Махатма Ганди
истины после
прочтения "Рамаяны", а впервые понял, что для достижения этой Истины
необходимо бескорыстное действие и страдание, - после прочтения
"Бхагаватгиты".
Как и многие другие индийские мыслители и политические деятели (в том
числе и Джавахарлал Неру), Ганди видел в"Бхагаватгите" духовную основу
своей жизни. "Чем больше я изучаю Гиту, тем больше я убеждаюсь в ее
уникальности. Для меня это духовный словарь. Когда я сомневаюсь, должен
или не должен я что-либо делать, я обращаюсь к ней, и до сих пор она
никогда не разочаровывала меня", - писал он. Он не прекращал ее изучения
всю свою жизнь и пришел к выводу, что именно в ней заложены основы
ненасилия.
Из всех священных текстов, формировавших личность Ганди и его учение,
"Бхагаватгита" была основной. Однако он нередко обращался и к священным
книгам других религий. Большую роль сыграло в становлении его личности
учение джайнов, Будды, причем Ганди никогда, по его собственным словам,
"не рассматривал джайнизм и буддизм отдельно от индуизма".
Несомненное влияние оказала на него Библия. Ганди не раз говорил о
сходстве многих духовных принципов Бхагаватгиты и Библии. Так, обращаясь
к библейским изречениям "помоги моему неверию" и "если сколько-нибудь
можешь веровать - все возможно верующему" и отмечая мудрость их
внутреннего смысла, Ганди добавляет: "в Гите имеется много аналогичных
высказываний".
Обращая внимание на то, что между Ветхим и Новым заветом имеются
фундаментальные различия, он подчеркивал, что "хотя Ветхий завет содержит
много глубоких истин, я не могу относиться к нему с тем же почтением, как
к Новому завету. Я рассматриваю Новый завет как развитие учения Ветхого
завета и в то же время в известном смысле как его отрицание".
Был Ганди знаком и с Кораном. "У меня никогда не было сомнения в том,
чтобы рассматривать Коран как откровение, не было у меня таких сомнений
ни в отношении Библии, ни в отношении Зенд Авесты, ни в отношении Грант
Сахеба, ни в отношении какого-либо другого подлинного писания, - замечал
он. - Откровение не является исключительной собственностью какой-либо
одной нации или племени". Определяющим для его мировоззрения было
убеждение в том, что каждая из священных книг была "наилучшей для своего
места и своей страны".
Религиозные тексты играли огромную роль в формировании духовности
Ганди. В самых различных жизненных ситуациях, на разных этапах своей
деятельности он всегда обращался прежде всего к священным источникам. Что
касается индийских проповедников и реформаторов XVII-XIX вв., таких, как
Нанак, Кабир, Рамакришна, то многие их откровения Ганди ставил наравне с
древними священными текстами. К взглядам же современных ему религиозных
деятелей, интерпретаторов и популяризаторов религиозных текстов Ганди
относился весьма сдержанно и нередко отмечал склонность многих из них к
догматизму и схематизму. Не случайно он писал, что "находится в поисках
гуру" (учителя), но никого не может из современников "назвать своим гуру
в религиозных исканиях".
Однако троих своих современников он выделяет как особенно близких ему
духовно и нередко называет своими учителями. Один из них был его
соотечественником, как и он, гуджаратцем, другой - россиянином, третий -
представителем западной культуры. "Три современника оказали реальное
влияние на мою жизнь: Райчандбхай - непосредственным общением со мной,
Толстой - своей книгой "Царство божие внутри нас" и Раскин - книгой "У
последней черты", - писал Ганди.
Раджачандра Равджибхаи, или, как, называл его Ганди, Райчандбхай
(1868- 1901) был известным поэтом-мистиком. В то же время он принадлежал
к гуджаратским деловым кругам. Однако Ганди привлекала не деловая
активность и даже не поэтическое творчество Райчандбхаи, а "его глубокое
знание Священного писания, безупречность характера и горячее стремление к
самопознанию". Ганди называл его "подлинным искателем истины", что было в
его устах самой высокой похвалой. По словам Ганди, именно Райчандбхаи
позволил ему понять истинную сущность индуизма; помог ему осознать, что
человек не может быть свободен, не
освободив себя от привязанностей к земным благам и не овладев искусством
самоконтроля. Под его влиянием Ганди пришел к выводу, что "человек,
полностью преданный своей дхарме и совершенно свободный от
привязанностей (к земным благам), лучше всего может сосредоточить все
свои усилия на деле, которому он в данный момент служит".
О влиянии Л.Н.Толстого на Ганди неоднократно писалось в литературе.
Утверждалось даже, что идею ненасилия Ганди заимствовал у Л.Н.Толстого.
Разумеется, это не так. Сам Ганди писал: "Толстой укрепил мою любовь к
ненасилию". Тем не менее в становлении Махатмы Толстой действительно
занимает особое место.
