 1907—1909 годах он задумывает и начинает несколько
произведений о революционерах. В рассказе «Кто убийцы? Павел Кудряш» (он
остался незавершенным) рас-крывается история духовного становления
крестьянского парня — умного, талантливого, работящего. Павел идет в город,
поступает на фабрику, пытливо думает над причинами народных бедствий,
становится членом «союза рабочих». С глубокой симпатией набросаны в
рассказе образы и других революционеров — товарищей Павла. В одном из этих
образов — профессионального революционера Антипатрова можно заметить черты
сходства с Чернышевским и его героями — Лопуховым, Рахметовым. Не меняя
своих взглядов на революционный путь общественного переустройства, Толстой
все с большим пониманием и сочувствием думает и1 пишет о героях-
революционерах, ему близки их ненависть к царизму, их самоотверженное
стремление к освобождению народа. Толстой готов разделить участь тех
революционеров, с которыми расправляются царские палачи, готов к тому,
чтобы затянули и на его «старом горле намыленную веревку».
Великий художник продолжает жить «вечно в тревоге и волнении». Дать благо
людям, избавить их от страданий — вот что, по словам Толстого, ведет
писателя, мыслителя и держит его в постоянном напряжении: как бы успеть
сделать это, ведь может помешать смерть... И он спешит. Вместе с
художественными произведениями, свидетельствующими о все растущей
обличительной силе толстовского гения («После бала», 1903, «Хаджи Мурат»,
1896—1905 и др.), появляются десятки статей, которые наносят удары по
самодержавию, церкви, полицейскому произволу, разоблачают лицемерие и
разврат господствующих классов.
Реакционеры с бессильной яростью следили за деятельностью Толстого: они не
могли заставить его молчать. Новые произведения великого писателя
запрещались. Святейший синод отлучил Толстого от церкви, и ежегодно попы в
церквах предавали его анафеме ' в одном ряду с «бунтовщиками Стенькой
Разиным и Емелькой Пугачевым».
Толстой со спокойным презрением относился к правительственным и церковным
гонениям, к нападкам продажной печати. Журналист А. С. Суворин писал в
дневнике: «Два царя у нас: Николай II и Лев Толстой. Кто из них сильнее?
Николай II ничего не может сделать с Толстым, не может поколебать его трон,
тогда как Толстой, несомненно, колеблет трон Николая...»
К Толстому, как к художнику, мыслителю, педагогу, общественному деятелю,
тянутся прогрессивные люди России и многих стран мира. Ясная Поляна и
московский дом Толстого становятся центрами, куда бесконечным потоком идут
люди разных социальных слоев, разных возрастов, разных профессий. В беседе
с великим человеком они надеются разрешить мучающие их вопросы: как надо
жить? Как избавиться от тяжких сомнений? Где искать правду? Чем помочь
страдающему человеку?
Кто только не побывал в доме Толстого! Среди его посетителей наряду с
множеством его безвестных гостей мы встретим имена Тургенева, Чехова,
Короленко, Горького, Стасова, Репина, Шаляпина и многих, многих других.
Крупнейшие художники Запада — Флобер, Золя, Мопассан, Голсуорси, Шоу —
относились к Толстому с любовью и восхищением. Американский писатель Теодор
Драйзер говорил, что именно произведения Толстого помогли ему найти свое
призвание: «Как чудесно было бы стать писателем. Если бы можно было писать,
как Толстой, и заставить весь мир прислушаться!» Это сказано очень точно:
мир ждал каждого нового слова гениального русского писателя как слова
правды, отвечающего на самые важные вопросы современности. «Нам было
слишком мало восхищаться творчеством Толстого,— говорил великий писатель
Франции Ромен Роллан,— мы жили им, оно было наше. Наше — своей жгучей
жизненностью, своей юностью сердца...»
Росла известность писателя и среди новых, все более широких читательских
кругов — среди трудового народа. «Мы, люди тяжелого труда и тяжелой доли,
сыновья одной с Вами несчаст-ной родной матери, шлем Вам привет, чтя в лице
Вашем национального гения, великого художника, славного и неутомимого
искателя истины»,— писали Толстому в день его восьмидесятилетия
петербургские рабочие.
К концу жизни все мучительнее становился для писателя разлад в его душе:
порвав со взглядами привилегированных классов, он продолжал жить в
обстановке барского дома, помещичьей усадьбы, семья его владела землей. Сам
Толстой отказался от прав на имение, отказался и от собственности на свои
произведения. Но сознание даже относительного благополучия среди
беспросветной народной нищеты было для него нестерпимым. Придя из соседней
деревни, где снова, в тысячный раз, видел он человеческое горе — до
изнеможения работающего восьмидесятилетнего старика, крестьянку, у которой
замерз муж, умирает от голода ребенок, Толстой пишет: «Кричу от боли» — и
просит смерти. «Запутался, завяз, ненавижу себя и свою жизнь».
Не раз еще в 80-е годы Толстой порывался уйти из дому, но жалел жену и
детей. 28 октября 1910 года восьмидесятидвухлетний писатель все-таки нашел
в себе силы покинуть Ясную Поляну. Он надеялся пожить в естественной
трудовой обстановке, обрести духовную опору и, может быть, перед концом
глубже понять себя и мир. В прощальном письме Толстой обращался к жене:
«...пойми и поверь, что я не мог поступить иначе... Благодарю тебя за твою
честную 48-летнюю жизнь со мной и прошу простить меня во всем, чем я был
виноват перед тобой».
В дороге Толстой заболеле воспалением легких. Пришлось остановиться на
станции Астапово Рязанской железной дороги (ныне — станция «Лев Толстой»).
В течение недели это глухое местечко было поистине центром духовных
интересов мира. Там, в доме начальника станции, умирал Толстой. Миллионы
людей свои помыслы и надежды сосредоточили на том, чтобы продлилась его
жизнь. А царское правительство в это время срочно перебрасывало в Астапово
жандармов и войска. Среди бюллетеней о состоянии здоровья Толстого,
тревожных запросов со всех концов Земли железнодорожный телеграф передавал
и такие распоряжения: «Прибыть в Астапово с оружием и патронами...»
7 ноября 1910 года Толстой умер.
8 статье «Начало дем
| |  скачать работу |
Лев Николаевич Толстой (жизнь, творчество) |
