Отечественная трагедия
трагедией".)
Столь же строго выстроенная по классическим образцам трагедия в стихах
поэта и драматурга Елены Исаевой "Иудифь" была поставлена Григорием
Данцигером в Центре драматургии и режиссуры, несколько лет шла с аншлагом,
но стену молчания критиков пробить не сумела и оказалось выведенной из
репертуара - как раз в канун вручения автору премии "Триумф". Теперь
новоприобретенным поклонникам Исаевой остается лишь гадать о том, как
выглядела на сцене первая с конца XVIII века подлинно классицистическая
российская драма.
И все же сегодня российская драматургия ощутила вкус к трагедии.
Показательно, что даже две абсурдистские пьесы отечественного театра,
написанные на рубеже тысячелетий - "Зима" Евгения Гришковца (поставлена
Виктором Шамировым, но не слишком ласково встречена критиками) и "Рано или
поздно" Сергея Калужанова (премия "Дебют-2003", первый показ - на фестивале
"Новая драма" в мае 2002 года) - вопреки европейской традиции тяготели к
трагедийному катарсису. Тамошние абсурдисты утверждали, что "традиционной
трагедии более не существует, есть только стойкое чувство трагичности
существования" (Патрис Пави), наши, похоже, подозревают, что за диктатурой
иррационального прячется все тот же неумолимый Порядок, бунт против
которого столь же гибелен, сколь и неизбежен.
Сквозь густой налет жанровости, часто воспринимаемой как
"чернушность", прорывались к трагическому началу пьесы екатеринбургской
драматической школы во главе с Николаем Колядой.
Попыткой возврата к античной трагедии с ее ритмикой и хором как
голосом Судьбы стали короткие пьесы Иннокентия Афанасьева, представленные
на практикуме "Премьера", любимовских показах и щелыковском семинаре СТД (в
частности, одноактовка "Памапа" об "умственно отсталом сыне генерала
Рохлина", где тема убийства мужа женой представлена как абсолютное
нарушение абсолютного закона, расплатой за которое может стать только
проклятие над всем родом).
Но настоящий концептуальный прорыв в общественном мнении был совершен
уже в третьем тысячелетии: драматургически - Михаилом Угаровым, режиссерски
- Кириллом Серебренниковым.
Серебренников сумел отшелушить от сигаревского "Пластилина" чернушную
жанровость, социальную обличительность, непробиваемую подростковую
серьезность - все те вещи, за которые уральскому автору была совершенно
справедливо вручена британцами самая авторитетная драматургическая премия
сегодняшних дней - "Evening Standard Award", и из мелодраматической истории
о подростке, которого "заела среда" (на такой литературе несколько
десятилетий специализировался журнал "Юность", правда, без мата,
гомосексуализма, наркомании и прочих достижений европейской "новой волны"),
вывел прасюжет о герое, который, как бабочка на огонь, летит навстречу
смерти.
Угаров, напротив, едва ли не впервые после Островского возродил
традицию авторской режиссерской постановки - и в его спектакле "Облом off"
в полный голос заговорила трагедия. Вместо меланхоличной русской истории о
"лишнем человеке" мы увидели главные элементы трагического произведения:
роковая ошибка героя (гамартия), свободное принятие фатального и
приверженность ему (гибрис), страдания и нравственная стойкость героя
(пафос) и, наконец, катарсис - очищающий эффект, оставляющий у зрителя
чувство, что душа его возвысилась, сопереживая страстям Ильи Ильича.
"Заперев Илью Ильича в его "домике", он, в сущности, переосмыслил
гончаровский роман как трагедию, совершающуюся в нетрагическое время, -
пишет в блестящей рецензии на постановку Глеб Ситковский. - Но
"запертость" героя есть знак его избранничества. Распорядок действий
продуман, конец пути неотвратим".
В отличие от героев античной или шекспировской драмы, современный
трагический персонаж осознает бессмысленность своих действий. Для него
безумие или стремление к смерти - тест на подлинность, попытка выяснить,
насколько разумна действительность, бегство из тупика, в который загнали
его и мир всеобщий прагматизм, возвращение к себе истинному. Герой пытается
ожить, а для этого ему нужна смертельная игра. Игра в трагедию.
Но аристотелевская трагедия - уже пройденный этап. Современный театр
возвращается к еще более ранним временам, к Эсхилу и его предшественникам:
Фриниху, Пратину, Херилу, наконец, к подлинному отцу трагедии - Феспиду.
Все чаще главным героем в современном театре, как и во времена его
возникновения, становится Хор. Один-два персонажа - стандарт для многих
новых пьес. Характеры, действие, перипетии - все эти наработки становятся
архаикой, как в начале XX века анахронизмом в живописи оказались
перспектива, академический рисунок, сюжетность и прочие достижения
изобразительного искусства времен Ренессанса.
На 2537-м году своего существования трагедия отчетливо движется к
первоначальному синкретическому состоянию, когда она была скорее музыкой,
танцем, ритуалом, нежели нынешней story. Есть уже первые зримые приметы
этого поворота вспять: "Кислород" Вырыпаева с двумя актерами и ди-джеем в
роли хора, постановки Клима с Александром Лыковым - главным, а то и
единственным актером.
Но эту ступень развития российской - да и мировой - трагедии - еще
предстоит осилить и только потом - описать. Очевидно одно: до той поры,
пока в мировом сознании сохранится хотя бы островок европейского
мировосприятия с его восходящей к древним грекам верой в конечное торжество
справедливости, трагедия как жанр будет востребована. До тех пор, пока
зритель будет ощущать себя агнцем на заклании, его душа будет вновь и вновь
подпевать неизбывной "песни жертвенного козла".
Список использованной литературы.
1. Стенник Ю.В. Жанр трагедии в русской литературе. Эпоха классицизма.
«Наука». Москва, 1981. Стр. 9-11, 23, 45-49.
2. Энциклопедия российской литературы, т.1. «Росмэн». Москва, 2000. Стр. 27-
28.
3. Энциклопедия российской литературы, т.2. «Росмэн». Москва, 2000. Стр.
361, 414-415.
4. Под ред. Блаватского В.Д. Античная цивилизация. «Просвещение». Москва,
1973. Стр. 40.
5. Антипин Ю. Н. Советский театр. «Просвещение». Москва, 1985. Стр. 225-
227.
6. Приволоцких П. Д. По страницам моей памяти. «Литература». Ленинград,
1962. Стр. 216.
| |  скачать работу |
Отечественная трагедия |
