И.А. Бродский
- на
составные, чреватые натурализмом, элементы:
Сдав все свои экзамены, она
к себе в субботу пригласила друга;
был вечер, и закупорена туго
была бутылка красного вина.
("Дебют")
Ирония в поэзии Бродского непосредственным образом сопряжена со здравым
смыслом. Бродский о главном не говорит прямо, а всегда уклончиво,
обиняками. Заходит с одной и с другой стороны, ищет все новых
возможностей пробиться к идее, к собеседнику.
Структура стихотворения Бродского в принципе открыта. Видна
художественная целесообразность каждого эпизода, а композиция часто
основана на симметрии, так что массы стихов относительно легко
обозримы. Можно даже выявить такую закономерность: в коротких
стихотворениях формальные ограничения нередко ослабляются, а в длинных
нарастают. В коротких текстах Бродский иногда доходит до полного разрушения
формы. Так в стихотворении "Сонет" (1962), где не соблюдено ни единое
правило построения этой твердой строфической формы, за исключением одного:
в нем 14 стихов:
Мы снова проживаем у залива,
и проплывают облака над нами,
и современный тарахтит Везувий,
и оседает пыль по переулкам,
и стекла переулков дребезжат.
Когда-нибудь и нас засыпет пепел.
Так я хотел бы в этот бедный час
Приехать на окраину в трамвае,
войти в твой дом,
и если через сотни лет
придет отряд раскапывать наш город,
то я хотел бы, чтоб меня нашли
оставшимся навек в твоих объятьях,
засыпанного новою золой.
В 1965 год Бродский формулирует свое кредо, оставшееся в силе до конца
его жизни. В стихотворении "Одной поэтессе" он писал:
Я заражен нормальным классицизмом.
А вы, мой друг, заражены сарказмом...
Бродский обнаруживает три вида поэзии:
Один певец подготавливает рапорт.
Другой рождает приглушенный ропот.
А третий знает, что он сам лишь рупор.
И он срывает все цветы родства.
Поэтика Бродского служит стремлению преодолеть страх смерти и страх
жизни.
Бродский дошел до предела в сплавлении всех стилистических пластов
языка. Он соединяет самое высокое с самым низким. Начало стихотворения
"Бюст Тиберия":
Приветствую тебя две тыщи лет
спустя. Ты тоже был женат на бляди.
Одна из характернейших примет стихотворной речи Бродского - длинные
сложные синтаксические конструкции, переливающиеся через границы строк и
строф, иногда действительно вызывающие ассоциации со стальными гусеницами
танка, неудержимо накатывающего на читателя. В "Стихах о зимней компании
1980-го года" танк появляется и буквально - закованный в броню тропов,
бесконечными синтаксическими переносами выплывает из-за горизонта строфы и
обрушивается на читателя:
Механический слон, задирая хобот
в ужасе перед черной мышью
мины в снегу, изрыгает к горлу
подступивший комок, одержимый мыслью,
как Магомет, сдвинуть с места гору.
Танк - слон, пушка - хобот, мина - мышь. Из этих двух рядов тем
вырастает образ. У Бродского нередко образы возникают на пересечении
совершенно неожиданно сопоставленных тем.
Стихи Бродского, в своей совокупности, представляют собой гимн
бесконечным возможностям русского языка, все пишется во славу ему:
Слушай, дружина, враги и братие!
Все, что творил я, творил не ради я
славы в эпоху кино и радио,
но ради речи родной, словесности.
За каковое раденье-жречество
(сказано ж доктору: сам пусть лечится),
чаши лишившись в пиру Отечества,
ныне стою в незнакомой местности.
Именно вера в язык вводит Бродского в классическую эстетику, сохраняет
его экзистенциальное право быть поэтом, не чувствующим абсурдности своего
положения, подозревать за культурой серьезный и неразгаданный смысл и,
что тоже важно, сдерживать капризы своенравного лирического "я", иначе
его - в рамках эмоционального квадрата - швыряет во все стороны: от
любовного безумства к ироническому признанию, от утверждения своей
гениальности к утверждению собственного ничтожества.
