Мировоззренчесское значение мифа о вечном возвращении (Статья)
от уровня архетипов и повторений,
отныне может защищаться от этого ужаса лишь с помощью идеи бога. Любое
другое положение современного человека в конечном счете ведет к отчаянию.
Отчаянию, вызванному не фактом его существования как человека, а его
присутствием в историческом мире, в котором подавляющее большинство
человеческих существ живет, терзаемое постоянным ужасом, пусть и не всегда
осознаваемым.
В центре христианского мировоззрения, как известно, находится Создатель
всего существующего; мир, история сами по себе лишь свидетельствуют о
величии Создателя. Сам Бог вечен и, естественно, к его бытию неприменимы
понятия «начало» и «конец»; мир же, сотворенный им, напротив, является
временным и временным, имеет вполне определенно обозначенные начало и
конец. Бог (вечность) объемлет мир (время).
Очевидно, что христианская картина мира никак не могла быть согласована
с концепцией мирового круговорота, с отождествлением конца и начала.
Действительно, такая концепция враждебна христианской догме конечного
спасения.
По Августину, например, концепция круговорота безнадежна, поскольку
надежда и вера связаны с ожиданием будущего, а в рамках доктрины «вечного
возвращения» будущее тождественно прошлому. «Вечное возвращение» обещает
лишь бесконечную смену страданий и счастья, но не может обеспечить вечного
блаженства.
Для христианского мировоззрения неприемлемо приобщение к вечному в
смысле «вечного возвращения». Такое вечное не совместимо с уникальностью
событий священной истории (воплощением, смертью, воскрешением Христа и т.
д.). Так что эта вечность в данном случае «не подходит»
Неприемлем здесь также и буддийский путь слияния с вечным, ибо в
христианстве речь идет о личном (личностном) бессмертии, о приобщении
личности к вечности, а нирвана означает не утверждение «Я», а, по сути, его
отрицание.
Личность и вечность несовместимы. Печальная, трагическая, но поистине
человеческая истина.
Отмечу в заключение, что христианский образ универсалии «начало и
конец», как образ, связанный с мифом о вечном возвращении, глобален и
моноцентричен. Речь и здесь идет о начале и конце лишь одной системы –
некоего единственного мира, вершиной которого является человек, созданный
по образу и подобию Бога.
Отчетливо проводятся параллели между архаическим мышлением и
мифологизмом в наши дни. На одном из наблюдений Элиаде над этим характерным
явлением XX века хотелось бы остановиться особо. Речь идет о способах
преодоления профанного времени. Если первобытный человек совершал это в
своей повседневной трудовой деятельности, следуя архетипическим образцам и
таким образом возвращаясь к истоку времени, если благочестивый
христианин вырывался из потока времени в процессе богослужения и молитвы,
то как удается достичь того же нашему современнику, на чье сознание, по
мнению Элиаде, не оказывает формирующего воздействие иудео-христианский
комплекс? Основными формами криптомифологического (по Элиаде) поведения
наших современников выступают театр и чтение. Спектакль традиционно, как
всякое зрелище (спортивное состязание тоже), связан с ритуалом, а через
него с мифом. Он совершается, как правило, в концентрированном сценическом
времени и выводит зрителя из ритма его повседневной жизни. Различными
путями стремится к тому же и современная литература.
Обретая в искусстве ХХ века свое второе рождение, миф функционирует в
современном обществе по тем же основным законам, которые выявил автор
применительно к древности: он служит парадигмой профанной деятельности, он
вызывает к жизни или же объясняет некий ритуал. Нужно ли приводить те
многочисленные примеры, когда произведение искусства, воплощенное
средствами массовой информации, вызывает в обществе подражания своим
ситуациям и героям? А усложненность и оригинальность форм «нового»
искусства создает у современной духовной элиты эффект своего рода инициации
приобщения к прекрасному: действительно, нужно преодолеть некую преграду
для того, чтобы войти в круг посвященных.
Помимо этих чисто внешних параллелей между мифом и ритуалом в глубокой
древности и современным мифологизмом, представления Элиаде о космосе тесно
связаны с модернистской эстетикой и поэтикой. В течение многих веков и в
рамках различных стилей искусство стремилось воссоздать порядок и гармонию
природы, человека и т. д. И лишь в ХХ веке оно пришло к отрицанию этой
гармонии. Подобно тому, как в акте творения (космогонии) путем
насильственного внедрения порядка в хаос сущего создается мир
(мифологически это осмысляется в форме битвы героя – демиурга с драконом –
воплощением хаоса), художник навязывает свою волю материи в акте
художественного творчества – и создается произведение искусства. Нет
органичности между сущим и порядком, нет внутренней стройности в
действительности – лишь агрессивный натиск воли художника придает ей форму.
Заключение
Человек, человечество – одна из конкретных форм субстанции. Человеку не
стать Богом, ему не стать вечным, не стать бесконечным. Да и в этом ли
дело?
«Человек – всего лишь тростник, слабейшее из творений природы, но он
тростник мыслящий, - писал Б.Паскаль. – Чтобы его уничтожить, вовсе не надо
всей вселенной; достаточно дуновения ветра, капли воды.
Но пусть даже его уничтожит Вселенная, человек все равно возвышеннее,
чем она, ибо сознает, что расстается с жизнью и что слабее Вселенной, а она
ничего не сознает».
Перефразируя Паскаля, можно сказать: человек все равно возвышеннее
бесконечного, ибо сознает, что смертен и что слабее бесконечного, а оно
ничего не сознает. Быть человеком, развивать в себе человеческое, вносить в
меру своих далеко не бесконечных сил человеческое начало в мир – это не так
уж мало, и этому не может помешать наша смертность (тем более, что
продолжительность жизни человека и человечества определяется в общем-то не
годами, не астрономическим временем, а делами – личностно- и социально-
значимыми поступками, духовными свершениями – временем бытия и развития
человека, и именно в освоении этого времени лежит основное направление
человеческой деятельности).
| |  скачать работу |
Мировоззренчесское значение мифа о вечном возвращении (Статья) |
