Динамика восприятия прекрасного в западноевропейской культуре
поиск безопасности, которую даруют
освещение и свет. Красота воспринималась как свет, который успокаивал и
ободрял, являлся знаком благородства. Образцом в этом смысле был
средневековый святой,[15] представляющийся существом из света.
“Физический свет есть самое лучшее из всех веществ, самое сладостное,
самое прекрасное... именно свет составляет красоту и совершенство
телесных вещей”, - говорил ещё Блаженный Августин и добавлял далее, что,
поняв “имя Красоты”, сразу чувствуешь изначальный свет. Этот изначальный
свет есть не что иное, как Бог, светящееся, раскалённое средоточие
огня.[16] Гильом Овернский, чтобы определить прекрасное, объединял число
и цвет: “Видимая красота определяется либо рисунком и расположением
частей внутри целого, либо цветом, либо, наконец, и тем и другим вместе,
рассматривают ли их отдельно друг от друга или изучают гармонию,
порождённую их взаимодействием”.[17]
Красивое, кроме того, - это богатое. Экономическая функция
сокровищ как резерва на случай необходимости способствовала тому, что
богатые накапливали драгоценные вещи. Но в восхищении редкими вещами, и
особенно редкими материалами, сказывался и художественный вкус. Люди
Средневековья больше восхищались естественными свойствами природных
материалов, чем достоинствами работы художника. С этой точки зрения
интересны сокровища церквей, подарки, которые подносили друг другу
государи и богачи, описания памятников и городов.
Но помимо того, что красивым считалось разноцветное и блестящее, а
чаще всего ещё и богатое, вместе с тем красивое - это было доброе.
Обаяние физической красоты было так велико, что она являлась непременным
атрибутом святости. Добрый Бог - это, прежде всего прекрасный Бог, и
готические скульптуры воплощали идеал людей Средневековья. Средневековые
святые обладали не только семью духовными дарами - дружественностью,
мудростью, способностью к взаимопониманию, честью, одарённостью,
уверенностью и радостностью, но также и семью телесными дарами -
красотой, ловкостью, силой, свободой в движениях, здоровьем,
способностью к наслаждению и долголетием. Это относится даже и к святым
“интеллектуалам”, в том числе и к Фоме Аквинскому.
Романский менталитет был достаточно близок к проблемам
материального мироустройства. В нём ощущалась тяжесть земного
притяжения, давление утилитарных сиюминутных установок. Это лишь первая
форма выявления единого Абсолюта, первый шаг приближения к Богу. Об этом
свидетельствовали и господство горизонтальной линии, и элементы
мифологического, непрояснённого, нецентрированного сознания,
воплощённого в романском искусстве. Так, например, каменная резьба,
украшавшая наружные стены соборов, состояла нередко из растительного и
зооморфного орнамента, изображений мифологических чудовищ, экзотических
животных, птиц. Весьма характерным является факт отсутствия какого-либо
единого принципа в расположении декоративных сюжетов; мифологических,
библейских, геометрических мотивов. Все они сочетаются самым
причудливым, хаотическим образом. Многие специалисты считают, что вся
эта витиеватая фантазия лишена символического смысла и имеет
преимущественно декоративный характер. Об этом размышлял епископ Бернар
Клервосский: “...Для чего же в монастырях, перед взорами читающих
братьев эта смехотворная диковинность..? К чему тут грязные обезьяны? К
чему дикие львы? К чему чудовищные кентавры? К чему полулюди? К чему
пятнистые тигры? К чему воины, в поединке разящие? К чему охотники
трубящие..? Столь велика, в конце концов, столь удивительна повсюду
пестрота самых различных образов, что люди предпочтут читать по мрамору,
чем по книге, и целый день разглядывать их, поражаясь, а не размышлять о
законе божьем, поучаясь”.[18]
В романском мировосприятии зачастую господствовало обыденное,
земное отношение ко многим религиозным сюжетам. Христу сопереживали в
первую очередь, потому, что он был беден и страдал, как страдали простые
люди. Потусторонняя жизнь представлялась подобием земной жизни, только
гораздо справедливее, где бедные станут богатыми, где осуществятся все
самые сокровенные желания. В страшном суде виделся образ земного суда
над теми, кто чинил насилие, сеял ненависть, вражду.
Принципиально новые грани эстетического мировосприятия воплотились
в готическом типе красоты. Готика венчает развитие средневековой
культуры. В мировосприятии этого времени доминирует культ Абсолюта,
обращение к незримым далям бытия. Глубже осознаётся несовершенство
земного существования, значимость духовного возвышения человека.
