Главная    Почта    Новости    Каталог    Одноклассники    Погода    Работа    Игры     Рефераты     Карты
  
по Казнету new!
по каталогу
в рефератах

Тема Родины в поэзии Блока

о  в  то
время Блок бредил Кармен и испанизировал  и  меня.  Я  и  розы,  разумеется,
никогда в волосах не носила.(Ср. в "Кармен": "Розы -  страшен мне цвет  этих
роз) .  Не случайно это стихотворение написано испанской строфой  романсеро.
И в последнюю нашу встречу... весной 1921 г. Блок  подошел  и  спросил  меня
:№А где испанская шаль?" Это последние слова , которые я слышала от  него".(
№4, стр. 31).   К этим словам В.М.  Жирмунский делает следующее  примечание:
"Цикл стихотворений Блока  "Кармен" (март 1914)  посвящен  Л.О.Д.  (  Любови
Александровне Дельмас), прославленной исполнительнице роли Карме, которой  в
то  время   "бредил"  Блок.  Слова  Ахматовой  подчеркивают   этому   полную
поглощенность Блока своим чувством и Дельмас,  тогда  как  "мадригал"  имеет
оттенок значения светского стихотворного комплимента. Это  объяснение  ,  на
первый взгляд несомненное, вызывает сомнения в двух  отношениях.  Во-первых,
в хронологическом. Мадригал был написан и вручен Ахматовой 16  декабря  1913
г. , когда "бредить" Дельмас -Кармен Блок,  видимо,  еще  не  мог.  (История
зарождения чувства Блока к  Л.  А.  Дельмас  с  исключительной  точностью  и
синхронностью фиксируется в  "Записных книжках" Блока.  Хотя  Блок   впервые
увидел Дельмас в роли Кармен еще в октябре 1913г., а второй раз -  в  январе
1914 ( запись от  12  января:  Вечером  мы  с  Любой  в  "Кармен"  (Акреева-
Дельмас), - "Записные   книжки"  стр.  200),  -  определенные  самопризнания
начинаются только с середины февраля, т.е. через  2  месяца  после  вручения
мадригала.) Ахматова,  усердная    и  проницательная  читательница  записных
книжек, дневников и писем Блока,  исключительно  внимательная  к  хронологии
событий, едва ли могла не знать об этом.
       Во-вторых, трудно предположить, что  Блок  мог  решиться  сознательно
"испанизировать" Ахматову в силу именно тех причин, о  которых  она  писала.
Такой перенос поэтических образов ("масок") с одного адресата на  другой  не
находит никакой опоры в творчестве Блока. Из  этого  Топоров  делает  вывод,
что в своем объяснении Ахматова развивает как бы две противоположные  версии
-  "позитивную"  фактографическую  (  с  едва   заметными   хронологическими
сдвигами), в которые она "подстраивается" к  блоковскому  варианту  описания
его отношений с Дельмас, и "негативную",  смысл  которой  -  в  указании  на
несостоятельность ( хотя бы  частичную) первой версии и,  следовательно,  на
то, что за усиленно подчеркиваемой "испанизацией" кроется  ничто  иное,  чем
то, что связывается по традиции исключительно с  Кармен  (и,  тем  более,  с
Кармен-Дельмас).



       ПОЭМА БЕЗ ГЕРОЯ.

       У шкатулки тройное дно...

       Творческим синтезом  поэтического развития Ахматовой является  "Поэма
без героя", над которой она работала более двадцати лет (1940-1962).  Личная
судьба  поэта  и  судьба  ее  "поколения"  получили   здесь   художественное
освещение и оценку в свете исторической судьбы не только  современников.  но
и ее родины.
       Что "Поэму без героя" может постигнуть  судьба  непонятного  или,  во
всяком случае, не совсем понятного  произведения,  что  ее  поэтический  код
может остаться в конце концов нерасшифрованным - эта мысль  владела  автором
еще в то время, когда писалась  вторая, средняя часть  поэмы,  "Решка"   Там
об этом говорится недвусмысленно

       ...Я согласна на неудачу
        И смущенье свое не прячу...
       У шкатулки ж тройное дно.
       Но сознаюсь, что применила
       Симпатические чернила...
       Я зеркальным письмом пишу,
       И другой дороги нету -
       Чудом я набрела на эту
       И расстаться с ней не спешу.

       Признание, по прямоте своей, кажется, небывалое в русской поэзии. Но,
признаваясь в применении  шифра  (  "симпатические  чернила",  "  зеркальное
письмо", " тройное дно" ), Ахматова все-таки  верила,  что  эта  "тайна  без
криптограммы"  будет  читателем  разгадана,  и  с  самого   начала   боялась
только одного - "превратных и нелепых толкований "Поэмы без героя.  Об  этом
говорится в первой же попытке написать нечто "вместо предисловия "  в  1943-
1944 годах, когда текст поэмы казался " окончательным" и она не думала.  что
ей придется к нему еще возвращаться столько раз.
       Уже в первой редакции "Поэма  без  героя"  состояла  из  3-х  частей,
соответственно чему имела  подзаголовок  "Триптих"   "Девятьсот  тринадцатый
год. Петербургская повесть"  (подзаголовок  "Медного  всадника)  ,"Решка"  и
"Эпилог".  Сюжетным  ядром,  собственно  "поэмой",  является  первая  часть.
Прошлое встает в памяти поэта в освещении настоящего:

       Из года сорокового
       Как с башни, на все гляжу...

