Маргиналы и их социальные интересы
товой системы. В гуптское время, в связи с расцветом городской
цивилизации, число таких людей могло быть достаточно велико. Все они
потенциально были прихожанами буддийских храмов (а при случае могли
вступить и в сангху), так как в лоне ортодоксального брахманизма им не было
места. Интересный пример подобного рода содержится в знаменитой пьесе
Шудраки "Глиняная повозка" (видимо, 6 в. н. э.). В ней есть эпизод, в
котором рассказывается о неудачливом игроке в кости, сыне добропорядочного
горожанина, но ставшего массажистом. После того, как он убеждается в
пагубности своего пристрастия к игре, он принимает решение стать буддийским
монахом. В конце пьесы бывший массажист предстаёт странствующим буддийским
монахом , и даже, после развязки всех событий, наказания злых героев и
награждения добродетельных он назначается главой всех буддийских монастырей
в стране - должность, ни из каких других источников не известную, возможно,
это поэтическое преувеличение. Интересно, что и главную героиню, богатую
гетеру (ганика), он в конце пьесы называет последовательницей Будды .
Поскольку сама она в сангху не вступила, видимо, она стала буддисткой-
мирянкой. Вообще отношение буддизма к женщинам свободного поведения - это
тема отдельного исследования, приведём здесь лишь некоторые факты.
Особое отношение буддизма к проституткам началось ещё со времён самого
Будды. Одной из первых мирских последовательниц Будды была знаменитая
куртизанка (ганика) Амбапали из города Вайшали. Она прославилась тем, что
брала за ночь пятьдесят монет (каршапан). Сам Будда не гнушался жить в её
доме, и со временем она стала героиней многочисленных буддийских историй .
Иногда гетера парадоксальным образом может выступать чуть ли не примером
воплощения буддийских добродетелей. В известном буддийском сочинении
"Вопросы Милинды" (кн.3, гл. 1) некая блудница по имени Бандуматия
утверждает, что она достигла полной свободы от каких-либо пристрастий и
антипатий. Бандуматия произносит следующее заклятие правдой (древний
индийский обычай): "Кто бы мне не платил - кшатрий ли, брахман ли, вайшья
ли, шудра ли, иной ли кто, всем я равно угождаю, ни кшатрия не отличаю, ни
шудрой не гнушаюсь. Я от пристрастия и неприязни свободна, кто мне платит,
того и ублажаю" . Сила её заклятия оказывается столь велика, что оно
способно повернуть вспять течение Ганги. Парадоксы подобного рода позднее
обыгрывались в чань (дзэн) -буддизме; интересно, что по-японски слово
Дарума - имя первого патриарха школы чань (санскр. Бодхидхарма) -
обозначает одновременно и проститутку .
С упадком городской гуптской цивилизации и наступлением периода раннего
средневековья число различного рода маргиналов неизбежно должно было
сократиться. Часть этих слоёв, а также низших каст, со временем нашла себе
место в лоне индуизма, с помощью различного рода тантрийских сект, расцвет
которых начинается примерно с 6 в .
5. МАРГИНАЛЬНОСТЬ И ПРАВО.
Во взаимодействии права с феноменом маргинальности есть нечто общее
для всех стран. Э. Дюркгейм увидел корень проблемы в утрате связей части
общества с социальным целым, что было зафиксировано им в категории «аномия»
(безнормность). Аномия давала многим исследователям ключевую характеристику
асоциальной части маргинальных групп, которые иногда считались неспособными
переступить высокий порог нормального социума. Затем стали говорить о
заколдованности самого порога. Асоциальных маргиналов пытались представить
как неких первобытных субъектов.
Исследователь Черной Африки В. Тэриер описал обряды так называемых
пороговых людей - ламиналов. Ламиналы и маргиналы, имея кое-что общее,
принципиально расходятся. Ламинал временно утрачивает одни нормы, однако
завершение обряда делает его частью нормального коллектива. Маргинал же,
выйдя из одного состояния, не может отождествиться с другим. Отход от
базовых норм становится бессрочным. Нарушение трансляции социального опыта
между социальным целым и его частями, социальными группами и индивидами,
структурами управления и управляемыми охватывает область права и
правосознания. Само право становится маргинальным, а общество - анемичным.
Носитель аномии оказывается не в состоянии подчиняться ценностно-
нормативной системе общества. Потеря нормы - часто условие ее нарушения,
которое может закрепить маргинализующие факторы. Совершенно закономерно,
что преступники вытесняются в маргинальные слои на периферию общества. Но
при тех ножницах в праве, которые образуются между провозглашением
равенства возможностей и отсутствием механизмов его осуществления,
возникает интерференция норм и их взаимное угасание.
