М.А. Суслов - политический портрет
и Мазуров сняли свои возражения.
Шелепин еще продолжал по ряду вопросов выступать против Брежнева, пытаясь
усилить собственное влияние в руководстве. В результате он был вначале
перемещен на руководство профсоюзами, а затем и вовсе удален из Политбюро.
Суслов, сохранив определенную самостоятельность, перестал критиковать
Брежнева. Он удовлетворился вторым местом в партийной иерархии и ролью
«главного идеолога».
Вся идеологическая жизнь в нашей стране в 70-е годы контролировалась
Сусловым и его аппаратом. Конечно, при желании можно отметить некоторые
успехи в разных областях науки и культуры в 70-е год. Но в целом здесь
наблюдался не столько прогресс, сколько регресс, и этим мы во многом
обязаны руководству Суслова. 60-е годы были временем многих перспективных
начинаний в культуре, искусстве, общественных науках. Однако большинство из
них не получило развития, они стали затухать уже к концу десятилетия и
почти заглохли, в 70-е годы. Для интеллигенции, для всех тех, кто создает
культуру страны, это было плохое Десятилетие. Никакого собственного вклада
ни в теорию, ни в идеологию партии не внес и сам Суслов, его творческий
потенциал оказался поразительно ничтожным.
Можно вспомнить, пожалуй, лишь тот факт, что именно Суслов в одной из
своих речей первым употребил понятие «реальный социализм», которое может
быть образцом уклончивости и неопределенности в теории. В отличие от
термина «развитой социализм» понятие «реальный социализм» иногда
употребляется и в настоящее время, но каждый вкладывает в него то
содержание, какое считает нужным.
Суслову не нравилось все, что как-то поднималось над общим средним
уровнем. Известно, например, что ему пришелся очень не по душе роман Вс.
Кочетова «Чего же ты хочешь?». Слишком откровенный сталинизм Кочетова
шокировал Суслова. Но его крайне раздражали и песни В. Высоцкого, пьесы
Театра на Таганке. Суслов долго не разрешал к прокату фильмы «Гараж» Э.
Рязанова н «Калина красная» В. Шукшина. . Неизвестно, по каким соображениям
Суслов долго препятствовал выходу на экран и фильма Рязанова «Человек
ниоткуда». Говорили, что ему просто не понравилось название картины, а
чиновники из кинопроката не хотели раздражать «главного идеолога». Суслов
мешал публикации воспоминании не только Жукова, но и Микояна. Но он же явно
не одобрял и набирающее силу в конце 60-х годов русское «почвенничество»,
выразителем илей которого стали некоторые публикации, в частности в журнале
«Молодая гвардия». Однако и большая статья одного из ответственных
работников аппарата ЦК КПСС А. Н. Яковлева «Против антиисторизма.»,
опубликованная 15 ноября 1972 года в «Литературной газете» и критиковавшая
различного рода проявления «социальной патрнархальщины» и национализма,
также не понравилась Суслову определенностью и самостоятельностью суждений.
Хорошо зная практику, при которой для ответственных работников статьи и
речи составляются сотрудниками «менее ответственными», Суслов попросил
своего помощника узнать, кто написал для Яковлева нашумевшую статью.
Помощник вскоре доложил, что статью написал сам Яковлев. «Что он, Ленин,
что ли»,— с раздражением заметил Суслов.
Все основные решения о «диссидентах» — от выдворения А. И. Солженицына,
ссылки А. Д. Сахарова до ареста активистов «хельсинкских групп»
—принимались при учахтии Суслова.
У него в эти годы сложились хорошие отношения с художником Глазуновым.
Глазунов, долгое время считавшийся чуть ли не опальным художником, получил
разрешение устроить огромную персональную выставку в Манеже, что очень
высокая честь. Глазунов написал портрет Суслова, который тому весьма
понравился. По это вовсе не означало поддержку Сусловым русофилов. Именно
он еще в 1970 году организовал специальное заседание Политбюро, которое
осудило линию публика-
ций журнала «Молодая гвардия» и приняло решение о замене его редакционной
коллегии.
Бесспорно, Суслов был очень опытным аппаратчиком, он умело
ориентировался в коридорах власти, у него были крайне важные связи в
военных кругах и в КГБ. Он постоянно поддерживал дружеские отношения с
некоторыми известными, но далеко не лучшими представителями творческой
интеллигенции.
Бурные события в Польше потребовали с августа 1980 года пристального
внимания Суслова и вызвали у него большую тревогу. Весной 1981 года он
предпринял поездку в Польшу, чтобы отговорить польский ЦК от проведения
чрезвычайного съезда партии путем прямых выборов делегатов съезда. Но
Суслов смог добиться лишь некоторой отсрочки в проведении съезда. По его
инициативе было составлено письмо ЦК КПСС руководителям Польской
объединенной рабочей партии. Под его руководством проводилась осторожная,
но настойчивая борьба с так называемым «еврокоммунизмом».
