Культурная революция 30-х годов
ы переориентировать этот укорененный в российском
национальном характере вектор в нужном для большевиков направлении.
"Человеческий материал", который большевики унаследовали от "старого"
общества, состоял из трех неравных частей: меньшую часть составляли
убежденные революционеры, практически готовые для светлого будущего (их по
разным подсчетам накануне революции было примерно тысяч пять на всю
Россию), подавляющая масса (десятки миллионов) крестьян, городских наемных
работников, служилого люда, обывателей, мещан и т.д., которых предстояло
мучительно перевоспитывать в соответствии с новыми идеалами (менять им
картину мира) и, наконец, те, кого следовало уничтожить как класс – весьма
обширный слой так называемой буржуазии, в который (из-за политической
малограмотности исполнителей) попало много "чистой" публики, никакой
весомой собственностью не владевшей – чиновничества, ученых, юристов,
деятелей искусства и т.д.
Большевики унаследовали страну в тяжелой ситуации: война и затем
Февральская революция раскрепостили, разбудили в населении империи
разрушительную энергию, извечную российскую склонность к анархическому
бунту, нанесли сильнейший удар по системе традиционных российских
ценностей. Сложившаяся испокон веков картина мира российского подданного
трещала по всем швам: из нее были вынуты центральные, формообразующие
фрагменты – монарх как олицетворение высшей справедливости на Земле и Бог
как мирообразующее и мироформирующее начало. События развивались таким
образом, что достаточно вероятным становилось предположение, что Бога как
создателя и хозяина мироздания нет. У богопослушной части российского
населения вполне могло сложиться впечатление, что хороший хозяин никогда бы
не допустил в своем доме такого беспорядка, какой учиняли в стране атеисты-
большевики. А раз Бога нет, то, как справедливо заметил Ф.Достоевский, "все
дозволено", чем не приминул воспользоваться "широкий" русский (и не только
русский – российский) человек.
Большевики были убежденными сторонниками вседозволенности. Но на этой
концепции (и они это понимали) государство не построишь. Значит, все может
быть дозволено, но далеко не всем – только тем, кто у власти и знает, что
нужно построить на развалинах старого мира. У остальных нужно было
формировать новую картину мира, помогающую использовать этих остальных в
строительстве новой жизни.
Что можно было положить в ее основу? Прежде всего мотив жертвенности:
нам (вам) выпало счастье участвовать в строительстве "нового" мира, самого
справедливого общества на Земле, мы готовим мировую революцию, которая
освободит от гнета капиталистов всех трудящихся Земли и т.д. Понятно, что
такие возвышенные и исторически значимые цели стоят того, чтобы сегодня (и,
может быть, завтра тоже) претерпеть лишения, мучения и т.д. Более того,
ради такой высокой цели не жалко и жизни.
Отсюда вытекает второй мотив: главный персонаж истории – человек-
труженик, чьими руками создается все богатство (все более очевидный факт,
что большая часть богатства создается не руками, но умными головами, при
этом остается за скобками) и который только теперь стал истинным субъектом
мировой истории.
И, наконец, третий важный культурообразующий мотив: пришедший к власти
новый класс создает свою этику, свою эстетику, свое искусство и даже свою
художественную культуру и науку (Пролеткульт). Подобная достаточно аморфная
и на ходу уточняемая картина мира, разрабатываемая в сфере партийной
идеологии и публицистики, стала последовательно внедряться в сознание
населения России новыми вождями народа.
Как известно, картина мира в своих основных параметрах формируется в
трех сферах общественной жизни – в религии, науке и искусстве – и затем
транслируется через систему образования и средств массовой информации
(коммуникации). Поэтому перед большевистским правительством встала задача
подчинить эти три сферы задачам научно-идеологического и эстетического
обоснования новой системы ценностей и обеспечить транслирование этих
ценностей в сферу общественного сознания через эффективную систему
образования и массовой пропаганды.