Может ли право носить маргинальный характер? Не является ли маргянализация
права простым возвращением в ненравовое, а по сути в бесправное состояние?
Оказывается, нет. Так, а нашей стране в условиях нарушения трансляции
правового опыта через правовые механизмы после распада социального целого
советских структур происходит интерференция старых и новых правовых
отношений, при которой старые структуры могут выполнять функции новых, а
новые служить для реализации прежнего правового потенциала. На поверхности
общественной жизни такие явления воспринимаются как «суверенизация», «война
законов»,«правовой нигилизм», «попрание нрав» и т. д. На самом же деле
происходит марги-нализация права, что означает ущербный тип правосознания и
правового поведения, воплощающий переходную форму общественного сознания, а
равно и некое «серединное бытие», сочетающее элементы традиции и инновации.
Причем традиция зачастую ведет себя как инновация, а ин-новация пытается
утвердиться как традиция.
Маргинализация правовых норм не всегда означает распад социальности. Это
могут быть нормы ложной социальности нормы апартеида, оседлости,
пространственной сегрегации, оккупационного режима и т.д. Об этом же
свидетельствует стандарт маргинального сознания преступника: «они достигают
всего через связи, а я через отвагу», т. е. маргинал и преступник сами
творцы своего статуса. Но при такой трактовке права любые асоциальные
стандарты, касающиеся части обществ, могут быть объявлены тсждественными
стандартам социальным. Например, если для закона не существует различия
между террористом-уголовником и террористом-революционером, то для
маргиналыюсти или нормальности в смысле наличия базовых норм такого целого,
в смысле связи с более высокой реальностью как источником норм, такие
различия принципиальны.
Маргинал не обязательно преступник и не люмпен. Статус люмпена законен.
Статус преступника нет, а статус маргинала может быть и тем и другим. «Быть
вне норм» может означать разное. Более высокий статус для люмпена
недостижим, пока он люмпен. Статус маргинала не конечное звено его
переходности.
Таким образом, если обратиться к шкале нарушения кодексов культур,
предложенной Т. Селином", то мы увидим, что первая позиция, когда кодексы
сталкиваются на границах, присуща и люмпену, и маргиналу, и преступнику;
вторая в потенциале интерференции юридических норм может трактоваться как
исключающая преступника; третья, когда члены одной культурной группы
переходят в другую, может быть названа как маргинальность на излете.
Структурно-функциональный анализ, типичный для западиой социологии, не
решает проблемы корней маргинальности и не объясняет маргинализации самого
права.
Линия, восходящая к Р. Парку, дала ряд догадок, которые позволили раскрыть
сущность маргинальности как распада социальных связей с базово-нормативным
целым. Для социально-экологического направления феномен маргинальности не
исчезал как самостоятельный объект.
Применяя выделение самостоятельности объекта для маргинального права, мы
тем самым ставим вопрос о соотношении «нормального» и «маргинального»
права, о специфике маргинальности, ибо простое отклонение от нормы ничего
не объясняет. Если дело в нарушении социального наследования трансляции,
размещения и приращения социокультурного и правового опыта, то дисфункции
также присущи всем группам и индивидам. Маргинальность не передается
генетическим образом, ибо наличие социального контроля при относительно
здоровых социальных условиях способно нейтрализовать специфически
маргинальные характеристики индивидов и общностей.
При обосновании существования маргинального права могут быть выдвинуты
три взаимосвязанных тезиса. Во-первых, маргинализация советского права
является неизбежным следствием изменения контекста функционирования
правовых отношений в направлении правового государства. Именно это и
вызывает нарушение трансляции правового опыта и интерференцию правовых
норм. Во-вторых, при переходе к новой правовой культуре неизбежно рождаются
смешанные переходные формы юридических отношений, действующие как реальная
практика и как фактор правосознания, превращая функционирующее право в
маргинальное. В-третьих, восстановление нормальной трансляции правового
опыта оказывается невозможным из-за аналогичного процесса в социальной
структуре. Выделение маргинальных групп и их изоляция на разных уровнях
социальной лестницы обостряет вопрос о социальных функциях правового
государства.
ЛИТЕРАТУРА
1. «Нет ничего опаснее пассивн
| |  скачать работу |
Маргиналы и их социальные интересы |
