Жизнь Гумилева
Аполлона" (1913) Гумилев и Сергей Городецкий в статьях
носивших характер литературных манифестов провозгласили идущий на смену
символизму акмеизм или адамизм. Гумилев стал признанным вождем акмеизма
(который одновременно противопоставил себя и народившемуся незадолго до
того футуризму), а "Аполлон" его органом. Цех Поэтов превратился в
организацию поэтов-акмеистов, и при нем возник небольшой журнальчик
"Гиперборей", выходивший в 1912 - 1913 гг., и издательство того же имени.
Провозглашенный Гумилевым акмеизм в его собственном творчестве всего
полнее и отчетливее выразился в вышедшей именно в это время (1912 г.)
сборнике "Чужое небо", куда Гумилев включил и четыре стихотворения Теофиля
Готье, одного из четырех поэтов - весьма друг на друга непохожих - которых
акмеисты провозгласили своими образцами. Одно из четырех стихотворений
Готье, вошедших в "Чужое небо" ("Искусство"), может рассматриваться как
своего рода кредо акмеизма. Через два года после этого Гумилев выпустил
целый том переводов из Готье - "Эмали и камеи" (1914 г.). Хотя С. К.
Маковский в своем этюде о Гумилеве и говорит, что недостаточное знакомство
с французским языком иногда и подводило Гумилева в этих переводах, другой
знаток французской литературы, сам ставший французским эссеистом и
критиком, покойный А. Я. Левинсон, писал в некрологе Гумилева:
Мне доныне кажется лучшим памятником этой поры в жизни Гумилева
бесценный перевод "Эмалей и камей", поистине чудо перевоплощения в облик
любимого им Готье. Нельзя представить, при коренной разнице в стихосложении
французском и русском, в естественном ритме и артикуляции обоих языков,
более разительного впечатления тождественности обоих текстов. И не
подумайте, что столь полной аналогии возможно достигнуть лишь обдуманностью
и совершенством фактуры, выработанностью ремесла; тут нужно постижение
более глубокое, поэтическое братство с иностранным стихотворцам.
В эти годы, предшествовавшие мировой войне, Гумилев жил интенсивной
жизнью: "Аполлон", Цех Поэтов, "Гиперборей", литературные встречи на башне
у Вячеслава Иванова, ночные сборища в "Бродячей Собаке", о которых хорошо
сказала в своих стихах Анна Ахматова и рассказал в "Петербургских зимах"
Георгий Иванов. Нои не только это, а и поездка, в Италию в 1912 году,
плодом которой явился ряд стихотворений, первоначально напечатанных в
"Русской Мысли" П. Б. Струве (постоянными сотрудниками которой в эти годы
стали и Гумилев и Ахматова) и в других журналах, а потом вошедших большей
частью в книгу "Колчан"; и новое путешествие в 1913 году в Африку, на этот
раз обставленное как научная экспедиция, с поручением от Академии Наук (в
этом путешествии Гумилева сопровождал его семнадцатилетний племянник,
Николай Леонидович Сверчков). Об этом путешествии в Африку (а может быть
отчасти и о прежних) Гумилев писал в напечатанных впервые в "Аполлоне"
"Пятистопных ямбах":
Но проходили месяцы, обратно
Я плыл и увозил клыки слонов,
Картины абиссинских мастеров,
Меха пантер - мне нравились их пятна -
И то, что прежде было непонятно,
Презренье к миру и усталость снов.
О своих охотничьих подвигах в Африке Гумилев рассказал в очерке,
который будет включен в последний том нашего Собрания сочинений, вместе с
другой прозой Гумилева.
"Пятистопные ямбы" - одно из самых личных и автобиографических
стихотворений Гумилева, который до того поражал своей "объективностью,
своей "безличностью" в стихах. Полные горечи строки в этих "Ямбах" явно
обращены к А. А. Ахматовой и обнаруживают наметившуюся к этому времени в их
отношениях глубокую и неисправимую трещину:
Я знаю, жизнь не удалась... и ты,
Ты, для кого искал я на Леванте
Нетленный пурпур королевских мантий,
Я проиграл тебя, как Дамаянти
Когда-то проиграл безумный Наль.
Взлетели кости, звонкие как сталь,
Упали кости - и была печаль.
Сказала ты, задумчивая, строго:
- "Я верила, любила слишком много,
А ухожу, не веря, не любя,
И пред лицом Всевидящего Бога,
Быть может самое себя губя,
Навек я отрекаюсь от тебя". -
Твоих волос не смел поцеловать я,
Ни даже сжать холодных, тонких рук.
Я сам себе был гадок, как паук,
Меня пугал и мучил каждый звук.
И ты ушла в простом и темном платье,
Похожая на древнее Распятье.
