А.Косыгин. Реформы
тителем Председателя Совета Министров
СССР, "организовал длительную поездку Косыгина по Сибири и Алтайскому краю
якобы в связи с необходимостью усиления деятельности кооперации, улучшения
дел с заготовкой сельскохозяйственной продукции". Косыгин не исключал и
того, что эту командировку Микоян согласовал со Сталиным, согласие которого
означало, что Косыгин не будет репрессирован.
К неприятностям Косыгина, связанным с "ленинградским делом", добавился
поступивший Сталину в июне 1949 года донос о том, что будто в 1948 году,
когда Косыгин был министром финансов, в Гохране происходили крупные хищения
золота и драгоценных камней. Сталин поручил министру Госконтроля Мехлису
провести ревизию в Гохране. Ревизии Мехлиса, как правило, заканчивались для
многих чиновников в лучшем случае выговорами по партийной линии. Мехлис
проводил ревизию Гохрана в течение четырех месяцев. Никаких нарушений
ревизия не обнаружила, кроме недостачи 140 грамм (!) золота. Мехлис дал
команду разобраться в причинах этой недостачи. В Гохране начали работать
специалисты-эксперты по золоту. К счастью для Косыгина, они установили, что
недостача злосчастных 140 грамм золота вызвана различной степенью влажности
воздуха в помещениях, где определялся первоначальный вес слитков (во время
войны Гохран находился в Свердловске), и влажностью воздуха в основных
помещениях Гохрана в Москве. Кроме того, эксперты утверждали, что в
процессе множественных перевозок и перекладок слитков потери металлла
неизбежны. Мехлис удовлетворился этими объяснениями и не только дал знать
Сталину о том, что у Косыгина все в порядке, но и ходатайствовал о
награждении работников Гохрана за "отличное" ведение дела.
Вскоре начальник Гохрана получил орден Ленина. Несмотря на то что
ревизия Мехлиса окончилась для Косыгина благополучно, почти до самой смерти
Сталина Косыгин жил в ожидании ареста. Его зять Жермен Гвишиани вспоминал,
что Косыгин, узнав о том, что среди предъявленных Николаю Вознесенскому
обвинений было обвинение в незаконном хранении оружия, утопил в реке два
сохранившихся с войны пистолета. Гвишиани удалось обнаружить на даче у
Косыгина подслушивающие устройства, и, когда он сообщил о них тестю, тот
строго сказал: "Ничего не трогай и никому не говори". Каждое утро, уходя на
работу, Косыгин говорил родным: "Прощайте" и напоминал о заранее
обговоренных действиях семьи в случае его ареста. Только в конце 1952 года,
после ХIХ cъезда КПСС, Косыгину стало ясно, что "этап подозрений и
недоверия заканчивается". Произошло это после того, как на каком-то
совещании к нему подошел сам Сталин, тронул его за плечо и сказал: "Ну как
ты, Косыга? Ничего, ничего, еще поработаешь".
Отношение к правлению Сталина
Несмотря на то что Сталин уничтожил ближайших соратников и друзей
Косыгина по работе в Ленинграде, из-за чего около трех лет ему пришлось
прожить в постоянном ожидании ареста, он тем не менее навсегда сохранил
самые теплые чувства по отношению к "вождю народов". По свидетельству
Гвишиани, "Косыгин высоко ценил сильную волю и организаторские способности
Сталина. Алексей Николаевич оставался с ним в Москве во время войны, когда
все правительство эвакуировалось в Куйбышев, и позже категорически не
соглашался с насмешливым замечанием Хрущева, утверждавшего, что в войну
Сталин командовал "по глобусу", стоявшему в его кабинете". Однако привычка
скрывать свои мысли и чувства, приобретенная за годы сталинской службы,
осталась у Косыгина навсегда". Уместно вспомнить, что выдумка Хрущева о
том, что Сталин вел войну "по глобусу", прозвучала не на какой-то пирушке,
а в знаменитом закрытом докладе о культе личности Сталина на ХХ съезде
КПСС. Означает ли это, что Косыгин отвергал в принципе десталинизацию
общества, затеянную Хрущевым. Отчасти, это было действительно так. В
вопросах идеологии Косыгин проявлял сталинскую твердость. В декабре 1969
года, когда Политбюро обсуждало публиковать или нет в "Правде" статью к 90-
летию со дня рождения Сталина, Косыгин высказался решительно за публикацию
статьи. Статья была опубликована, несмотря на то что некоторые члены
Политбюро, в частности Подгорный, Пельше, Кириленко, активно возражали
против этой публикации, ставящей, по их мнению, под сомнение решения ХХ
съезда и выставляющей таким образом руководителей КПСС в роли
непоследовательных, двусмысленных политиков, что особенно вредно скажется
на отношениях с "братскими" компартиями. Брежнев, как это не раз бывало при
возникновении острых разногласий в Политбюро, испытывал колебания, но после
того, как Косыгин и остальные члены и кандидаты в члены Политбюро - Суслов,
Устинов, Шелест, Андропов, Мазуров, Гришин - высказались за публикацию
статьи, взял сторону большинства.