В начале января 1982 года у Суслова было особенно много неотложных и
важных дел. Военное положение в Польше, острая дискуссия по этому поводу с
Итальянской коммунистической партией. Продолжавшийся спор МХАТа с
Институтом марксизма-ленинизма по поводу постановки в театре пьесы М.
Шатрова «Так победим!»— о последних годах жизни Ленина. В этой полемике за
решением Секретариата ЦК о запрещении спектакля стояло «авторитетное
мнение» Суслова. В духе времени М. Шатров опасался последующих оргвыводов —
лишения партбилета. Чтобы спасти спектакль, Шатров и главный режиссер МХАТа
О. Ефремов решили обратиться в Политбюро к Черненко, так как Брежнев болел
и уже плохо ориентировался в реальной жизни. Для Черненко неожиданно
оказалось выгодным защитить пьесу и театр. Авторам была предоставлена
возможность «улучшить свое произведение».
Кроме того, Суслову пришлось заниматься и несколькими делами о
хищениях и коррупции, в которых оказались замешаны некоторые ответственные
работники и люди с достаточно громкими фамилиями.
Суслов держался всегда дружелюбно со всеми, даже с незначительными
работниками своего аппарата и посетителями он неизменно здоровался за руку.
В личной жизни был аскетичен, не стремился к постройке роскошных дач, не
устраивал богатых приемов, не злоупотреблял спиртными напитками. Суслов не
особенно заботился и о карьере своих детей. Его дочь Майя и сын Револий не
занимали видных постов. Суслов не имел научных степеней и званий и не
стремился к ним, как это делали Ильичев, получивший звание академика, или
Трапезников, который после нескольких провалов стал все же членом-
корреспондентом Академии наук СССР. Напротив, именно Суслов провел через ЦК
решение, которое запрещало работникам, занимающим видные посты в аппарате
партии, домогаться каких-либо академических званий. Все это, несомненно,
похвальные качества для идеологического руководителя. Можно предположить,
что Суслов хорошо знал теорию марксизма-ленинизма, то есть классические
тексты. Вероятно, этого хватило бы для хорошего преподавания общественных
дисциплин, но было совершенно недостаточно для главного идеолога партии.
Хотя Суслова именовали в некрологе «крупным теоретиком партии», на
самом деле он не внес в партийную теорию ничего нового, не сказал здесь ни
одного оригинального слова. За свою 35-летнюю деятельность на ответственных
постах в ЦК Суслов не написал ни одной книги, и все его «сочинения»
уместились в трех не слишком больших томах. Но что это за сочинения? Читать
их подряд невыносимо скучно, в его речах и статьях постоянно повторяются
одни и те же выражения и идеологические штампы. Суслов как будто
сознательно избегает ярких мыслей и сравнений, он не употребляет шуток, и
его речи почти никогда не сопровождаются ремарками («смех», «громкий смех»,
«движение в зале» и т. п.). Да и что мы найдем в собрании его сочинений из
трех томов, изданных в 1982 году?
Его речи как секретаря Ростовского обкома и Ставропольского крайкома —
это обычные выступления рядового партработника: о воспитании молодежи
комсомолом, о долге народного учителя нести в народ свет знаний, о важности
своевременной и хорошей обработки земли, о необходимости добровольно
работать для фронта и храбро сражаться против фашистов.
Сделавшись ответственным работником ЦК КПСС, Суслов не сказал ничего
глубокого и значительного. Добрых два десятка речей были произнесены им при
вручении орденов Саратовской, Черновицкой, Павлодарской, Ульяновской,
Ленинградской, Тамбовской областям, городам Одессе, Брянску, Ставрополю и
другим. Подобные речи обычно готовятся для оратора сотрудниками аппарата ЦК
и соответствующего обкома. Множество таких же заранее подготовленных
аппаратчиками речей Суслов произнес на съездах зарубежных компартий:
французской, итальянской, вьетнамской, индийской, монгольской, болгарской и
других. Не отличались оригинальностью и его традиционные речи перед
избирателями различных округов, от которых он баллотировался в Верховный
Совет СССР и РСФСР.
Большое место в «творческом наследии» Суслова занимают юбилейные
доклады и речи— в годовщины смерти или рождения Ленина, в годовщины
Октябрьской революции, к 70-летию II съезда РСДРП и 40-летию VII конгресса
Коминтерна, к 150-летию со дня рождения Карла Маркса. Если основную речь к
тому или иному юбилею произносил Брежнев, то Суслов публиковал по этому
поводу статью в журнале «Коммунист». Не слишком интересны и доклады,
которые он делал регулярно на Всесоюзных совещания идеологических
работников или преподавателей общественных дисциплин. Как правило, он
всегда обходил наиболее острые и злободневные вопросы. К тому же, готовя
свои выступления для публикации в сборниках, Суслов их тщательно
редактировал. Он полностью убирал как восхваления, так и порицания Сталина
| |  скачать работу |
М.А. Суслов - политический портрет |
