Русская идея Бердяева
ом не без основания думают, что он устремлен к внутренней духовной
жизни, отдаются колоссу государственности, превращающему всё в свое орудие.
Интересы созидания, поддержания и охранения огромного государства занимают
совершенно исключительное и подавляющее место в русской истории. Почти не
оставалось сил у русского народа для свободной творческой жизни, вся кровь
шла на укрепление и защиту государства. Классы и сословия слабо были
развиты и не играли той роли, какую играли в истории западных стран.
Личность была придавлена огромными размерами государства, предъявлявшего
непосильные требования. Бюрократия развилась до размеров чудовищных.
Русская государственность занимала положение сторожевое и оборонительное.
Она выковывалась в борьбе с татарщиной, в смутную эпоху, в иноземные
нашествия. И она превратилась в самодовлеющее отвлеченное начало; она живет
своей собственной жизнью, по своему закону, не хочет быть подчиненной
функцией народной жизни. Эта особенность русской истории наложила на
русскую жизнь печать безрадостности и придавленности. Невозможна была
свободная игра творческих сил человека. Власть бюрократии в русской жизни
была внутренним нашествием неметчины. Неметчина как-то органически вошла в
русскую государственность и владела женственной и пассивной русской
стихией. Земля русская не того приняла за своего суженого, ошиблась в
женихе. Великие жертвы понес русский народ для создания русского
государства, много крови пролил, но сам остался безвластным в своем
необъятном государстве. Чужд русскому народу империализм в западном и
буржуазном смысле слова, но он покорно отдавал свои силы на создание
империализма, в котором сердце его не было заинтересовано. Здесь скрыта
тайна русской истории и русской души. Никакая философия истории,
славянофильская или западническая, не разгадала еще, почему самый
безгосударственный народ создал такую огромную и могущественную
государственность, почему самый анархический народ так покорен бюрократии,
почему свободный духом народ как будто бы не хочет свободной жизни? Эта
тайна связана с особенным соотношением женственного и мужественного начала
в русском народном характере...» 1
2. Причина причин.
По мнению мыслителя русский народ – есть в высшей степени
поляризованный народ. В нем совмещаются казалось бы самые непримиримые
противоположности.
В русской душе борются два начала: восточное и западное.
”Противоречивость и сложность русской души может быть связана с тем, что в
России сталкиваются и приходят во взаимодействие два потока мировой истории
– Восток и Запад. Она есть великий и цельный Востоко-Запад по замыслу
Божьему и она есть неудавшийся и смешанный Востоко-Запад по фактическому
своему состоянию, по эмпирическому своему состоянию”2. Источник болезней
России он видит в ложном соотношении в ней мужественного и женственного
начала. На известной ступени национального развития у народов Запада, во
Франции, Англии и Германии, “пробуждался мужественный дух и изнутри
органически оформлял народную стихию”. Такого процесса не было в России, и
даже православная религиозность не дала той дисциплины души, которая
создавалась на Западе католичеством с его твердыми, ясными очертаниями.
”Русская душа оставалась в безбрежности, она не чувствовала грани и
расплывалась”; она требует всего или ничего, настроена апокалиптически или
нигилистически и поэтому не способна строить “серединное царство культуры”.
Соответственно этим национальным качествам также и русская мысль, по словам
Бердяева, обращена преимущественно “к эсхатологической проблеме конца,
окрашена апокалиптически” и проникнута катастрофическим миросозерцанием. В
своей работе “Русская идея” (кстати, здесь впервые появляется это
словосочетание) Бердяев пишет: “Русский народ есть не чисто европейский и
не чисто азиатский народ. Россия есть целая часть света, огромный Востоко-
Запад, она соединяет два мира. И всегда в русской душе боролись два начала,
восточное и западное”.
В основу формирования русской души легли два противоположных начала:
“природная языческая дионисическая стихия и аскетически монашеское
православие”[1]. Соответственно эти начала явились причиной появления
совершенно противоположных свойств в русском народе, таких как “жестокость,
склонность к насилию и доброта, человечность, мягкость; обрядоверие и
искание правды; индивидуализм, обостренное сознание личности и безличный
коллективизм, национализм, самохвальство и универсализм; искание Бога и
воинствующее безбожие; смирение и наглость; рабство и бунт.”[2]
В отношении к государству в русском народе можно открыть как
стремление к анархизму, неприятию государства (“известна склонность
русского народа к разгулу и анархии при потере дисциплины”[3]), так и
стремление к гипертрофии государства, к подавлению свободы.
