Чернышевский Н.Г.
ствует
"Губернские очерки" М. Е. Салтыкова-Щедрина ("Губернские очерки" // Там же.
- 1857 - № 6), обнаружившие в авторе более высокий, по сравнению с
гоголевским, уровень теоретического обобщения: "Теперь, например, Щедрин
вовсе не так инстинктивно смотрит на взяточничество - прочтите его рассказы
"Неумелые" и "Озорники", и вы убедитесь, что он очень хорошо понимает,
откуда возникает взяточничество, какими фактами оно поддерживается, какими
фактами оно могло бы быть истреблено. У Гоголя вы не найдете ничего
подобного мыслям, проникающим эти рассказы" (4, 633). Противопоставленные
"обличительной" кампании, нападающей на отдельные злоупотребления (комедия
В. А. Соллогуба "Чиновник" и др.). "Губернские очерки" подробно
комментируются Ч. для доказательства наивности надежд на силу
нравственного примера, якобы способного "устранить действие закона
причинности, по которому нравы народа сообразуются с обстановкою народной
жизни" (4. 289).
Отрадный симптом "значительной перемены в обстоятельствах" (7, 884)
видит Ч. ("Не начало ли перемены?" - 1861.-№ 11) в рассказах В. Успенского,
пишущего "о народе правду без всяких прикрас" (7, 856). По Ч.. в рассказах
Успенского преодолевается традиция "идеализации" народа ("Шинель" Гоголя,
Григорович, Тургенев), которому нельзя было помочь ничем, кроме
сострадания. В этом последнем большом критическом разборе Ч. чувствуется
ожидание близящейся народной революции: подчеркивая силу "рутины", обычая в
жизни массы, критик отмечает возможность "минут одушевления" и ставит
сложную проблему руководства стихийным движением. Литературная критика Ч.-
органичная часть его революционной публицистики.
Художественное творчество Ч. не было только вынужденной в условиях
изоляции формой работы: о склонности к беллетристике свидетельствуют и
пробы пера в студенческие годы, и психологическая детализация в дневниках
(1847-1853); кроме того, он имел богатый опыт литературного критика. Как
художник Ч. более всего связан с традицией философской просветительской
прозы (Лессинг, Д. Дидро. Вольтер, А. Н. Радищев, Герцен), выступая в то же
время новатором, в особенности в разработке политической темы. В контексте
русской литературы 60 гг. созданный Ч. тип "разумного эгоиста",
просветляющего разумом стихию чувств. противостоит различным формам
противоречивого сознания. свойственного героям Тургенева, Л. Толстого, Ф.
М. Достоевского и др. Не свободная от просветительских иллюзий,
утверждаемая Ч. концепция гармоничной личности, встающей на путь
революционной борьбы без пафоса жертвенности, вырастала прежде всего на
почве исторической реальности. Герои Ч. 'были типичны и в своем
рационализме и в своем героизме, что обусловило огромный резонанс "Что
делать?" и реализм последующих произведений, имеющих менее счастливую
читательскую судьбу.
В "Что делать? Из рассказов о новых людях" Ч. продолжил открытую
Тургеневым "Отцах и детях" тему нового общественного деятеля. в основном из
разночинцев, сменившего тип "лишнего человека". По отношению к
тургеневскому роману произведение Ч. полемично: "нигилизму" Базарова
противостоят позитивные взгляды "новых людей", его одиночеству и
трагической смерти - их сплоченность и стойкость ("Отцы и дети" как
необходимый фон восприятия подчеркнуты фамилиями Кирсанова и Лопухова,
последняя напоминает о словах Базарова: "...а из меня лопух расти будет..."
- Тургенев И. С. Поли. собр. соч. и писем: В 30 т. - М., 1981.- Т. 7.- С.
121).
Несмотря на "эзопов язык", используемый в борьбе с цензурой (названия
глав, акцентирующие любовно-семейный сюжет, авантюрно- интригующее начало,
загнанный в глубь повествования сюжет об "особенном человеке" -
революционере, система перифраз, аллегорий, цитат и пр.), мировоззрение Ч.
нашло в романе четкое выражение, чему способствовала активность автора-
повествователя как интерпретатора событий. Через голову "проницательного
читателя" автор многократно обращается к части публики, способной стать
"новыми людьми", разъясняя ей конкретную программу действий. Это роман
художественно-публицистический.
Действительность предстает в "Что делать?" в трех временных
измерениях: прошлое - "старый порядок", идейно изживший себя, хотя и
господствующий; настоящее (деятельность "новых людей"); будущее (его абрис
в духе идей утопического социализма дан в "Четвертом сне Веры Павловны").
