Главная    Почта    Новости    Каталог    Одноклассники    Погода    Работа    Игры     Рефераты     Карты
  
по Казнету new!
по каталогу
в рефератах

Зощенко

   противоположном   полюсе   находится   «неживое»,   «безвольное»,
«мертвое». Один из  разделов  задуманной,  но  так  и  не  написанной  книги
критических  статей  о  литературе  рубежа  веков  «На  переломе»  назывался
«Неживые люди». «Неживой ты. Ну сделай что-нибудь человеческое.  Убей  меня,
что ли! Гришку, наконец, убей!» — говорит Наталья Никаноровна своему мужу  —
длинноусому инженеру в рассказе «Любовь». Герой рассказа  «Подлец»,  который
нерешительно  повел  себя  с  любящей  его  женщиной,  чувствует  в   финале
рассказа, что «нет личной жизни, что жизнь ушла, что все умирает...».  Таким
образом, оба типа определяются через их отношение к жизни.
      Теперь попытаемся охарактеризовать содержание этих понятий.
      Поляризация героев впервые появляется в рассказе «Сосед», написанном в
1917 году (не  исключено,  что  именно  к  этому  времени  относится  первое
знакомство Зощенко  с  произведениями  Ницше).  Героиня  рассказа,  Маринка,
предпочитает старому мужу молодого соседа-конторщика. Конторщик  —  как  раз
тот тип героя-зверя, который впоследствии утверждается в мире  Зощенко.  Для
характеристики   этого   персонажа    используются    «звериные»    лексемы,
подкрепленные соответствующей метафорой. В конторщике чувствуется  «звериная
сила и желание». Он и внешне похож  на  животное:  «будто  отягченный  своим
ростом, с выпуклой грудью и толстой бычьей шеей.» Несколько забегая  вперед,
приведу   примеры   модификаций   этого   персонажа   в   текстах    Зощенко
«классического» периода: Гришка Ловцов в рассказе  «Любовь»,  телеграфист  в
«Козе», Яркий в «Людях», а позднее  —  Кашкин  в  «Возвращенной  молодости».
Следует  подчеркнуть,  что   «звериное»   начало   обязательно   накладывает
отпечаток на внешность  персонажа  (изображение  внутреннего  через  внешнее
вообще характерно для  Зощенко).  Своеобразным  «маркером  зверя  становится
«бычачья шея» — характерная портретная деталь: «В  комнаты  вошел  Гришка  —
фуражку не снял, только сдвинул на  затылок,  аж  всю  бычачью  шею  закрыл»
(«Любовь»). «Нина Осиповна брезгливо  смотрела  ему  вслед  на  его  широкую
фигуру с бычачьей шеей  и  печально  думала,  что  вряд  ли  здесь,  в  этом
провинциальном  болоте,  можно   найти   настоящего   изысканного   мужчину»
(«Люди»).
      «Зверь» живет преимущественно внешней и физической, а не внутренней  и
духовной жизнью. Идея физической силы  очень  привлекает  молодого  Зощенко.
Именно  «огромной  своей  силой»,  «идеей  физической  силы»  заворожил  его
Маяковский.
      Со зверем связывается  идея  насилия.  Реализуется  она  в  ницшевском
мотиве усмиряющего женщину  хлыста:  в  «допечатных»  произведениях  Зощенко
можно обнаружить три примера такого рода. Герой философской  сказки  «Каприз
короля» сетует на то, что  он  «слишком  добр  и  мягок»,  в  то  время  как
«женщине нужен хлыст». Хлыст появляется и в фельетоне  «Чудесная  дерзость»,
где автор сравнивает Россию с женщиной, за которую борются два властелина  —
Керенский и большевики. Последние усмиряют ее хлыстом: «Было бессилие и  все
кричали:  «Сильней».  И  вот  исполнилось  желание...  Целуйте   же   хлыст,
занесенный над вами... Вы говорите, что жестоко? Да,  но  зато  властно...».
Вариации на тему хлыста распознаются и в рассказе «Подлец»: «Хочешь —  ударь
вон тем стэком. Я его поцелую. Я люблю...» — говорит герою женщина.
      Обратимся теперь к противоположному типу персонажей. Что означают  для
Зощенко  слова  «мертвый»  и  «неживой»?  Во-первых,  неживое   предполагает
пассивность: «Какой-то закон земли заставляет что-то делать,  куда-то  идти,
но нет своей воли, своих желаний», — пишет Зощенко о героях Зайцева в  главе
«Неживые люди» книги «На  переломе».  «Поэзией  безволья»  называет  Зощенко
произведения Зайцева. Так же пассивно ведет себя «неживой» герой из  раннего
рассказа самого Зощенко «Подлец». Борис оказывается многословным, но  робким
и нерешительным»
      («Нет  во  мне  зверя  какого-то»,  —  признается   он).   Пассивность
связывается с многословием и в фельетоне «Чудесная мерзость».  «Слов  много,
бездна слов и нет смелой дерзости, дерзости творческой  и  непримиримости  к
врагам своим». Не случайно впоследствии «короткая  фраза»  и  «мелкий  жанр»
принимаются самим Зощенко в  противовес  «многословной»  классической  прозе
XIX века.
