Николай Рубцов
нутренней организации поэтической речи особенно привлекает Рубцова
аллитерация. Один из разделов сборника он так и озаглавил – «звукописные
миниатюры».
Наиболее характерно в попытках «звукописать» стихотворение «Левитан»,
созданное по мотивам картины «Вечерний звон». В нем Рубцов стремится
воплотить в слове перезвон соборных колоколов и одновременно звоны знойных
летних полей.
Звон заокольный и окольный,
У окон, около колонны.
Звон колоколен колокольный
И колокольчиковый звон.
Поэт здесь явно погрешил противу чувства меры и в книжных изданиях
смел излишние созвучия и в этой строфе стихотворения, и в последней.
Избыточность не очень благозвучных аллитераций налицо и в стихотворениях
«на перевозе», «маленькие Лилии» - они при жизни Рубцова в печати не
появились.
Для поэта самой главной задачей была передача мысли, взволновавшей
его, живое чувство в его непосредственности. Поиск своеобразных поэтических
решений мы найдем едва ли не в каждом из стихотворений ленинградского
периода в многочисленных вариантах некоторых стихов на самые разные темы.
Неустанный в поисках поэтической выразительности, Николай Рубцов много
читает, сопоставляет размышления о современной поэзии. Поэзия занимает его,
прежде всего, как явление. Уже родилось стихотворение «Брал человек
холодный мертвый камень…» с его пафосом творческого счастья,
всепоглощающего труда в имя поэзии.
В иносказательной форме отношение Николая Рубцова к современной поэзии
отражает «сказка-сказочка» (1960), в которой он как реальность развивает
«мистический» сюжет. В комнату поэта влетел «какой-то бес» и повел себя по
хулигански. Напрасно хозяин уговаривает его вести себя пристойно. Нет, бес
и не думает слушать – он бьет бутылки в углу, хватает гармонь, наконец
начинает книги швырять из дверей…
Поверить в реальность происходящего должна заставить интонация
увещевания, настойчивая и по разговорчивому точная:
Я говорю ему: - не бей!
Не бей бутылки на полу!..
Я говорю ему: - не тронь,
Не тронь гармошку! – говорю.
Это психологически точно передает состояние лирического героя, его
мироощущение и готовит восприятие концовки. Взлетев на книжную полку,
Уткнулся бес в какой-то бред
И вдруг завыл: - О божья мать!
Я вижу лишь лицо газет,
А лиц поэтов не видать…
И начал книги из дверей
Швырять в сугробы декабрю.
… Он обнаглел, он озверел!
Я… ничего ни говорю.
Герой не молчал, пока поступки противоречили здравому смыслу. А в этом
последнем случае и сказать нечего: стихотворные штампы, безликость поэзии
не могут вызвать сочувствия…
Подобные стихотворения единичны в творчестве Рубцова.
Он не стремится без конца использовать один и тот же прием.
Эксперимент есть эксперимент, и утверждать его в качестве поэтической
системы нет абсолютно никакой необходимости.
Конечно, молодой поэт понимал, что ходить в поэзии проторенными путями
– занятие малопочтенное. Он ищет снова и снова, отбрасывая и варьируя так
или иначе другое. И постепенно очерчивается круг интересов поэта,
содержательной осмысленности. Начинает складываться собственный поэтический
мир Рубцова в его органичной многомерности и полнозвучии.
Стихи, написанные Н. Рубцовым в Ленинграде, вбирают в себя полученные
им прежде жизненные впечатления. Поэт вспоминает о своих флотских годах, и
прежде всего – о работе на рыболовецком траулере. Исчезла скованность, и
теперь он гораздо разнообразнее, чем раньше, в выборе тем, в изображаемых
картинах и настроениях.
Пишет много стихотворений о морских далях, на морские пейзажи у
Николая Рубцова в чистом, так сказать, виде не часты, но в них открывается
неравнодушная, взволнованная натура поэта. Таково “Утро на море”, впервые
опубликованные в коллективном сборником “Первая глава”, - это
романтизированный пейзаж, от экзотики в котором позже поэт отказался:
В ущельях Муста Тунтури,
Как пена, белый пар клубится.
Так было в первом варианте, а в окончательном:
Как хорошо! Ты посмотри!
В ущельях белый пар клубится…
Восклицания характерны для стихотворений Рубцова, но свое настроение
он пытается подкрепить изобразительностью. При этом поэт использует и
краски, и движения света (птицы ”на крыльях носят свет зари”, горизонт
сверкает “калейдоскопом брызг и света”, волны “играют в отблесках зари”).
