По статье Писарева Лирика Тютчева
тя нам почти всегда
известны имена вдохновителей поэта.
Так, мы знаем, что на заре своей молодости Тютчев любил “младую фею”
Амалию Лерхенфельд (в замужестве баронессу Крюденер). Впоследствии, после
многолетней разлуки, он вновь встретился с ней, когда ему было уже
шестьдесят семь лет, а ей шестьдесят два года. Неожиданная встреча
заставила поэта на мгновение с прежней силой пережить дремавшее в его душе
чувство, и воспоминанием об этом явилось одно из задушевнейших тютчевских
стихотворений “Я встретил Вас и все былое ...”. Знаем мы также, что
восьмистишие “Еще томлюсь тоской желаний ...” посвященной памяти первой
жены поэта, а стихотворение “1-е декабря 1837” - Эрнестине Дерн Берг,
позднее ставшей его второй женой. Знаем мы и то, что на склоне лет Тютчев
испытал, быть может, самое большое в своей жизни чувство - любовь к Е. А.
Денисьевой. Именно с этой “последней любовью ...”, “Не говори: меня он, как
и прежде любит ...”, “Весь день она лежала в забытьи ...”, “Утихла бриза
... легче дышит ...”, “На кануне годовщины четвертого августа 1864 г.” и
др. Взятые вместе, все эти стихотворения образуют так называемый
“денисьевский цикл”, по всей проникновенности и трагической силе в передаче
сложной и тонкой гаммы чувств не имеющей равного не только в русской, но и
в мировой любовной лирике. Читая эти стихи, нам совершенно не обязательно
помнить, при каких конкретно биографических обстоятельствах они
создавались. Лучшие образцы любовной лирики Тютчева тем и замечательны, что
в них личное, индивидуальное, пережитое самим поэтом, поднята до значения
общечеловеческого.
Тютчев писал о природе, писал о любви. Это и давало внешнее основание
относить его к жрецам “чистой поэзии”. Но не даром революционные демократы
Чернышевский и Добролюбов, борясь с теорией и практикой “чистого
искусства”, не находили его выражения в лирике Тютчева. Мало того,
Добролюбов ценил в творчестве поэта “знойную страстность”, “суровую
энергию" и “глубокую душу, возбуждаемую не одними стихийными явлениями, но
и вопросами нравственными, интересами общественной жизни”. Политических
стихов Тютчева тогда еще напечатано было не много, да и не мог Добролюбов
сочувствовать заключенной в них славянофильской пропаганде. Зато известно,
что в одной из своих статей Добролюбов полностью привел стихотворение
“Русской женщине”, увидев в нем правдивое отображение русской
крепостнической жизнедеятельности. Но, по всей вероятности, снова критика
об отзвуке общественных интересов в лирике Тютчева допускают более широкое
толкование. Дыхание времени, исторической эпохи, в которую жил Тютчев,
ощущается даже в стихотворениях, далеких от прямой общественной и
политической тематики.
Тютчев был современником многих больших воин и социалистических
потрясений. Он помнил Наполионское нашествие. Он утверждал, что с 1830 г.
Европа вступила в новую “революционную эру” своего существования. Как
человек острого ума и широкого кругозора, он пытался осмыслить историческое
значение “землетрясения”1848 г. с болью и тревогой следил он за ходом
Крымской войны и восхищался героизмом севастопольцев. Он умер в 1873 г.,
пережив франко-прусскую войну, и Парижскую коммуну.
Поэзия Тютчева - это своеобразная лирическая исповедь человека,
посетившего “сей мир в его минуты раковые”, в эпоху крушения веками
складывавшихся социальных устоев, нравственных догм и религиозных
верований. Самого себя поэт сознает “обломком старых поколений”,
вынужденным уступить дорогу “новому, младому племени”. И в тоже время он
сам - детище нового века - несет в своей душе “страшное раздвоение”. Как не
горько ему плестись, “с изнеможением в части, на встречу солнцу и
движенью”, он испытывает не тоскливое томление о прошлом, а страстное
влечение к настоящему. Однажды он написал:
Не о былом вздыхают розы
И соловей в ночи поет;
Благоухающие слезы
Не о былом Аврора льет, -
И страх кончины неизбежной
Не свеет с дерева ни листа;
Их жизнь, как океан безбрежный,
Вся в настоящем разлита.
