Истоки истории
вляет тайну истории. Этот образ мы называем
структурой истории. Мы видим свою задачу в том, чтобы постигнуть ее как
духовную действительность человеческого бытия в определенных
пространственно-временных рамках.
Интерпретирующее рассмотрение становится моментом воли. Единство
становится целью человека. Изучение прошлого соотносится с этой целью. Оно
сознательно используется в качестве примера мира в едином мире,
устанавливаемого посредством правового порядка для устранения нужды и
завоевания счастья по возможности для всех.
Однако эта цель предполагает лишь создание общей для всех основы
существования. Единство условий для всех человеческих возможностей было бы,
правда, чрезвычайно важно, но это — не конечная цель, а тоже только
средство.
Мы ищем единство на более высоком уровне — в целостности мира
человеческого бытия и созидания. Стремясь к этому, мы обретаем единство
предшествующей истории посредством выявления того, что касается всех людей,
существенно для всех.
Однако значение этого может открыться только в динамике человеческого
общения. В притязании на безграничную коммуникацию находит свое выражение
взаимосвязь всёх~людей в возможном понимании. Однако единство не
исчерпывается познанным, сформулированным, целесообразным или образом цели,
оно заключено во всем этом лишь тогда, если в основе всего лежит
коммуникация человека с человеком. Теперь возникает последний вопрос.
Состоит ли единство людей в их единении в рамках общей веры, в
объективности того, что всем представляется истинным в
мысли и вере, в организации одной вечной истины посредством глобального
авторитета?
Или же единство, доступное нам, людям, в своей истине — только единство в
коммуникации наших многообразных исторических истоков, сопричастных друг
другу, но не тождественных в явлении мысли и символа,— единство, которое в
своем многообразии скрывает единое, то единое, которое может сохранить свою
истинность только в воле к беспредельной коммуникации в качестве
бесконечной задачи, которая стоит перед не знающими завершения
человеческими возможностями?
Все утверждения о совершенной чуждости людей, о невозможности
взаимопонимания — не что иное, как выражение разочарованности, усталости,
отказ от выполнения настоятельного требования человеческой природы,
возведение невозможности данного момента в абсолютную невозможность,
угасание внутренней готовности (33).
Единство истории как полное единение человечества никогда не будет
завершено. История замкнута между истоками и целью, в ней действует идея
единства. Человек идет своим великим историческим путем, но не завершает
его в реализованной конечной цели. Единство человека — граница истории. А
это значит: достигнутое завершенное единство было бы концом истории.
История — движение под знаком единства, подчиненное представлениям и идеям
единства.
Согласно подобным представлениям, единство выражается в следующем:
человечество, по-видимому, возникло из единых истоков, выйдя из которых оно
развивались в бесконечной изолированности, а затем стало стремиться к
воссоединению. Однако это общее происхождение — в своем эмпирическом
обосновании — погружено во мрак. Повсюду, где .мы видим людей, они рассеяны
я различны как индивидуумы и как расы; мы видим множество культур на разной
стадии развития, различное их возникновение, которому, несомненно, уже
предшествовало неведомое нам существование человека. Единство ведет нас за
собой в качестве представления о некоем образе, завершенном г.о взаимности
множества людей. Однако подобные представления всегда неопределенны.
Представления о единстве обманывают, если они выступают как нечто
большее, чем символы. Единство в качестве цели — беспредельная задача; ведь
все становящиеся для нас зримыми виды единства — частичны, они лишь
предпосылки возможного единства или нивелирование, за которым скрывается
бездна чуждости, отталкивания и борьбы.
Завершенное единство не может быть выражено ясно и непротиворечиво даже в
идеале. Такое единство не может обрести реальность ни в совершенном
человеке, ни в правильном мироустройстве или в проникновенном и открытом
взаимопонимании и согла-
сии. Единое — это бесконечно далекая точка соотнесения,, одновременно
истоки и цель; это — единство трансцендентности. В качестве такового оно не
может быть уловлено, не может быть исключительным достоянием какой-либо
исторической веры, которая могла бы быть навязана всем в качестве
абсолютной истины.
Если мировая история в целом движется от одного полюса к другому, то
происходит это таким образом, что все, доступное нам, заключено между этими
полюсами. Это—становление единств, преисполненные энтузиазмом поиски
единства, которые сменяются столь же страстным разрушением единств.
