От убийства Кирова к Большому Террору
попросили выписать из Красноярской библиотеки с целью
просвещения некоторых сельчан («Поднятая целина» Шолохова, однотомник
Пушкина, «Энергия» Гладкова и «Капитальный ремонт» Соболева). Всех поразила
и ошеломила дикая и чудовищная нелепица этого обвинения, ведь, в сущности,
с Алексеем произошло то же самое, что и с его женой в 1935 году.
На другой день, после обыска, Людмила пошла на работу в школу, куда её
Алексей устроил, как учительницу, и засела за проверку сочинений, которые
было необходимо вернуть авторам без задержки. Занятая работой, она совсем
отвлеклась от события прошлого дня и поэтому не придала особого значения
просьбе Алексея прогуляться с ним в Тайгу. Он пошел туда в одиночестве.
Именно во время этой одинокой прогулки окончательно созрело у Алексея
решение, спасти
- 12 -
семью ценой своей гибели. Прощальное письмо уже было написано и лежало у
него в кармане.
На другой день Кириллова опять пошла на работу. В учительской её
задерживает завуч - даёт прочесть приказ по школе: «За непедагогическое
отношение к ученикам (есть любимчики), за жевание бутерброда при входе в
класс, за то, что не отметила роль большевиков в Пугачевском восстании -
считать Людмилу Александровну Кириллову уволенной из школы с 6 октября 1936
года»[13]. Завуч этот часто появлялся в школе в нетрезвом виде, а сидя как-
то на уроке, когда шло чтение «Капитанской дочки» любезно заметил после
звонка: «Я к вам учиться прихожу».
Сразу же после школы она пошла в райзо к мужу, чтобы сообщить ещё одну
печальную новость, сказать о её увольнении и о том диком приказе по школе.
За разговором решили, что надо пойти в Казачинское отделение НКВД к
начальнику Степану Демидчику и от имени всей семьи попросить: если считают
врагами - пусть судят, а если нет - пусть наконец прекратиться травля,
которой их подвергают и конца которой не видать.
Вечером Людмила пошла в управление НКВД, а Алексей взяв ружье и собаку
пошел в тайгу. Людмила не знала, что живым видит мужа последний раз в
жизни. Вечером Кириллов застрелился на берегу Енисея. Секретарь райкома,
который сформулировал то чудовищное обвинение в троцкизме «доконавшее»
репортёра, узнав об этом, уволился и уехал из Красноярского края. В музее
Политической истории России до сих пор хранится предсмертная записка А.А.
Кириллова[14].
Корреспондент Кириллов является всего лишь одной из многочисленных
жертв «Кировского потока» и большинству из которых, подобно ему приходилось
сносить все оскорбления и неоправданные обвинения от горячо любимой
Советской Власти.
4. «Большой террор»
«Большой террор» или, как его ещё называли «Ежовщина», являлся
продолжением «Кировского потока», который проходил в стране с 1934 года.
«Кировский поток» был лишь первым шагом Сталина для установления своей
диктатуры, а во время «Большого террора» репрессии приобрели наибольший
размах. На деле, «Ежовщина» была исполнением приказа Наркома внутренних дел
№00445 и проходила с 5 августа 1937 года по 16 ноября 1938 года. Однако, по
датам «Большого террора» существуют среди историков существуют некоторые
разногласия. Одни считают, что всё началось в июне 1936 года, а другие
уверены, что «Большой террор» начался осенью
- 13 -
тридцать седьмого года. За это время было расстреляно более сорока тысяч
человек. Больше всего страдал Ленинград и Москва, в которой под высшую меру
наказания попало более двадцати пяти тысяч человек. В этот период
пострадали все слои населения СССР, а также военные, чиновники и
интеллигенция. В 1936 году начались первые «открытые процессы», которые
представляли из себя грандиозные, хорошо спланированные спектакли, не
имевшие под собой никакой основы. Все эти процессы были лживы, но так
хорошо спланированы, что никто в народе не догадывался о том, что судят
вовсе не врагов народа. Три самых ярких процесса прошли в Москве, а затем
начали проводиться многочисленные мелкие процессы в краях и областях СССР.
19 августа 1936 года в Москве в Октябрьском Зале Дома Союзов начался
первый чудовищный спектакль - так называемый «открытый процесс» над
лидерами оппозиции. На скамье подсудимых сидели главным образом бывшие
лидеры «новой» оппозиции - Г.Е. Зиновьев, Л.Б. Каменев, Г.Е. Евдокимов,
И.Н. Смирнов, И.П. Бакаев, С. Мрачковский, В.А. Тер Ваганян и другие,
причем многие из них уже во второй раз за два года оказались на этой
скамье. Всего в группе обвиняемых было шестнадцать человек, их в
обвинительном заключении назвали «троцкистско-зиновьевским террористическим
центром».