Как истинный творец, он сам подвел итог своему творчеству. Вообще
говоря, Бродский - не просто поэт. На мой взгляд, русской поэзии не хватало
философа, чтобы он окинул взглядом всю картину целиком и в то же время мог
бы рассказать о том, что увидел. Бродский рассказал. Не знаю, хорошо это
или плохо, но он сумел передать всю боль нашего времени, страх перед Ничем,
спрятанный в обыденность, метафизическую тоску "и проч." И только от нас
зависит, сможет ли его слово пробиться к нам в наши микровселенные, чтобы
принести туда свет откровения.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
24 мая 1980 года, в день своего сорокалетия, Бродский написал
стихотворение, которое подвело итоги не только его собственной жизни за
предшествующие годы, но в известной степени исканиям русской поэзии в
области языка, поэтической формы, культурного и исторического контекста,
художественной и этической свободы. Здесь не только судьба Бродского, но,
в обобщении, судьба русского поэта вообще.
Я входил вместо дикого зверя в клетку,
выжигал свой срок и кликуху гвоздем в бараке,
жил у моря, играл в рулетку,
обедал черт знает с кем во фраке.
С высоты ледника я озирал полмира,
трижды тонул, дважды бывал распорот.
Бросил страну, что меня вскормила.
Из забывших меня можно составить город.
Я слонялся в степях, помнящих вопли гунна,
надевал на себя, что сызнова входит в моду,
сеял рожь, покрывал черной толью гумна,
и не пил только сухую воду.
Я впустил в свои сны вороненый зрачок конвоя,
жрал хлеб изгнанья, не оставляя корок,
позволял своим связкам все звуки, помимо воя;
перешел на шепот. Теперь мне сорок.
Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.
Только с горем я чувствую солидарность.
Но пока мне рот не забирали глиной,
из него раздаваться будет лишь благодарность.
Единственным долгом поэта перед обществом Бродский считает долг
"писать хорошо". В сущности, даже не только перед обществом, но и перед
мировой культурой. Задача поэта - найти свое место в культуре и
соответствовать ему. Что, думается, Бродский с успехом сделал.
Утрата связи с живым, меняющимся русским языком не может пройти
бесследно; это плата за судьбу, которая, через страдания, муки и фанаберии
поэта, предоставляет ему право почувствовать в полной мере себя
инструментом языка в тот момент, когда язык оказывается не в обычном
состоянии данности, а в положении ускользающей ценности, когда осенний
крик ястреба приобретает болезненную пронзительность.
Обозревая творчество Иосифа Бродского, невольно приходишь к выводу:
это поэт нового зрения. Поэт, какого еще не было в истории русской
литературы ХХ века.
БИБЛИОГРАФИЯ
1. Бродский И. Избранные стихотворения. // М.,
"Панорама", 1994г.
2. Бродский И. Часть речи. Избранные стихотворения. // М.,
"Художественная литература", 1990г.
3. Бродский И. Письма римскому другу. // Ленинград, "Экслибрис", 1991г.
4. Вайль П., Генис А. В окрестностях Бродского. // ж. "Литературное
обозрение", 1990г., № 8.
5. Гордин Я. "Дело Бродского: история одной расправы." // ж. "Нева",
1989г., № 2.
6. Лурье С. Свобода последнего слова. // ж. "Звезда", 1990г., №
8.
7. Расторгуев А. Интуиция абсолюта в поэзии Иосифа Бродского. //
ж."Звезда", 1993г., № 1.
8. Якимчук Н. "Я работал, я писал стихи." Дело Иосифа Бродского. // ж.
"Юность", 1989, №2.
9.Баевский В.С. История русской поэзии. 1730-1980 гг. М.: Новая школа,
1996.
10.Баранников А.В., Калганова Т.А., Рыбченкова Л.М. Русская литература
ХХ века. Хрестоматия 11 класс. - М.: Просвещение, 1993.
11.Глэд Джон Беседы в изгнании. Русское литературное зарубежье. - М.:
Книжная палата, 1991.
12.Ерофеев В.В. В лабиринте проклятых вопросов. - М.: Советский писатель,
1990.
13.Прищепа В.П., Прищепа В.А. Литература русского зарубежья. Учебное
пособие. - Абакан, 1994.
-----------------------
[1] Из "Нобелевской лекции" Иосифа Бродского
| | скачать работу |
И.А. Бродский |