Эти строки многое разъясняют в лирике Тютчева. Стремление жить в
“настоящем” было до конца дней присуще поэту. Но настоящее было не
спокойно. Его то и дело взрывали социальные “бури и тревоги”. Такие же
“бури и тревоги” колебали нравственный строй современного человека, и
Тютчев, прежде всего, ощущал в их собственной душе, в собственном сознании.
От того-то так насыщена внутренней тревогой лирика поэта, пишет ли он о
“стихийных спорах” в прямом смысле этого слова, пишет ли о по-своему
“стихийных” волнениях, нарушающих душевный мир человека. Атмосфере
современной Тютчеву исторической действительности подспудно дает себя
чувствовать даже в любовной его лирике, как нельзя лучше подтверждая тонкое
наблюдение А. Блока, что “в эпохи бурь и тревог нежнейшие и интимнейшие
стремления души поэта также преисполняются бурей и тревогой”.
Из всех современных ему русских поэтов Тютчев, больше чем кто либо
другой, может быть назван лириком в полном смысле слова. Он никогда не
пытал своих сил в эпических жанрах, не обращался к драматургии. Его стихия
- лирическое стихотворение, обычно короткое лишенное каких-либо жанровых
признаков.
В своих лирических шедеврах Тютчев внешне идет как бы не от заранее
заданной мысли, а от внезапно захватившего его чувства или впечатления,
навеянных явлениями внешнего мира, окружающей реальной действительности,
минутным душевным переживанием.
Поэт видит радугу и тут же набрасывает небольшой всего лишь восьми
строк “пейзаж в стихах ”, как удачно назвал Некрасов его стихотворные
картины природы. Но процесс создания стихотворения на этом не
заканчивается. В творческом представлении поэта яркость и мимолетность
“радужного виденья” влечет за собой иной образ - яркого и мимолетного
человеческого счастья. Появляется новая строфа, и “пейзаж в стихах”
приобретает смысл философского иносказания (“Как неожиданно и ярко ...”).
Другой пример. Беспросветный дождь внушает поэту мысль о столь же
беспросветном людском горе, и он пишет стихи не о дожде, а о слезах. Однако
вся интонация, весь ритмический строй стихотворения проникнуты не
умолкающим звуком падающих дождевых капель (“слезы людские, о слезы людские
...”).
Есть у Тютчева и стихи литературного, книжного происхождения. Поэт
читает книгу. И вдруг какая-то мысль или поэтический образ захватывают его,
порождают в нем желание переложить прозу на язык стихов. Так, одна страница
из романа французской писательницы Сталь “Коринка” творчески
переосмысляется в стихотворение “Mal’aria”. Иногда чужое стихотворение
привлекает к себе его внимание художественной недосказанностью вступить в
поэтическое состязание со своим предшественником. Под пером поэта возникает
новое стихотворение, и при этом вполне “тютчевское” по духу и форме.
Даже в тех случаях, когда Тютчев переводил иностранный подлинник, он
накладывал на него печать своей творческой индивидуальности. Стихотворение
“Весеннее успокоение” он заставил звучать по-новому, по-русски.
Стихотворение “Если смерть есть ночь, если жизнь есть день ...” не случайно
названо Тютчевым “Мотив Гейне”, ибо это действительно не перевод, а
вариация чужой темы, причем не стихотворный размер, ни ритм не находят
никакого соответствия в подлиннике. Точно также, только отталкиваясь от
Гейне и Ленау, создает поэт вполне самостоятельные и очень “тютчевские”
стихотворения “Из края в край, из града в град ...” и “Успокоение” (“Когда,
что звали мы своими ...”).
Один из чародеев русского поэтического языка, мастер стиха, Тютчев был
крайне взыскателен к каждому написанному слову и понимал, как трудно подчас
оно дается художнику. В своем знаменитом стихотворении “Silentiuml” поэт
признавался:
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, как ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь.
Однако в стихах Тютчева мысль никогда не оборачивалась ложью. Вот
почему его стихи служат лучшим доказательством не бессмертия, а могущества
слова. И кабы ни был сложен в душе поэта строй “таинственно волшебных дум”
они, вопреки его собственному сомнению, все больше и больше находят путь к
сердцу другого.
| |  скачать работу |
По статье Писарева Лирика Тютчева |