       "Решка" и "Эпилог" совпадают по  времени  с  настоящим,  как  и   три
посвящения к поэме, написанные  в разное время.



     "Возмездие", "Двенадцать" , " Снежная маска"            А. Блока и
                             "Поэма без героя".

        Темой трагической судьбы "поколения" и суда над ним с  точка  зрения
истории объединены  незаконченная  поэма  Блока  "Возмездие"  (1910-1924)  и
первая  часть   "Поэмы"   -   "Девятьсот  тринадцатый   год.   Петербургская
повесть" (1940-1962).
       В поэме  Блока  "  возмездие"   постигает  героя  за  грехи  предков,
переходящие из  поколения  в  поколение,  и  за  то,  что  он  сам  в  своей
психологии и своем социальном существовании унаследовал эти грехи.
       В поэме Ахматовой перед внутренним  взором  поэтессы,  погруженной  в
сон, застигший ее за новогодним гаданьем, проходят образы прошлого, тени  ее
друзей, которых уже нет в живых (Сплю- Мне  снится  молодость   наша").  они
спешат в маскарадных костюмах на новогодний  бал.  В  сущности,  это  своего
рода пляска смерти:

       Только как же могло случиться,
       Что  одна я из них жива?

       Мы вспоминаем "Пляски смерти"   Блока,  в  особенности  стихотворение
"Как тяжко мертвецу среди людей Живым  и  страстным  притворяться!",  с  его
зловещей концовкой:


       В ее ушах- нездешний, странный звон:
       То кости лязгают о кости.

       Ср. у Ахматовой:

       Вижу танец придворных костей...

       Тем самым звучит тема, проходящая через все восприятие  исторического
прошлого в поэме: изображая "серебренный век"  во  всем  его  художественном
блеске и великолепии (Шаляпин  и  Анна  Павлова,  "Петрушка"   Стравинского,
"Саломея" Уайльда и Штрауса, "Дориан Грей" и Кнут Гамсун), Ахматова в то  же
время  производит  суд  и   произносит   приговор   над   собою   и   своими
современниками. Ее  не  покидает  сознание  роковой  обреченности  ее  мира,
ощущение близости социальной катастрофы, трагической  "расплаты"-  в  смысле
блоковского "возмездия":

       И всегда в духоте морозной,
       Предвоенной, блудной, грозной,
       Жил какой-то будущий гул,
       Но тогда он был слышен глуше,
       Он почти не потревожил души
       И в сугробах невских тонул.

       " Над городами стоит гул, в котором не разобраться и опытному слуху,-
писал Блок еще в 1918г. в своем известном докладе "  Народ  и  интеллигенция
такой гул, какой  стоял  над  татарским  станом  в  ночь  перед  Куликовской
битвой,  как  говорит  сказание".  После  Октябрьской  революции  (9  января
1918г.) поэт снова говорит о "грозном и оглушительном гуле,  который  издает
поток... Всем телом, всем сердцем, всем сознанием-  слушайте  Революцию".  К
этому гулу он прислушивался, когда писал "Двенадцать":  "во  время  и  после
окончания "Двенадцати" я несколько дней ощущал  физически,  слухом,  большой
шум вокруг- шум слитный (вероятно шум от крушения старого мира)"  (1  апреля
1920г.).
       Ахматова  жила  под  впечатлением  того  же   акустического   образа,
подсказанного  словами  Блока  о  подземном  гуле  революции.   С   образами
"Возмездия"  связаны  непосредственно  и  стихи,   завершающие   приведенный
отрывок  торжественным и грозным видением новой исторической эпохи:

       А по набережной легендарной
       Приближался не календарный-
       Настоящий Двадцатый Век.

       Ср. у Блока в начале его поэмы проникнутую  глубокой  безнадежностью,
характерной  для  него  в  годы  безвременья,   философскую   и   социально-
историческую картину смены тех же двух веков:

       Век девятнадцатый, железный,
       Воистину жестокий век!

       И дальше:

       Двадцатый век... Еще бездомней,
       Еще страшнее бури мгла.
       (Еще чернее и огромней
       Тень Люциферова Крыла).

       Пейзажным фоном  поэмы  Ахматовой,  образный  смысл  которого  вполне
очевиден, являются зимний заснеженный  Петербург, снежная вьюга за  тяжелыми
портьерами  шереметьевского  дворца  (Фонтанного   дома),   где   происходит
новогодний маскарад. В первой главе эта тема едва намечена:

       За окошком Нева дымится,
       Ночь бездонна- и длится, длится
       Петербургская чертовня...
       В черном небе звезды не видно,
       Гибель где-то здесь, очевидно,
       Но беспечна, пряна, бесстыдна
       Маскарадная болтовня...

       В  прозаическом  введении  к  главе  второй,  изображающей   "спальню
Героини": "За мансардным окном арапчата играют в снежки. Метель.  Новогодняя
полночь". И дальше стихи:

       Видишь, там, за вьюгой крупчатой
       Мейерхольдовы арапчата
       Затевают опя
12345След.
скачать работу

Тема Родины в поэзии Блока

 

Отправка СМС бесплатно

На правах рекламы


ZERO.kz
 
Модератор сайта RESURS.KZ