Вслед за Монтескье Бердяев отмечает тот факт, что географическая среда
так же могла повлиять на формирование “духа народа” и подчеркивает, что
”есть соответствие между необъятностью, безгранностью, бесконечностью
русской земли и русской души, между географией физической и географией
душевной. В душе русского народа есть такая же необъятность, безгранность,
устремление в бесконечность, как и в русской равнине. Поэтому русскому
народу трудно было овладеть этими огромными пространствами и оформить их. У
русского народа была огромная сила стихии и сравнительная слабость формы.
Русский народ не был народом культуры по преимуществу, как народы Западной
Европы, он был более народом откровений и вдохновений, он не знал меры и
легко впадал в крайности. У народов Западной Европы все гораздо более
детерминировано и оформлено, все разделено на категории и конечно. Не так у
русского народа, как менее детерминированного, как более обращенного к
бесконечности и не желающего знать распределения по категориям. В России не
было резких социальных граней, не было выраженных классов (например,
отсутствие рабовладельческого строя, где пропасть между классом
рабовладельцев и классом рабов была непреодолима), Россия никогда не была в
западном смысле страной аристократической, как ни стала буржуазной”[4].
”Как понять эту загадочную противоречивость России, эту одинаковую
верность взаимоисключающих о ней тезисов? И здесь, как и везде, в вопросе о
свободе и рабстве души России, о ее странничестве и ее неподвижности, мы
сталкиваемся с тайной соотношения мужественного и женственного. Корень этих
глубоких противоречий – в несоединенности мужественного и женственного в
русском духе и русском характере. Безграничная свобода оборачивается
безграничным рабством, вечное странничество – вечным застоем, потому что
мужественная свобода не овладевает женственной национальной стихией в
России изнутри, из глубины. Мужественное начало всегда ожидается извне,
личное начало не раскрывается в самом русском народе…Россия невестится,
ждет жениха, который должен прийти из какой-то выси, но приходит не
суженый, немец-чиновник и владеет ею. В жизни духа владеют ею: то Маркс, то
Кант, то Штейнер, то какой-нибудь иностранный муж…
Россия не училась у Европы, что нужно и хорошо, не приобщалась к
европейской культуре, что для нее спасительно, а рабски подчинялась Западу
или в дикой националистической реакции громила Запад, отрицала культуру.
Бог Аполлон, бог мужественной формы, все не сходил в дионисическую Россию.
Русский дионисизм – варварский, а не эллинский. И в других странах можно
найти все противоположности, но только в России тезис оборачивается
антитезисом, бюрократическая государственность рождается из анархизма,
рабство рождается из свободы, крайний национализм из сверхнационализма. Из
этого безвыходного круга есть только один выход: раскрытие внутри самой
России, и в ее духовной глубине мужественного, личного, оформляющего
начала, овладение собственной национальной стихией, имманентное пробуждение
мужественного, светоносного сознания.”[5]
3. Смысл русской идеи.
Рассматривая историю российской государственности, Бердяев критикует
точку зрения славянофилов, согласно которой государственность развивалась
органически. Напротив, считает Бердяев, для российской истории характерна
прежде всего прерывность. Выделяется пять периодов: Россия Киевская, Россия
времен татарского ига, Россия московская, Россия Петровская и Россия
советская.
Кроме того, мыслитель надеется еще на то, что “возможна еще новая
Россия”. Теперь мы видим, что надежды мыслителя сбылись и эта новая Россия
появилась, однако насколько она соответствует идеалу Бердяева и продолжает
ли в ней осуществляться “русская идея”, большой вопрос.
Развитие России было катастрофичным. В противоположность славянофилам,
Бердяев считает, что худшим, “наиболее азиатско-татарским” периодом был
период Московского Царства. Лучше были Киевский период и период татарского
ига, в них не было замкнутости, было больше свободы.
Соглашаясь с выражением Ключевского, о том, что на Руси “Государство
крепло, народ хирел”, Бердяев отмечает, что долгое время силы русского
народа были направлены главным образом на поддержание огромного российского
| |  скачать работу |
Русская идея Бердяева |