Игра света в природе и светлое, жизненное настроение, которое
определяет звучание этого стихотворения, как бы выражают единство природы и
человека, устремившего свой взгляд далеко за горизонт. Поэтика восприятия и
отображения пейзажа уже предвосхищает зрелую лирику Рубцова.
В более раннее время в стихах конечно же ощутимы есенинские нотки.
Рубцов пока только пытается уловить свою, незаемную интонацию. И шаг к
поэтическому преображению пережитого он делает. Так в произведениях высокие
чувства сосуществуют со своего рода «мелочностью» чувств. Не всегда еще
бытовое осмысливает он на уровне поэтического. Рубцов не всегда умеет
приметы жизни преобразовать в подлинно лирическое явление. Для этого в ту
пору у молодого поэта, наверное, просто не хватало чувства меры, которое
приходит с жизненным и творческим опытом. А опыт дело наживное…
В словах экспрессивно сниженных припоминает Рубцов свое прощание с
любимой в «Повести о первой любви»:
Любимая чуть не убилась, -
Ой, мама родная земля! –
Рыдая, о грудь мою билась,
Как море о грудь корабля.
Столь же привычны, общеупотребительны и ее клятвы, прозвучавшие в ту
минуту: «Я жду вас вечно», «Я вас люблю»… И сейчас лирический герой
стихотворения готов умилиться: «Люблю Вас! какие звуки!» Однако, умудренный
опытом, знает уже, что «звуки ни то ни се»: ведь было же ее письмо,
положившее конец любви, которая и теперь еще мучает его, -
… в холодные ночи
Печальней видений других –
Глаза ее, близкие очень,
И море, отнявшее их…
Печаль этих строк светла, и в ней – чувства героя, сумевшего подняться
над банальностью обычнейшей житейской мелодрамы.
Но не только страдания неудачной любви переживал Николай Рубцов в его
юношескую пору. Рано задумался он и над «вечными» вопросами бытия. И здесь
надо сказать о его «Элении» («Стукнул по карману – не звенит…») посвященная
«брату Алику», она помечена поэтом в сборнике «Волны и скалы» датой «март
1962 года» и адресом – «Ленинград». Однако нет оснований не доверять
Валентину Сафонову, который ссылается на ее существование уже в 1957г., на
флоте. Скорее всего это стихотворение написано в пору отпуска в Приютине,
поскольку близко стихам того времени не только по отраженным в нем внешним
обстоятельствам, но и по настроению.
Нет в «Элении» душевного порыва – боль затаена и материальные
затруднения молодого человека видятся сквозь улыбку. Ну, подумаешь, не
слыхать звона монет в кармане! Зато живется спокойнее, и «в безоблачный
зенит полетели мысли отдыхать».
Потом Рубцов внес изменения в эти строки, видимо не к месту игривые. И
они зазвучали иначе: «В тихий свой, таинственный зенит полетели мысли
отдыхать». А в концовке появилась вариация первой строфы, вполне отвечающая
житейскими обстоятельствами, сложившимися у поэта в Москве, но тоже полная
легкой иронии: «Если только буду знаменит, то поеду в Ялту отдыхать…» (не
зря поэт иронизировал: вот и не удалось…)
Но не только «таинственный зенит» привлекает мысли поэта. Он
размышляет и над соотношением бытия и быта – соотношением, проявляющимся в
каждодневном, сиюминутном. Многое здесь беспокоило Рубцова, мучило его,
вызывало тревогу, и пишет он об этом обнажено резко, даже преувеличено, с
долей гиперболизации. Так проявились стихотворения, сложившиеся потом в
сборнике «Волны и скалы» в цикл «Ах, что я делаю?»
Вот как сам поэт комментирует эти стихотворения в авторском
предисловии к «Волнам и скалам»: «Кое-что в сборнике (например, некоторые
стихи из цикла «Ах, что я делаю?») слишком субъективно. Это «кое-что»
интересно только для меня, как память о том, что у меня в жизни было. Это –
стихи момента». Самооценка здесь очень верна и определена.
Стихотворения, вошедшие в цикл «Ах, что я делаю?», - откровенно
субъективистические, в них молодой поэт всецело подчиняется своим
настроениям, чаще всего невеселым, отчаянным, злым. Эти стихотворения
отмечены в той или иной мере и грустной озабоченностью происходящим, и в то
же время по-мальчишески дерзким вызовом общепринятым нормам житейского
поведения. Вот, к примеру, стихотворение «Праздник в поселке», написанное в
декабре 1959г. Атмосфера хмельного разгула передается в нем в эмоционально-
оценочных восклицаниях («Сколько водки выпито! Сколько стекол выбито!…»).
Но это отнюдь не праздная констатация,
| |  скачать работу |
Николай Рубцов |