Религиозная напряжённость, связанная с поиском трансцендентной
надёжности, существенно нарастает, отражаясь на восприятии всех граней
человеческой жизни. Главная цель - прозреть божественное присутствие во
Вселенной. Ибо весь универсум (материальный и духовный) является
произведением Бога, созданного по законам совершенства. Однако красота
строго иерархична, она несоизмеримо возрастает от материальной к
духовной ипостаси. У дерева эстетический статус более высокий, чем у
камня, у животного - чем у дерева, у человека - чем у животного. В Боге
красота достигает своей наивысшей концентрации, приобретая статус
вечного, неугасимого сияния. Восхождение по ступеням красоты - путь
духовного совершенствования через преодоление земных привязанностей;
актуализацию духовных потенций с целью вхождения в экстатическое
состояние, которое ведёт к блаженной жизни, абсолютной гармонии как
конечной задаче человеческого существования. В готическом мировосприятии
существенно усиливается мистическое, иррациональное, символическое
звучание красоты. Притягательность природной, телесной гармонии
начинает меркнуть, играть второстепенную роль. Эстетическая ценность
разнообразных форм земного бытия приобретает весомость лишь в том
случае, если достаточно полно отражает мощь Творца, его креативную
способность, безграничность.
Мышление символами занимало огромное место не только в теологии, в
литературе и в искусстве Средневековья, но и во всём его ментальном
оснащении. В средневековой мысли каждый материальный предмет
рассматривался как изображение
чего-то ему соответствующего в сфере более высокого, и, таким образом,
становившегося его символом. Символизм был универсален, мыслить означало
вечно открывать скрытые значения, непрерывно “священнодействовать”. В
эстетическом мировосприятии средневековья отразилась символическая
глубина, так как изобразить, запечатлеть невидимый, сверхчувственный мир
можно было только с помощью символических образов. В средневековой
культуре все явления физического мира рассматривались как проявление
трансцендентной реальности, как завеса над более глубоким бытием. Там
скрывался Бог и другие небожители, не имеющие никакой материальной формы
и, следовательно, их нельзя было изобразить натуралистически. Символ и
был необходимым средством проникновения в мир метафизический,
представляя собой видимый знак невидимого бытия. Например, готический
храм олицетворял крест, на котором распяли Христа; розетки с алмазными
лепестками ассоциировались с вечной розой, листья которой - души всех
искуплённых; гроздь винограда, красный сардоникс связывались с пролитой
кровью Спасителя; образ корабля означал символ церкви, плывущей сквозь
бури жизни; якорь - символ Спасения, нимб - символ святости, прозрачный
берилл, пропускающий свет, - образ христианина, озарённого светом
Христа. Образом Девы могли стать олива, лилия, ландыш, фиалка, роза.
Белая роза означала девственность, алая роза свидетельствовала о
милосердии, яблоко было символом зла. Грецкий орех означал образ Христа:
сердцевина - божественную природу, плотная наружная скорлупа -
человеческую, промежуточная внутренняя перегородка - крест, намёк на
восхождение к Вечности. Все предметы и явления материального мира
пронизывал мир метафизический, который являлся определяющим по отношения
к земному, временному пристанищу человека, где никогда не удаётся
обрести состояние абсолютной умиротворённости. Ибо скрытый мир был
священен, а мышление символами было лишь разработкой и прояснением
учёными людьми мышления магическими образами, которое было присуще
ментальности людей непросвещённых. Приворотные зелья, амулеты,
магические заклинания, столь широко распространённые и так хорошо
продававшиеся, были не более чем грубым проявлением всё тех же верований
и обычаев. А мощи, таинства и молитвы были для массы их разрешёнными
эквивалентами. И там, и тут речь шла о поиске ключей в скрытый мир, мир
истинный и вечный, мир, который был спасением. Акты благочестия носили
символический характер, они должны были заставить Бога признать человека
и соблюдать заключённый с ним договор. Этот магический торг хорошо виден
в формулах дарения, содержащих намёки на желание дарителей спасти таким
образом свою душу. Бога обязывали, вынуждали даровать спасение.
Природа виделась огромным хранилищем символов. Элементы различных
природных классов - деревья в лесу символов. Минералы, растения,
животные - всё символично; традиция довольствовалась тем, что некоторым
из них давала преимущество перед другими. Среди минералов это были
драгоценные камни, вид которых поражал зрение, воскрешая миф богатства.
Среди растительности - это те растения и цветы, которые упоминаются в
Библии, среди животных - это экзотические, легендарные существа.
| |  скачать работу |
Динамика восприятия прекрасного в западноевропейской культуре |
