Гражданская война в произведениях русских писателей ХХ века
ниченность, накопительство, отъединенность от жизни. Что бы там ни
случилось, но не станут они считать купоны, затаившись в темные, как
Василий Лисович, который мечтает только пережить бурю и не утратить
накопленного капитала. Турбины иначе встречают грозное время. Они ни в чем
не изменяют себе, не меняют своего образа жизни. Ежедневно собираются в их
доме друзья, которых встречают свет, тепло, накрытый стол. Звенит
переборами Николкина гитара — отчаянием и вызовом даже перед надвигающейся
катастрофой.
Все честное и чистое, как магнитом, притягивается Домом. Сюда, в этот
уют Дома, приходит из страшного Мира смертельно замерзший Мышлаевский.
Человек чести, как и Турбины, он не покинул поста под городом, где в
страшный мороз сорок человек ждали сутки в снегу, без костров, смену,
которая так бы и не пришла, если бы полковник Най-Турс, тоже человек
чести и долга, не смог бы, вопреки безобразию, творящемуся в штабе,
привести двести юнкеров, стараниями Най-Турса прекрасно одетых и
вооруженных. Пройдет какое-то время, и Най-Турс, поняв, что он и его юнкера
предательски брошены командованием, что его ребятам уготована судьба
пушечного мяса, ценой собственной жизни спасет своих мальчиков.
Переплетутся линии Турбиных и Най-Турса в судьбе Николки, ставшего
свидетелем последних героических минут жизни полковника. Восхищенный
подвигом и гуманизмом полковника, Николка совершит невозможное — сумеет
преодолеть, казалось бы, непреодолимое, чтобы отдать Най-Турсу последний
долг — похоронить его достойно и стать родным человеком для матери и сестры
погибшего героя.
В мир Турбиных вмещены судьбы всех истинно порядочных людей, будь то
мужественные офицеры Мышлаевский и Степанов, или глубоко штатский по
натуре, но не уклоняющийся от того, что выпало на его долю в эпоху
лихолетья Алексей Турбин, или даже совершенно, казалось бы, нелепый
Лариосик. Но именно Лариосик сумел достаточно точно выразить самую суть
Дома, противостоящего эпохе жестокости и насилия. Лариосик говорил о себе,
но под этими словами могли бы подписаться многие, “что он потерпел драму,
но здесь, у Елены Васильевны, оживает душой, потому что это совершенно
исключительный человек Елена Васильевна и в квартире у них тепло и уютно, и
в особенности замечательны кремовые шторы на всех окнах, благодаря чему
чувствуешь себя оторванным от внешнего мира... А он, этот внешний мир...
согласитесь сами, грозен, кровав и бессмыслен”.
Там, за окнами, — беспощадное разрушение всего, что было ценного в
России.
Здесь, за шторами, — непреложная вера в то, что надо охранять и
сохранять все прекрасное, что это необходимо при любых обстоятельствах, что
это осуществимо. “... Часы, по счастью, совершенно бессмертны, бессмертен и
Саардамский Плотник, и голландский изразец, как мудрая скана, в самое
тяжкое время живительный и жаркий”.
А за окнами — “восемнадцатый год летит к концу и день ото дня глядит
все грознее, щетинистей”. И с тревогой думает Алексей Турбин не о своей
возможной гибели, а о гибели Дома: “Упадут стены, улетит встревоженный
сокол с белой рукавицы, потухнет огонь в бронзовой лампе, а Капитанскую
Дочку сожгут в печи”.
Но, может быть, любви и преданности дана сила оберечь и спасти и Дом
будет спасен?
Четкого ответа на этот вопрос в романе нет.
Есть противостояние очага мира и культуры петлюровским бандам, на смену
которым приходят большевики.
Одна из последних зарисовок в романе — описание бронепоезда
“Пролетарий”. Ужасом и отвращением веет от этой картины: “Он сипел тихонько
и злобно, сочилось что-то в боковых снимках, тупое рыло его молчало и
щурилось в приднепровские леса. С последней площадки в высь, черную и
синюю, целилось широченное дуло в глухом наморднике верст на двадцать и
прямо в полночный крест”. Булгаков знает, что в старой России было много
такого, что привело к трагедии страну. Но люди, нацелившие дула пушек и
ружей на свое отечество, ничуть не лучше тех штабных и правительственных
мерзавцев, которые посылали на верную гибель лучших сынов отечества.
Убийц, преступников, грабителей, предателей всех рангов и мастей
история неминуемо сметает с пути, и имена их будут символом бесчестия и
позора.