Об этой личной драме Гумилева не пришло еще время говорить иначе как
словами его собственных стихов: мы не знаем всех ее перипетий, и еще жива
А. А. Ахматова, не сказавшая о ней в печати ничего.
Из отдельных событий в жизни Гумилева в этот предвоенный период -
период, о котором много вспоминали его литературные друзья - можно
упомянуть его дуэль с Максимилианом Волошиным, связанную с выдуманной
Волошиным "Черубиной де Габриак" и ее стихами. Об этой дуэли - вызов
произошел в студии художника А. Я. Головина при большом скоплении гостей -
рассказал довольно подробно С. К. Маковский, а мне о ней рассказывал также
бывший свидетелем вызова Б. В. Анреп.
Влияние военного периода на творчество
Всему этому был положен конец в июле 1914 года, когда в далеком
Сараеве раздался выстрел Гавриила Принципа, а затем всю Европу охватил
пожар войны, и с него началась та трагическая эпоха, которую мы переживаем
по сею пору.
Патриотический порыв тогда охватил все русское общество. Но едва ли не
единственный среди сколько-нибудь видных русских писателей, Гумилев
отозвался на обрушившуюся на страну войну действенно, и почти тотчас же (24-
го августа) записался в добровольцы. Он сам, в позднейшей версии уже
упоминавшихся "Пятистопных ямбов", сказал об этом всего лучше:
И в реве человеческой толпы,
В гуденьи проезжающих орудий,
В немолчном зове боевой трубы
Я вдруг услышал песнь моей судьбы
И побежал, куда бежали люди,
Покорно повторяя: буди, буди.
В нескольких стихотворениях Гумилева о войне, вошедших в сборник
"Колчан" (1916) - едва ли не лучших во всей "военной" поэзии в русской
литературе: сказалось не только романтически-патриотическое, но и глубоко
религиозное восприятие Гумилевым войны.
Н. А. Оцуп в своем предисловии к "Избранному" Гумилева (Париж, 1959)
отметил близость военных стихов Гумилева к стихам французского
католического поэта Шарля Пеги, который так же религиозно воспринял войну и
был убит на фронте в 1914 году.
В приложении к настоящему очерку читатель найдет "Послужной описок"
Гумилева. В нем в голых фактах и казенных формулах запечатлены военная
страда и героический подвиг Гумилева. Два солдатских Георгия на протяжении
первых пятнадцати месяцев войны сами говорят за себя. Сам Гумилев,
поэтически воссоздавая и переживая заново свою жизнь в замечательном
стихотворении "Память" (которое читатель найдет во втором томе нашего
собрания) так сказал об этом:
Знал он муки голода и жажды,
Сон тревожный, бесконечный путь,
Но святой Георгий тронул дважды
Пулею нетронутую грудь.
В годы войны Гумилев выбыл из литературной среды и жизни и перестал
писать "Письма о русской поэзии "для "Аполлона" (зато в утреннем издании
газеты "Биржевые Ведомости" одно время печатались его "Записки
кавалериста"). Из его послужного списка вытекает, что до 1916 года он ни
разу не был даже в отпуску. Но в 1916 году он провел в Петербурге несколько
месяцев, будучи откомандирован для держания офицерского экзамена при
Николаевском кавалерийском училище. Экзамена этого Гумилев почему-то не
выдержал и производства в следующий после прапорщика чин так и не получил.
Снова в эмиграции
Как отнесся Гумилев к февральской революции, неизвестно. Может быть, с
начавшимся развалом в армии было связано то, что он "отпросился" на фронт к
союзникам и в мае 1917 года через Финляндию, Швецию и Норвегию уехал на
Запад. По-видимому, предполагалось, что он проследует на Салоникский фронт
и будет причислен к экспедиционному корпусу генерала Франше д-Эспере, но он
застрял в Париже. По дороге в Париж Гумилев пробыл некоторое время в
Лондоне, где Б. В. Анреп, его петербургский знакомец и сотрудник
"Аполлона", познакомил его с литературными кругами. Так, он возил его к
лэди Оттолине Моррелл, которая жила в деревне и в доме которой часто
собирались известные писатели, в том числе Д. X. Лоуренс и Олдус Хаксли. В
сохранившихся в лондонском архиве Гумилева записных книжках записан ряд
литературных адресов, а также много названий книг - по английской и другим
литературам - которые Гумилев собирался читать или приобрести. Записи эти
отражают интерес Гумилева к восточным литературам, и возможно, что-либо в
это первое пребывание в Лондоне, либо в более длительное на обратном пути
(между январем и апрелем 1918 года) он познакомился с известным английским
переводчиком китайской поэзии, Артуром Уэли(Waley), служившим в Британском
Музее. Переводами китайских поэтов Гумилев занялся в Париже. О жизни
Гумилева в Париже, продолжавшейся шесть месяцев (с июля 191
| |  скачать работу |
Жизнь Гумилева |