      Во-вторых,  «неживыми»  оказываются  люди,  выпавшие   из   социальной
системы, не находящие себе места в  жизни.  Так,  в  повести  «Серый  туман»
мотивы смерти  и  безжизненности  постоянно  сопровождают  героев,  решивших
убежать  в  лес  из  Петрограда  от  голода  и  житейских  неудач.   Слабому
некрасивому студенту Повалишину, любителю романтики и  Блока  (а  имя  Блока
постоянно связывается у  Зощенко  с  «неживыми  людьми»  —  вспомним  Мишеля
Синягина) изменяет красавица-жена и хвалится перед мужем своими  «победами».
Впоследствии ни он, ни жена  не  находят  себе  места  в  послереволюционном
городе,  становятся  «неживыми»:  «Тонкими  холодными  губами  поцеловал  ее
Повалишин и подумал, что целует будто мертвую. А может, и  он  мертвый».  Те
же мотивы  обнаруживаем  в  описании  другого  героя-беглеца.  Мишки:  «Лицо
чистое обыкновенное, но глаза, но губы — что в них такое?  Глаза  тяжелые  и
мутные. Вот  такие  глаза  и  брезгливые  губы  видел  Повалишин  однажды  у
сторожа, видевшего смерть во всей полноте, в покойницкой».
      В-третьих, «неживые» люди лишены чувства реальности.  Мир,  в  котором
они живут, — в значительной мере мир  иллюзорный.  Таковы,  с  точки  зрения
Зощенко, герои Зайцева: «У них и жизнь... неживая, ненастоящая. В  сущности,
жизни-то нет. Все, как сон.  Все  призрачное,  ненастоящее  и  кажущееся.  И
человек Зайцева никак не может ощутить жизнь, реально,  по-настоящему».  Как
симптом  «безжизненности»  Зощенко  воспринимает  появление   в   литературе
«маркиз» и «принцев с Антильских островов».
      Уже в повести «Серый туман»  —  последнем  «до-печатном»  произведении
Зощенко, написанном почти одновременно с первым  из  печатных  произведений.
«Рыбьей самкой» — намечается экспансия мотива зверя: «зверь»  обнаруживается
и в «неживом» интеллигенте.  Так,  Повалишин,  стремившийся  до  сих  пор  к
эстетизации жизни и увлекавшийся, как уже было сказано.  Блоком,  оказавшись
в лесу, проявляет свойства зверя: беглецы «близ  дороги  устроили  шатер.  И
сидели в нем, притаившись, как звери, испуганные и смирные».  Эта  тенденция
развивается в повестях «Аполлон и Тамара», «Мудрость», «Люди»,  впоследствии
— в «Мишеле  Синягине».  Герои  повестей  —  «неживые  люди»:  мотив  смерти
постоянно присутствует в описании их судеб. Так,  Аполлон,  уйдя  на  фронт,
считается погибшим,  потом  предпринимает  попытку  самоубийства  и  наконец
становится могильщиком. Зотов разочаровывается в  жизни  и  одиннадцать  лет
пребывает в «неживом» состоянии,  живя  «уединенно  и  замкнуто»:  «Какое-то
веяние  смерти  сообщалось  всем  вещам.  На  всех  предметах,  даже   самых
пустяковых и  незначительных,  лежали  тление  и  смерть,  и  только  хозяин
квартиры по временам подавал признаки жизни». Историю Белокопытова  автор  с
самого начала представляет как «историю гибели человека». Все  три  героя  в
конце повестей погибают. Однако в героях обнаруживается и  звериное  начало,
которое мыслится теперь как универсальное свойство человека,  в  отличие  от
уже упоминавшихся «допечатных» рассказов и  ранних  опубликованных  «больших
рассказов», где эти качества связываются все же  с  различными  персонажами.
(Вспомним пары героев: «неживой» поп и «зверь» — дорожный техник  в  «Рыбьей
самке», Гришка и длинноусый в «Любви» и т.п.)  «Зверь»  обитает  в  человеке
вне зависимости от его  культурного  уровня.  Так,  в  «зверя»  превращается
Аполлон, вернувшийся с фронта: «Иногда он  вставал  с  постели,  вынимал  из
матерчатого футляра завязанный им кларнет и играл на нем. Но  в  его  музыке
нельзя было проследить ни мотива, ни даже отдельных музыкальных  нот  —  это
был какой-то ужасающий, бесовский  рев  животного».  Постепенно  просыпается
«зверь» и в Белокопытове. Этот мотив становится в повести  «Люди»  сквозным,
входя в повествование с  первых  строк,  где  «автор  советует  читателю  не
придавать  большого  значения  и  тем  паче  не  переживать  с  героем   его
низменных, звериных чувств и животных инстинктов». Затем мотив появляется  в
монологе героя, обозначая  нечто,  принципиально  чуждое  Белокопытову:  «Он
буквально хватался за голову, говоря, что он не может жить больше в  России,
стране полудиких варваров, где за человеком следят, как за  зверем».  Далее,
потерпев неудачу на  поприще  интеллектуальных  занятий,  которые  оказались
никому не нужными 
12345След.
скачать работу

Зощенко

 

Отправка СМС бесплатно

На правах рекламы


ZERO.kz
 
Модератор сайта RESURS.KZ