Поворот к коллективизму, к ориентации на массы, склонность к которому
коренилась в русской общинной традиции и которая была теоретически
обоснована русской редакцией марксизма, получила своеобразную подпитку в
научно-техническом прогрессе и в процессах урбанизма. Это была короткая, но
яркая эпоха нового просветительства: во многих думающих головах
складывалось убеждение, что мир познаваем, что социальная гармония
возможна, потому что многие проблемы, о которые, "расшибались", реформаторы
прошлого, сегодня могут быть решены на путях научно-технического прогресса,
машинным путем. Машина стала важным фактором социальной жизни, в том числе
и жизни художественной. Рационализм плюс машина дали в результате
конструктивизм – не только в искусстве, но в политике и экономике.
Появилась и широко распространилась иллюзия, что можно придумать и
осуществить проект всеобщего счастья или создать “полезное” искусство,
способствующее этому всеобщему счастью. Очевидно, что такое искусство не
могло быть основано на “буржуазных” индивидуальных ценностях оно, могло
базироваться только на ценностях групповых (классовых), всеобщих.
Отсюда вытекала логика большевистского "упрощения" культуры: ориентация
на массу (коллективизм) – культ техники (конструктивизм в широком смысле
этого слова, как взгляд на мир, допускающий возможность его рациональной
переделки, а не как стилистическое направление в искусстве) – завод
(рабочие) как главный предмет искусства – человеко-машина или машино-
человек как результат конструктивистского взгляда на общество той эпохи –
человек-винтик как логическое следствие подобного подхода к социуму.
“Единица – вздор, единица – ноль”, – сказал пролетарский поэт и отразил
правду времени.
Именно отсюда проистекает убеждение в допустимости социального
конструирования, которое чревато насилием над личностью. Потому что
социальное конструирование по определению не может учитывать мнение,
позицию неповторимой человеческой личности, оно всегда рассматривает
человека не как цель, но как средство (человеческий материал). Продолжим
представленную выше историческую логику событий: новый рационализм –
создание проекта самого справедливого на Земле общества – переделка
человека, непригодного в своем настоящем виде к вхождению в светлое будущее
(естественно, с помощью насилия) – массовое производство “нового” человека
с помощью государственных структур, формирующих картину мира. А в их
деятельности важнейшее место занимало управление культурной жизнью.
Для деятелей большевистской культурной политики была характерна
механистическая иллюзия, согласно которой культуру можно отнять у имущего
класса и раздать неимущим. В результате такой операции общество якобы
повысит свой культурный уровень. Для них совершенно чужда была мысль, что
культура – это не готовый результат, который можно "потребить", но путь,
процесс, плод духовной работы, которую нужно каждому проделать
самостоятельно. В результате "массы стали усваивать культуру как нечто, что
им положено по праву, что можно отнять у имущих и присвоить себе. Но дело в
том, что культура, дух – неделимы. Нельзя поделить то, чего нет. Это то,
чем ты не располагаешь, а можешь лишь на мгновения обретать в собственном
духовном движении".
Вопреки существующему мнению большевистский социальный эксперимент не
провалился – он в значительной мере удался. Он показал, что человек – очень
пластичен, что из него можно лепить любое социальное существо. Например, за
какие-то три поколения слепить существо под названием "советский человек"
("совок"), обладающее весьма специфической картиной мира, во многих своих
пунктах не совпадающей с ценностями общечеловеческими (европейскими
общецивилизационными). Полученый вывод ставит нас перед новой проблемой:
как себя вести в связи с новой напастью – глобализацией культуры.
Четвертая революция – глобализация и национальные картины мира
Эта революция уже началась и развивается с все возрастающей скоростью.
Управлять этими процессами ("прогибать" их) нам не под силу – мы вынуждены
сами "прогибаться под изменчивый мир". Но все же направление и
интенсивность такого прогиба зависит от нас.
Сразу скажу, что рецептом правильного поведения в этих новых, доселе
небывалых условиях не располагает никто. Но сегодня можно обсуждать
критерии, на основе которых такое правильное поведение (культурная
политика) может разумно осуществляться. Это прежде всего тезис,
утверждающий непреходящую ценность культурного разнообразия социума.
Культурная динамика возможна только в условиях взаимодействия,
столкновения, взаимовлияния различающихся друг от друга культур. И чем
больше будут эти различия, чем больше таких непохожих друг на друга культур
будут сосуществовать в пределах государства или в конечном счете в
глобальных масштабах, от этого будет зависеть жизнеспособность
| |  скачать работу |
Культурная революция 30-х годов |