Через все произведение проходит антитеза старых и "новых людей", поступки
которых кажутся странными обывателям (Марье Алексеевне, "проницательному
читателю"); их удивление, непонимание - источник комических ситуаций.
Отношение к представителям прошлого дифференцировано: жизнь праздная
(Сторешниковы. Серж) на аллегорическом языке романа - "фантастическая
грязь"; трудовая, в заботах о куске хлеба, вырабатывает "злые", но дельные
характеры (Марья Алексевна) - это "реальная грязь", из которой "родится
пшеница" ("Второй сон Веры Павловны")-
Романтический пафос произведения - в устремленности к
социалистическому идеалу, будущему, когда тип "нового человека" станет
"общею натурою всех людей" (Что делать? - С. 149; далее указываются стр.).
Прообразом будущего выступают и личные отношения "новых людей", разрешающих
конфликты на основе гуманной теории "расчета выгод" (новая мораль оттенена
традиционностью сюжетного мотива любовного треугольника: Вера Павловна -
Лопухов - Кирсанов), и их трудовая деятельность (организация швейных
мастерских, учеба Веры Павловны на врача и др.). Эти подробно освещенные
сферы жизни "новых людей" соотнесены с потаенным, "эзоповым" сюжетом,
главным героем которого выступает профессиональный революционер Рахметов.
Но он не одинок: упоминается о "восьми образцах этой породы", несомненно
участие в нелегальной борьбе Лопухова - Бьюмонта после его ухода "со
сцены", мужа "дамы в трауре" и др. Темы любви, труда, революции органично
связаны в романе, герои которого исповедуют "разумный эгоизм",
стимулирующий нравственное развитие личности: "О, сколько наслаждений
развитому человеку! Даже то, что другой чувствует как жертву, горе, он
чувствует как удовлетворение себе, как наслаждение, а для радостей так
открыто его сердце, и как много их у него!" (С. 233). На высшей ступени
этой лестницы развития стоит "особенный человек" Рахметов, сын богатого
помещика, ушедший в революцию, "ригорист", живущий только интересами
"дела". В ссылке на "натуру", разную у "обыкновенных порядочных" и
"особенных" людей, сказался антропологизм Ч. Реалистический принцип
типизации последовательнее выдержан в Рахметове, суровое мужество которого
продиктовано условиями революционной борьбы нач. 60 гг. Призыв к светлому и
прекрасному будущему, исторический оптимизм Ч., мажорный финал сочетаются в
романе с осознанием трагической судьбы его "новых людей": "...еще немного
лет, быть может и не лет, а месяцев, и станут их проклинать, и они будут
согнаны со сцены, ошиканные, страмимые" (С.49).
Публикация романа вызвала целую бурю в критике. На фоне многочисленных
обвинений Ч. в безнравственности, отсутствии художественности и пр.,
остроумно высмеянных в сатирических стихах В. С. Курочкина в "Искре"
("Молодая жена! Ты "Что делать?" взяла?"; "Нет, положительно, роман "Что
делать?" нехорош!", 1863), выделяется серьезностью разбора статья Н. Н.
Страхова "Счастливые люди". (Библиотека для чтений. - 1865.- № 4). Признав
жизненную основу и "напряжение вдохновения" автора, "органический" критик
оспорил рационализм и оптимизм "новых людей" (скрытого трагизма романа он
не увидел) и отсутствие между ними глубоких конфликтов. М. Е. Салтыков-
Щедрин ("Наша общественная жизнь" // Современник. - 1864.- № 1, 3), выразив
сочувствие общей идее романа, отметил, что в ее воплощении автор "не мог
избежать некоторой произвольной регламентации подробностей..." (Салтыков-
Щедрин М. Е. Собр. соч.: В 20 т. -М., 1968. -Т. 6. - С. 324). Горячим
пропагандистом романа стал Д. И. Писарев, выступивший с подробным анализом
его содержания ("Новый тип" // Русское слово. - 1865.- № 10; впоследствии 1
статья была названа "Мыслящий пролетариат").
Исключительное место в русской литературе занимает "Что делать?" по
силе воздействия на общественную жизнь: под его влиянием устраивались
мастерские, коммуны, в частности "коммуна" В. А. Слепцова (см.: Чуковский
К. И. История слепцовской коммуны Чуковский К. И, Люди и книги шестидесятых
годов. - Л., 1934).. Герои Ч. и в особенности Рахметов повлияли на
формирование характера многих деятелей освободительного движения. Роман
стимулировал нравственные и художественные искания русских писателей: как
последователе
| |  скачать работу |
Чернышевский Н.Г. |