«Судебное разбирательство длилось до 24 августа и к его концу обвиняемые
уже совсем не «отпирались». Зиновьев говорил: «Мой ущербный большевизм
превратился в антибольшевизм, а благодаря троцкизму я дошел до фашизма...
Мы заняли место большевиков, эсеров, меньшевиков и белогвардейцев, которые
не могли открыто выступать в нашей стране[15]».
Все обвиняемые «охотно» рассказывали о своей роли в убийстве Сергея
Мироновича Кирова и о планах убийства таких крупных политических деятелей,
как Сталин, Молотов, Каганович, Чубарь, Эйхе. Каменев рассказывал, что
убийство Сталина планировалось осуществить во время VII конгресса
Коминтерна и что этот акт должен был вызвать замешательство в партии и
привести к мощному движению за возвращение к власти Троцкого, Каменева и
Зиновьева. Лишь один Н.И. Смирнов пытался отвергнуть большую часть
предъявленных ему обвинений, но и у него ничего не вышло, так как он был
«уличен» показаниями других подсудимых.
Хотя процесс и считался открытым, в зале присутствовало лишь несколько
десятков заранее отобранных «представителей общественности», а остальными
«зрителями» были сами сотрудники НКВД. Были отвергнуты многие элементарные
нормы судопроизводства. Никаких вещественных
- 14 -
доказательств прокурор СССР А.Я. Вышинский не предъявлял, а коллегия
Верховного суда, возглавляемая В.В. Ульрихом, их и не требовала. Всё
обвинение было построено на показаниях и признаниях самих обвиняемых. В
судебном разбирательстве также не принимали участия адвокаты, а
предложения некоторых зарубежных адвокатов встать на защиту обвиняемых были
отвергнуты. Все показания были однообразны: перечисление различных
преступлений или планов преступлений, которые подготавливали «центр» и его
«филиалы».
Г. Зиновьев, Л. Каменев и другие обвиняемые теперь реабилитированы и
поэтому доказывать то, что процесс был «дутым» нет необходимости. Однако в
1936 году доверие партии и большинства народа к Сталину, НКВД и советскому
суду было ещё очень велико, сомнения возникали у немногих и мало кто
решался высказать их даже в кругу самых близких друзей.
Этот «первый открытый процесс» вынес смертный приговор всем шестнадцати
обвиняемым и вызвал очередную волну репрессий. В первую очередь
арестовывали бывших членов «левых» оппозиций, все газеты были полны
статьями о «разоблачении» скрытых троцкистов, большинство из которых и не
собирались утаивать свое прошлое.
Второй политический процесс - спектакль начался зимой 1937 года. На
этот раз перед Военной коллегией Верховного суда СССР предстали Г.Л.
Пятаков, К.Б. Радек, Г.Я. Сокольников, Л.П. Серебряков, Я.А. Лившиц, Н.И.
Муралов, Я.Н. Дробнис, М.С. Богуславский и другие - всего семнадцать
человек. В большинстве подсудимые были известными деятелями партии,
активными участниками революции и Гражданской войны. Почти все в 1924-1928
годах принадлежали к «объединенной» оппозиции, но затем публично объявили о
разрыве с Троцким и были восстановлены в партии. Перед арестом осенью 1926
года они занимали, как правило, важные посты в хозяйственном и партийном
аппаратах, в органах печати и др. Теперь все они были обвинены в
принадлежности к так называемому «параллельному центру», в подготовке
террористических актов, в шпионаже, в вынашивании планов расчленения СССР и
восстановлении капитализма.
Процесс «параллельного центра», в отличие от первого «открытого
процесса», проходил уже с соблюдением некоторых юридических норм, которыми
пренебрегли на предыдущем судилище. Так, например, обвиняемым выделили
защитников, которые, впрочем, даже и не пытались защищать их от
несправедливых и необоснованных обвинений. Убедившись в безотказности
«следственной» машины Сталин разрешил пригласить на процесс большое число
иностранных корреспондентов и некоторых дипломатов. Но и теперь никаких
документальных и вещественных доказательств предъявлено
- 15 -
не было, а как только судья А. Вышинский говорил о предъявлении
доказательств, открытое заседание прекращалось и начиналось закрытое.
Единственным доказательством и теперь являлись показания обвиняемых.
Естественно, возникал вопрос, что побудило обвиняемых, которые, по
данным следствия давно уже потеряли стыд и совесть, превратились в убийц и
диверсантов и не могли
| |  скачать работу |
От убийства Кирова к Большому Террору |
