Немецкий менталитет и происхождение двух мировых войн (Райнер Бендик)
налистически настроенные авторы. Война приветствовалась как
"наставница" или "очистительный огонь", а мир осуждался как время упадка. В
августе 1914 г. немецкий народ преодолел все свои социальные и религиозные
разногласия и выступил единым фронтом против врага. Заново возникшее
единение людей рассматривалось как выражение нового образа мышления и как
мощный аргумент в пользу авторитарного государства. Лозунг "Идеи 1914 г."
они противопоставили демократическому лозунгу "Идеи 1789 г.". Для некоторых
авторов мировая война была, таким образом, возможностью восстановить
Германскую империю на действительно национальных основах: "Германия должна
быть установлена на все времена. Более того, настоящая, подлинная Германия
— вот что должно быть создано в первую очередь"12. Либералы и даже социал-
демократы тоже разделяли такую оценку значения войны для страны. В мае 1915
г. Гертруда Боймер, ставшая позднее членом ландтага от Демократической
партии, заявила при единодушной поддержке конференции Союза женщин-
учителей, что "нормы для будущего должны быть определены сейчас так, чтобы
они ни на один день не становились ниже, чем тот дух, который сейчас, во
время величайшего напряжения всех сил, охватил наш народ". Предметом ее
особой озабоченности было "построить будущее, достойное нашего великого
настоящего и обеспечить устойчивое влияние нынешнего великого народного
подъема на любое культурное начинание"13. По мнению Конрада Хениша,
докладчика по вопросам образования от Социал-демократической партии в
Прусском ландтаге, война выявила несоответствие старых взглядов
современности. Он выразил надежду, что "в будущем идеи 1914 г." станут
доминирующими в немецком обществе в гораздо большей степени, "чем идеалы
1789 г. и 1848 г."14.
В целом аргументы, приведенные выше, разделялись всеми писавшими по
данному вопросу; в той мере, в которой девальвировался мир, они
идеализировали войну как судьбоносное событие истории. Совершенно
определенно звучало требование, чтобы мерками военного времени оценивался и
наступающий мир.
Теперь авторы школьных учебников принялись за переписывание всей
истории, предшествующей 1914 г., трактуя ее в качестве прелюдии
последующего военного периода. Мировая война рассматривалась как результат
"политики окружения", осуществляемой Англией, Францией и Россией. "Глубоко
укоренившееся стремление к реваншу" со стороны французов, "пагубная
склонность" русских к "завоеваниям" и "расчетливая мелочность" англичан
объединились для того, чтобы уничтожить Германскую империю15. Таковы были,
по их мнению, причины возникновения мирового вооруженного столкновения.
Тем не менее министр образования Пруссии несколько раз налагал запрет на
новую трактовку истории, что являлось выражением того недоверия, которое
испытывало кайзеровско-авторитарное государство к любой инициативе,
проявляемой ее гражданами. Даже новая редакция учебников Фридриха Нойбауэра
не была допущена к публикации. Для того чтобы убедить министра образования
в необходимости переписать историю, предшествующую 1914 г., Нойбауэр
приводил следующий аргумент: "Существующее издание (моего учебника),
используемое ныне, более не соответствует тому новому взгляду на период до
1914 г., который сформировался с началом мировой войны"16. Несмотря на это,
министр отказался снять запрет на пересмотр учебников истории. Он стремился
сохранить тот взгляд на историю, который уже был продиктован государством.
Его усилия, однако, остались втуне. Появилось огромное количество новых или
исправленных учебников.
Стремление министерства образования контролировать учебники не смогло
реализоваться из-за той жгучей общественной потребности в учебниках,
объясняющих войну, которая существовала тогда в Германии. Такая
"самомобилизация" показывает, что война порождает войну. Это не было чем-то
навязанным сверху, а явилось ответом на ожидания общества и вызывалось
необходимостью объяснить войну. Совершенно очевидно, что этого нельзя было
сделать, основываясь на довоенных подходах. В этом смысле пересмотр и новое
издание учебников являлись свидетельством того, что люди поняли
необходимость переосмыслить прошлое. Они полагали, что война пролила "новый
свет" (Нойбауэр) на последние двадцать лет истории и, как они убедились,
опровергла их представления и оценки довоенного времени. Отныне мобилизация
1914 г. представлялась людям долгожданным моментом единения и морального
возрождения немецкого народа, а мир терял свою самоценность, и его место
занимали ценности и стереотипы поведения военного времени. В той мере, в
какой усилия представить историю по-новому обозначили глубокий переворот во
взглядах немцев
на историю, девальвация мира и почтительное отношение к войне
свидетельствовали также о глубоком разрыве в самооценке самого немецкого
народа. И то, и другое позволяло констатировать факт изменений в сознании,
которые произошли в Германии во время первой мировой войны.