А Дом Турбиных как символ нетленной красоты и правды лучших людей
России, ее безымянных героев, скромных тружеников, хранителей добра и
культуры, будет согревать души многих поколений читателей и доказывать
каждым своим проявлением, что настоящий человек остается человеком и на
изломе истории.
Те, кто нарушил естественный ход истории, совершили преступление перед
всеми, — в том числе перед усталым и замерзшим часовым у бронепоезда. В
рваных валенках, в рваной шинели зверски, не по-человечески, озябший
человек засыпает на ходу, и снятся ему родная деревня и сосед, идущий
навстречу. “И тотчас грозный сторожевой голос в груди выстукивал три слова:
“— Прости... часовой... замерзнешь...”
Зачем отдан этот человек бессмысленному кошмару?
Зачем отданы этому тысячи и миллионы других?
Можно не быть уверенным, что маленький Петька Щеглов, который жил во
флигеле и увидел замечательный сон о сверкающем алмазном шаре, дождется
того, что сон обещал ему, — счастья?
Кто знает? В эпоху битв и потрясений хрупка, как никогда, отдельная
человеческая жизнь. Но тем и сильна Россия, что есть в ней люди, для
которых понятие “жить” равносильно понятиям “любить”, “чувствовать”,
“постигать”, “думать”, быть верным долгу и чести. Эти люди знают, что стены
Дома — не просто жилище, а место связи поколений, место, где сохранена в
нетленности душевность, где никогда не исчезает духовное начало, символ
которого — главная часть Дома — книжные шкафы, наполненные книгами.
И как в начале романа, в его эпилоге, глядя на яркие звезды в морозном
небе, автор заставляет нас думать о вечности, о жизни будущих поколений, об
ответственности перед историей, друг перед другом: “Все пройдет. Страдания,
муки, кровь, голод и мор. Меч исчезнет, а вот звезды останутся, когда и
тени наших тел и дел не останется на земле”.
1.4. «Конармия И.Э. Бабеля – летопись будничных злодеяний» времен революции
и гражданской войны.
Эта летопись будничных
злодеяний,
которая теснит меня
неутомимо,
как порок сердца.
И.Э. Бабель
Последняя книга принадлежит И.Э. Бабелю. Это наследие, дошедшее до наших
времен, стало заметным событием литературной жизни первого
послереволюционного десятилетия.
По словам Н. Берковского: «Конармия» - одно из значительных явлений в
художественной литературе о гражданской войне».
Идея этого романа – выявить и показать все изъяны революции, русской
армии и безнравственность человека.
Роман И.Э. Бабеля «Конармия» - это ряд казалось бы не связанных между
собой эпизодов, выстраивающихся в огромные мозаичные полотна. В «Конармии»,
несмотря на ужасы войны, показана свирепость тех лет, - вера в революцию и
вера в человека. Автор рисует пронзительно-тоскливое одиночество человека
на войне. И.Э. Бабель, увидев в революции не только силу, но и «слезы и
кровь», «вертел» человека так и этак, анализировал его. В главах «Письмо» и
«Берестечко» автор показывает разные позиции людей на войне. В «Письме» он
пишет о том, что на шкале жизненных ценностей героя, история о том, как
«кончали» сначала брата Федно, а потом папашу, занимает второе место. В
этом заключается протест самого автора против убийства. А в главе
«Берестечко» И.Э. Бабель старается уйти от реальности, потому что она
невыносима. Описывая характеры героев, границы между их душевными
состояниями, неожиданные поступки, автор рисует бесконечную разнородность
действительности, способность человека одновременно быть возвышенным и
обыденным, трагическим и героическим, жестоким и добрым, рождающим и
убивающим. И.Э. Бабель мастерски играет переходами между ужасом и
восторгом, между прекрасным и ужасающим.
За пафосом революции автор разглядел ее лик: он понял, что революция -
это экстремальная ситуация, обнажающая тайну человека. Но даже в суровых
буднях революции человек, имеющий чувство сострадания, не сможет
примириться с убийством и кровопролитием. Человек, по мнению И.Э. Бабеля,
одинок в этом мире. Он пишет о том, что революция идет «как лава, разметая
жизнь» и оставляя свой отпечаток на всем, чего коснется. И.Э. Бабеля
ощущает себя «на большой непрекращающейся панихиде». Еще ослепительно
светит раскаленное солнце, но уже кажется, что это «оранжевое солнце
катится по небу, как отрубленная голова», и «нежный свет», который
«загорается в ущельях туч», уже не может снять тревожного беспокойства,
потому что не просто закат, а «штандарты заката веют над нашими
головами...» Картина победы на глазах при
| |  скачать работу |
Гражданская война в произведениях русских писателей ХХ века |