Так, глубочайшее единство возносится до невидимой религии, достигает
царства духов, которые встречаются друг с другом и принадлежат друг другу,
тайного царства открытости бытия в согласии душ. Напротив, историчным
остается движение между началом и концом, которое никогда не приходит к
тому, что оно, по существу, -означает, но всегда содержит его в себе.
V. ПРЕОДОЛЕНИЕ ИСТОРИИ
Мы убедились: история не завершена, она таит в себе бесконечные
возможности; любая концепция познанного исторического целого разрушается,
новые факты открывают в прошлом не за
меченную нами раньше истину. То, что прежде отпадало как несущественное,
обретает первостепенную значимость. Завершение истории кажется нам
невозможным, она движется из одной бесконечности в другую, и бессмысленно
прервать ее может лишь внешняя катастрофа.
Мы внезапно ощущаем неудовлетворенность историей. Нам хотелось бы
прорваться сквозь нее к той точке, которая предшествует ей и возвышается
над ней, к основе бытия, откуда вся история представляется явлением,
которое никогда не может быть внутренне «правильным»; прорваться туда, где
мы как бы приобщимся к знанию о сотворении мира и уже не будем полностью
подвластны истории. Однако вне истории для нас в области знания нет
архимедовой точки. Мы всегда находимся внутри истории. В стремлении
достигнуть того, что было до истории, что проходит сквозь нее или будет
после нее, всеобъемлющего, самого бытия, мы ищем в нашей экзистенции и
трансцендентности того определения, чем могла бы быть эта архимедова точка,
если бы она могла быть выражена в форме современного знания.
1. Мы выходим за границу истории, когда обращаемся к природе. На берегу
океана, в горах, в буре, в льющихся лучах восходящего солнца, в игре красок
стихии, в безжизненном полярном царстве снега и льда, в девственном лесу —
повсюду, где мы слышим голос неподчинивщейся человеку природы, мы можем
внезапно почувствовать себя свободными. Возврат к бессознательной жизни,
возврат в еще большую глубину и ясность безжизненной стихии может возбудить
в нас ощущение тишины, восторга, единства, свободного от боли. Однако это
обман, если мы видим в нем нечто большее, чем случайно открывшуюся тайну
молчаливого бытия природы, этого бытия по ту сторону всего того, что мы
называем добром и злом, красотой и уродством, истиной и ложью, этого
бросающего нас в беде бытия, не знающего ни сострадания, ни жалости. Если
мы действительно обретаем там прибежище, то это значит, что мы ушли от
людей и от самих себя. Если же мы видим в этом мгновенном пленяющем нас
соприкосновении с природой немые знаки, которые указывают на нечто,
возвышающееся над всей историей, но не открывают его, тогда в этом
соприкосновении с природой заключена истина, так как оно открывает перед
нами путь, а не удерживает нас у себя.
2. Мы выходим за границы истории в сферу вневременной значимости, истины,
не зависящей от истории, в сферу математики и всепокоряющего знания, всех
форм всеобщего и общезначимого, которая не ведает преобразований, всегда
есть — познанное или непознанное. В постижении этой ясности значимого мы
подчас ощущаем душевный подъем, обретаем твердую точку, бытие, которое
постоянно есть. Однако и в этом случае мы идем по неверному пути, если
держимся за него. И эта значимость — знак, в нем не заключено содержание
бытия. Это постижение странным образом не затрагивает нас, оно открывается
в процессе все большего проникновения в него. Оно есть, в сущности, форма
значимости,
277
тогда как его содержание отражает бесчисленное множество сущего, но никогда
не отражает бытие. Здесь в устойчиво существующем находит покой только наш
рассудок, не мы сами. Однако тот факт, что эта значимость есть независимая
и освобожденная от истории, в свою очередь указывает на вневременное.
3. Мы выходим за границы истории в область основных пластов историчности,
т. е. обращаясь к историчности мироздания в целом. От истории человечества
ведет путь к той основе, откуда вся природа — сама по себе неисторичная —
озаряется светом историчности. Однако это доступно только спекулятивному
мышлению, для которого служит своего рода языком тот факт, что навстречу
историчности человека как будто что-то движется из недр природы в своем
собственном биологическом облике, в ландша4>те и явлениях природы. Сами по
себе они лишены смысла и случайны, являют собой катастрофы или равнодушное
пребывание в мире, и все-таки история как бы одухотворяет их, будто они
соответствуют друг д
| |  скачать работу |
Истоки истории |