Примером такого изменения служит позиция, выраженная в журнале
Ассоциации учителей истории, касающаяся целей, провозглашенных
Пангерманской лигой. В 1915 г. в нем решительно отрицалась возможность
возвращения в обозримом будущем аннексированных территорий в Бельгии и
северной Франции. При этом делалась ссылка на бисмарковские принципы.
Ученики должны были учиться "не строить свои суждения на ослепляющем
великолепии чрезмерных фантазий"17. В 1917 г. ни о чем подобном не могло
быть и речи. То же самое издание категорически заявляло: «Мирный договор
должен "обеспечить Германии территории, необходимые ей для защиты своих
позиций как мировой державы", поскольку немецкие континентальные владения
оказались в прошлом явно недостаточными»18.
Прежде всего это касалось Восточной Европы, которая теперь
рассматривалась в виде исконно немецкой "культурной территории", и делалась
попытка представить расширение сферы немецкого влияния на Востоке с помощью
картографии. С этой целью опубликовали в 1917 г. карту с включением в нее
указаний на лингвистические, правовые и культурно-исторические
обстоятельства: немецкий язык служил языком образования и торговли,
немецкие муниципальные законы и нормы деятельности гильдий стали "основой
для всего дальнейшего развития Восточной Европы на столетия", и даже
распространение типа немецких домов обозначило "границу между западной и
восточной культурой"19. Несколько линий, проведенных от Санкт-Петербурга до
Черного моря, должны были служить подтверждением данного тезиса. Таким
образом, предлагалось и оправдывалось проведение границы, которую спустя
несколько месяцев Центральные державы навязали России в Брест-Литовске.
После 1918 г. немецкие школьные учебники придерживались тех объяснений
причин и событий войны, которые возникли в ее ходе. Республиканские авторы
восприняли как само собой разумеющийся факт, что они должны быть
утверждены. Среди них Франц Шнабель, который заявил: "Английская политика
(окружения) не была бы возможной без реваншизма и панславизма, но для того,
чтобы война началась, необходимо было слияние этих трех потоков в один.
Причины мировой войны уходят корнями в договоры 1904 г. и 1907 г.".
Если рассматривать Версальский мирный договор с Германией под тем углом
зрения, что державы Антанты планировали и готовили войну как
разрушительную, то этот договор предстает продолжением войны против
Германии и подтверждением немецкого анализа ее причин. Арнольд Рейман
утверждал, что целью Версальского договора было "сокрушить Германию
экономически и морально". По словам Франца Шнабеля, он "ввергал всю
нацию в ярмо вины и рабства". Французский "победный мир", считал он,
отрицал "идеи примирения народов, равно как и всего человечества, идеи
справедливости и внутренней свободы наций".
Такая трактовка договора делала насущно необходимым его пересмотр как в
интересах Германии, так и в интересах справедливости. Карты и назидательные
иллюстрации в учебниках выражали это требование. В одном школьном атласе
опубликованы были три карты, озаглавленные "Окружение Германской империи до
и после мировой войны". Они призваны были подтвердить, что после франко-
русского пакта Германия оказалась в окружении враждебных государств. В
комментарии категорически утверждалось, что "даже сегодня (1929 г.) наше
Отечество находится под двойным, если не большим гнетом", оно окончательно
стало "военно-политическим" заложником. С мрачным предчувствием комментарий
заканчивался вопросом: "Как удастся Германии в будущем выпутаться из этого
угрожающего удушением вражеского альянса?"24.
Если довоенные учебники характеризовали внешнеполитическое положение
Германской империи как безопасное, то теперь оно было пересмотрено в духе
угрожающего сценария развития событий, остающегося в силе и в послевоенное
время. Это изменение в оценках делает очевидным тот факт, что немцы не
хотели смириться с результатами войны. Карты внушали ученикам мысль о
беззащитности Германии перед внешней угрозой и о необходимости изменения
этой ситуации. Авторы школьных учебников Веймарской Германии приложили
немалые дидактические усилия для укорен
| |  скачать работу |
Немецкий менталитет и происхождение двух мировых войн (Райнер Бендик) |
