Разрывы в метафоре: табу, фобия, фетишизм
неподвижная, одинаково именующая
разнородные и взаимоисключающие вещи. Где-то в глубине, под видимой сценой
мира, постоянно присутствует изначальная сцена, которая дает о себе знать
лишь по тем западням, которые несут в себе реальную, а не иллюзорную
опасность. Нарушение табу, связанных с фобиями, подобно полинезийским табу,
угрожает субъекту смертью. Таким образом, сохранение человеческой
самотождественности требует закрепления этого бессознательного наслаждения
как некоего "остатка", к которому асимптотически приближаются наши
действия, подчас весьма отдаляясь от благоразумного устройства жизни с ее
простыми интересами. Ради сохранения своей самотождественности человек,
страдающий фобиями, уходит из общества и превращается в искателя-одиночку,
в изобретателя неведомых и чуждых другим людям форм.
Предположим теперь, что мы переворачиваем роль отвергнутого наслаждения:
оно становится средоточием поведения, социальных действий, направленных на
удовольствие, конечной целью не только желаний, но и воли, стремления к
самоутверждению, воинственных побуждений, тяготения к знанию или точнее к
знанию-наслаждению, которое как таковое уникально: даже если оно доступно
повторению, оно в принципе недоступно передаче. Это и определяет суть
фетишизма, независимо от того, видим ли мы в нем особую сексуальную
функцию, присущую отдельным индивидам, или превращение какого-то объекта
(это может быть трон, алтарь, другие атрибуты магического воображения или
религиозной веры) в источник наслаждения для многих людей одновременно (по
крайней мере, для группы людей или для толпы, сплоченной в единый организм
с общей "душой"). И здесь опять мы обнаруживаем метафору в превращенной,
затрудненной и как бы галлюцинаторной форме (однако это не настоящая
галлюцинация, а лишь ее подобие: заранее порывая с любой
законосообразностью, объект предстает в ореоле света, невидимого
другим[11]. Это знание уникально, неповторимо и непередаваемо, даже если
многие отдельно взятые субъекты могли бы превратить в фетиш одну и ту же
вещь, обнаруживая тем самым перед толпой свою тайную привязанность. Каждый
фетиш уникален для того, кто ему поклоняется, и потому должен быть не
столько неприкасаем, сколько недоступен для других. Отсюда — войны, время
от времени вспыхивающие для его защиты. Фетишизм всегда чем-то похож на
фанатизм.
Фетишизм — это основа любой формы перверсии. Согласно Лакану, он фиксирует
разъятие, симметричное фобии: это разъятие — более или менее доступное
социализации, более или менее принудительное и ненавистническое (т.е..
работающее на ненависть, производящее ненависть как нечто ценное и
приносящее наслаждение). Фетишизм ставит табу с головы на ноги, выявляет
запретное наслаждение, — правда, ценой нового погружения в неподвижность и
заторможенность всего того, что от него отлично. Умерщвление вещи
понимается в этом случае как бы буквально, поскольку фетиш есть особое
бытие языка, при котором язык воспринимается как чистое, абсолютное
различие, различие как таковое. Фетиш — явление Ментальное; он связан с
"ненавистью к самому себе", с желанием нарушить запрет, превратившимся в
жизненное правило.
Табу, фобия, фетишизм и все их сложные взаимодействия свидетельствуют о
том, что сексуальность как записанное в бессознательном наслаждение,
навсегда остается чем-то священным, а потому — непосредственным и даже
жизненно опасным, по крайней мере для мысли. Сохраненное вытеснением
разъятие, укрытое и сбереженное как запас первозданной, необузданной
энергии, и есть скрытая пружина социальных институтов, а также
индивидуальной симптоматики, безумия во всей его заразительной силе —
словом, всего того, что мы противополагаем здесь передаче, переносу в
соответствии с каким-либо заранее установленным правилом.
-----------------------
[1] Об определении этого термина в психоанализе см. Lacan J. Ecrits. Seuil,
1966. P. 557.
[2] Как известно, термин "табу" был заимствован из полинезийских языков
капитаном Куком во время его экспедиции на Гавайские острова в 1769 г. cm.
Encyclopedia Universalis t. 15. P. 702—705. Согласно Куку, словом "табу"
называют все вещи, к которым запрещено прикасаться.
[3] Cf. Certeau М. de. La possession de Loudun, 2e ed. Pares, Gallimard-
Julliard, coil. Archives,
[4] Freud S. Totem und Tabu, GW IX. P. 26—27. Trad. fr. par. S.
Jankelevitch, Paris, Payot (petite bibliotheque). P. 29—30.
[5] Ср. у Робертсона Смита: "Все табу порождены страхом перед
сверхъестественным, однако между табу как способом защиты от таинственных и
враждебных сил и табу как способом почитания дружественного божества-
покровителя есть различия морального порядка". Lectures on the Religion of
the Semites, 1894. cm. Encyclopaedia Universalis. "Tabou", t. 15. P. 703 a.
[6] Freud S. Totem und Tabu, ibid. o.c.
[7] Ibid. GW IX, P. 41. Trad. de ГА. Cf. РВ Payot. P. 42.
[8] Ibid.
[9] Ibid. P. 87. Trad. de I'A. Gf. РВ Payot. P. 84.
[10] Вопрос о том, что главенствует в обосновании закона — инцест или
убийство или, по крайней мере, вопрос об их взаимодействии в этом процессе,
заслуживал бы отдельного особого рассмотрения.
[11] Freud S. Le Fetischisme, GW XIV. P. 311—317. Trad. fr. par D. Berger,
in Freud. La vie sexuelle Paris, PUP, 1969.
| |  скачать работу |
Разрывы в метафоре: табу, фобия, фетишизм |