В книге "Сатьяграха в Южной Азии" и в автобиографии Ганди подробно
описал события, благодаря которым завязалась его переписка с великим
русским мыслителем. По его словам, он знал об учении Толстого о ненасилии
задолго до начала этой переписки и воспринял многие его идеи. Решающим
было влияние книги Толстого "Царство божие внутри нас". "Перед
независимым мышлением, глубокой нравственностью и правдивостью этой
книги, казалось, потускнели все другие", - вспоминал Ганди.В первом
письме Толстому (1 октября 1909 г.), обращая его внимание на тяжелое
положение индийцев в Южной Африке и на свое стремление добиться отмены
несправедливых законов, Ганди писал: "Борьба еще продолжается и
неизвестно, когда закончится, но она показала, по крайней мере некоторым
из нас, что ненасильственное сопротивление может и должно победить там,
где грубое насилие бессильно". В этом письме Ганди попросил у Толстого
разрешения распространить среди индийцев в Южной Африке его нашумевшее в
то время "Письмо к индусу".
Толстой, который до этого письма Ганди ничего не слышал о нем, сразу
почувствовал в нем своего единомышленника. Переписка их не прекращалась
до дня смерти великого русского писателя. Ганди посылает Толстому свое
предисловие к его "Письму к индусу" и книгу "Самоуправление Индии".
Толстой высоко отозвался об этой книге, назвал Ганди "индусским
мыслителем" и "борцом против английского господства", а в письме к В.Г.
Черткову (22 апреля 1910 г.) писал: "Очень он близкий нам, мне человек".
Сам же Ганди на протяжении всей жизни считал себя единомышленником
Толстого. Об этом говорится в беседах Ганди с его первым биографом
Джозефом И. Доком, в его предисловии к "Письму к индусу" Толстого, в его
автобиографии, в письмах и выступлениях. В список книг, которые Ганди
рекомендовал читать юношеству, он включил трактаты Толстого: "Так что же
нам делать", "Что такое искусство" и "Царство божие внутри нас". В 1921
г. на вопрос одного из корреспондентов о его отношении к графу Толстому
Ганди на страницах своего еженедельника "Янг Индиа" ответил: "Отношение
преданного почитателя, который многим обязан ему в жизни". На закате
жизни, в 1942 г., Ганди вновь публично подтвердил: "Россия дала мне в
лице Толстого учителя, который представил рациональную основу моего
ненасилия".
В то же время Ганди не раз обращал внимание на то, что он разделяет
далеко не все идеи Толстого. Главное, по его словам, заключалось не в
том, что великий русский писатель научил его чему-то принципиально
новому, а в том, что он укрепил его собственную веру в силу добра в
борьбе со злом. В предисловии к публикации перевода "Письма к индусу"
Толстого Ганди писал: "Не обязательно принимать все, что говорит Толстой
- некоторые из его
положений сформулированы недостаточно точно. Но надо ясно представить
себе основную, главную истину, на которой зиждится его обвинение
современной системы. Истина эта заключается в том, чтобы понять и
положить в основу своих действий непреодолимую власть души над телом,
неотразимую власть любви, которая является свойством души, над грубой
силой, порождаемой в нас возбуждением дурных страстей. В том, что
проповедует Толстой, нет
ничего нового. Но его трактовка старой истины свежа и действенна. Его
логика неопровержима. И, самое главное, он пытается осуществить в жизни
то, что он проповедует. Он проповедует, чтобы убедить".
Ганди привлекало то, что Толстой пропагандирует истины ненасилия,
трудовой жизни, самоконтроля, созвучные основным принципам индуизма -
ахимса (непричинение зла живущим), яджна (работа во имя хлеба насущного)
и йога (управление своей душой и своим телом), и то, что Толстой
связывает постижение этих истин с таким понятием, как совесть. В
индийских языках нет слова, идентичного слову "совесть", но, подчеркивал
Ганди, призывы
Толстого прислушиваться к голосу совести созвучны изречениям
древнеиндийских текстов о необходимости "иметь внутренний слух, чтобы
слушать, внутренний голос и внутреннее зрение и воспитывать в себе
самоконтроль, чтобы иметь все это" [30].
Если Райчандбхаи помог Ганди прийти к сыгравшему такую большую роль в
его жизни выводу о том, что принципы индуизма укрепляют позиции человека
в жизни и в борьбе за свои права, то Лев Толстой убедил его в том, что
эти принципы имеют общечеловеческое звучание.
Что касается Д.Раскина, то социально-политические утопические идеи
этого английского публициста и теоретика искусства были в первое
десятилетие XX в. созвучны многим идеям Толстого и Ганди. Книга Раскина
"У последней черты", которую Ганди перевел на гуджарати, помогла ему
сформулировать принципы всеобщего блага - сарводайя - и необходимости для
каждого человека зарабатывать себе на жизнь трудом, и прежде всего трудом
физическим. В "А
| |  скачать работу |
Махатма Ганди |