Косыгин занимал крайне жесткую позицию и в отношении писателя
Александра Солженицына, одного из главных символов десталинизации, чья
повесть "Один день Ивана Денисовича" при Хрущеве была не только напечатана
в "Новом мире", но и ставилась в пример другим писателям секретарем ЦК по
идеологии начала 60-х Ильичевым. 7 января 1974 года на заседании Политбюро,
разбиравшем вопрос о Солженицыне, Косыгин предложил следующее: "Нужно
провести суд над Солженицыным и рассказать о нем, а отбывать наказание его
можно сослать в Верхоянск, туда никто не поедет из зарубежных
корреспондентов". В конце концов Андропову все же удалось добиться согласия
от Политбюро принять его предложение ограничиться высылкой Солженицына из
СССР, но это стоило ему больших усилий, поскольку за арест и ссылку
писателя помимо Косыгина высказывались Брежнев, Подгорный, Шелепин.
Не жаловал Косыгин и "отца" Пражской весны, лидера коммунистов
Чехословакии Дубчека, которого он считал "подлецом # 1" в чехословацком
руководстве. Однако он не только, как и Брежнев, до конца противился вводу
войск в Чехословакию, но и сумел дать близкий к истине анализ
"оппортунизма" Дубчека и его сторонников. Показательна в этом плане стычка
Косыгина с Андроповым, который выступал сторонником жестких мер в отношении
"прогнившего" чехословацкого руководства. 19 июля 1968 года на заседании
Политбюро Председатель КГБ резко выступил против инициативы Брежнева и
Косыгина о проведении двухсторонних переговоров руководства СССР и
Чехословакии с тем, чтобы попытаться воздействовать на чехословаков всеми
возможными мерами "политического воздействия". "Я считаю, - говорил
Андропов, - что в практическом плане эта встреча мало что даст, и в связи с
этим вы зря, Алексей Николаевич, наступаете на меня. Они сейчас борются за
свою шкуру и борются с остервенением. Правые во главе с Дубчеком стоят
твердо на своей платформе. И готовимся не только мы, а готовятся и они
очень тщательно. Они сейчас готовят рабочий класс, рабочую милицию. Все
идет против нас". На этот выпад Косыгин ответил так: "Я хотел бы также
ответить т. Андропову, я на вас не наступаю, наоборот, наступаете вы. На
мой взгляд, они борются не за свою собственную шкуру, они борются за социал-
демократическую программу. Вот их суть борьбы. Они борются с остервенением,
но за ясные для них цели, за то, чтобы превратить на первых порах
Чехословакию в Югославию, а затем во что-то похожее на Австрию".
В конце 80-х - начале 90-х годов эти предположения стали реальностью.
Помимо скрытого неприятия Косыгиным идеологического развенчания Сталина
Хрущевым у него были веские основания быть недовольным экономическими
преобразованиями Никиты Сергеевича. Косыгин не понимал и не принимал
бесчисленные реорганизации органов управления народным хозяйством,
происходившие в период "оттепели". Особенное недовольство у него вызывало
упразднение Хрущевым отраслевых министерств, вместо которых возникли
пресловутые совнархозы. Правда, Косыгин не высказывал своего недовольства
упразднением так открыто и явно, как, например, председатель Госплана
Николай Байбаков, который на вопрос Хрущева о том, как он относится к
совнархозам, откровенно заявил: "Нельзя ликвидировать Министерства топливно-
энергетической, оборонной промышленности, транспорта, сырьевые и
машиностроительные... Если мы ликвидируем министерства, то потеряем бразды
правления экономикой". Подобные откровения Байбакова закончились для него
тем, что его сняли с российского Госплана и отправили руководить
совнархозом в Краснодарский край.
Отношение к политике Хрущёва
Косыгин в отличие от Байбакова избегал спорить с Хрущевым по
принципиальным вопросам реформирования системы управления экономикой.
Правда, в 1962 году он выступил против его идеи создания Комитета
партийного и государственного контроля ЦК КПСС и Совета Министров СССР, но
на решение Хрущева о создании этого комитета протесты Косыгина не повлияли.
Чаще всего не влияли на него и протесты Косыгина по многим конкретным
хозяйственным вопросам. Один из сотрудников Секретариата Совмина Анатолий
Рябков вспоминал о конфликте Косыгина с Хрущевым по вопросу строительства
целлюлозно-бумажного комбината в районе Астрахани. Эту идею внушил ему
бывший министр бумажной промышленности Орлов, уверявший, что строительство
комбината в дельте Вол
| |  скачать работу |
А.Косыгин. Реформы |
