Главная    Почта    Новости    Каталог    Одноклассники    Погода    Работа    Игры     Рефераты     Карты
  
по Казнету new!
по каталогу
в рефератах

Пессимизм Шопенгауэра

ного  самоотчуждения,  феномен  воли  призван
упразднить саму Волю.
      Но какими действиями можно этого  добиться?  Прежде  всего  необходимо
средствами философского познания выяснить саму стоящую перед людьми задачу.
Затем надо пройти по двум следующим друг за другом ступеням самоуничтожения
Воли. Первая из этих ступеней — эстетическое созерцание, вторая — моральное
самосовершенствование  и  благодаря  этому  переделка  своего  поведения  в
надлежащем направлении. На самом верху второй ступени намечается переход  в
состояние, близкое к религиозному  самоотречению,  и  это  при  несомненном
общем атеистическом умонастроении Шопенгауэра!


      Шопенгауэр  пренебрег  научным  познанием  как  эгоистическим   и   не
приносящим никакой пользы человеческому освобождению. Теперь он  заявляет  и
о недостаточности познания через  искусство.  Познание  сущности  мира  ради
освобождения и ее явлений, и ее  самой  средствами  искусства  своей  полной
цели не достигает. Следует обратиться к этическому познанию и  поведению,  и
здесь   Шопенгауэр   надеется   указать   наиболее   эффективный   путь    к
самоупразднению Воли: люди, уничтожая себя как явления, тем самым  уничтожат
и сущность. Как бы ни отвергал Шопенгауэр Гегеля, но он  сам  вынужден  хотя
бы частично принять разработанную  Гегелем диалектику  сущности  и  явления:
когда есть явления, тогда  есть  и  сущность,  а  когда  исчезают  субъекты,
олицетворяющие  собой,  по  Шопенгауэру,  мир  явлений,  тогда  исчезнет   и
абсолютный объект как мир сущностей. Впрочем,  у  самого  Гегеля  сущностный
мир  действительности  сам  представляет  собой  единство   объективного   и
субъективного.

      А. Шопенгауэр не призывает к самоубийству, и  этим  он  отличается  от
Эдуарда Гартмана, в философии которого, близкой учению  Шопенгауэра,  вопрос
о целесообразности сведения счетов с жизнью решается  вполне  утвердительно.
Шопенгауэр  же  даст  отрицательный  ответ  и  обосновывает  его   следующим
образом. Самоубийца отталкивается не от самой жизни, а только от того,   что
делает ее неприятной и мешает наслаждаться ее  радостями,  почему  и  кладет
всем этим отравляющим жизнь событиям конец. Задача же состоит в  том,  чтобы
расстаться с самой волей к жизни, для чего  следует  возвыситься  и  над  ее
горестями, и над ее радостями, и над ее одноцветностью, и над ее  пестротой.

      Возвышению  и  над  тяготами  жизни,  и  над  ее  постылостью   должна
содействовать   определенная   линия   морального   поведения,   которую   и
рекомендует Шопенгауэр в четвертой книге «Мир как воля и  представление»,  в
«Двух  основных  проблемах  этики»,  и   во   втором   томе   «Parerga   und
Paralipomena». Здесь  обрисовывается  своеобразный  антисоциальный  гуманизм
Шопенгауэра,  который  может  быть  охарактеризован  и   как   самоотрицание
гуманизма, и как придание гуманизму неожиданного измерения.
      Этическая программа Шопенгауэра по-своему вполне последовательна. Коль
скоро Мировая Воля представляет собой источник  зла,  то  ее  самоликвидация
вполне морально  оправдана  и  даже  необходима.  Поскольку  уничтожение  ее
возможно  только  через  определенную  деятельность  порожденных  ею  людей,
морально необходимо упразднение ими воли к жизни в  самих  себе.  В  этом  и
заключается их этический долг. Правда, Шопенгауэр порицает всякое  моральное
долженствование и в этом пункте не согласен Кантом, заявив,  что  ссылки  на
долг приводят  только  к  «рабской  морали»,  однако  сам  же  не  может  не
апеллировать к долженствованию в решениях человека насчет своего  поведения.
Собственный шопенгауэровский «категорический  императив»  гласит:  принуждая
себя ничего не делать из того, что хочется, следует делать все  то,  что  не
хочется. Смысл этого императива (обязательного требования)  состоит  в  том,
что подлежит подавить в себе по к жизни  или  хотя  бы  все  более  и  более
ослаблять в себе. Обращает на  себя  внимание  и  следующее  обстоятельство:
подобно Канту, Шопенгауэр исходит при опей поступков не из их  характера,  а
из тех побудительных мотивов, которые их вызвали. И  он  вполне  согласен  с
Кантом также и в  том,  что  обязательной  предпосылкой  и  условием  морали
является свобода воли человека, при всем  том,  что  у  Канта  свобода  воли
отлична от других черт потустороннего бытия, а  у  Шопенгауэра  совпадает  с
самой его необходимостью, в глубине «безосновной» Во  свобода  необходимости
тождественна (о «безосновности» свободной воли впоследствии писал  и  Н.  А.
Бердяев).  К  этому  должно  быть  добавлено,  что  из   глубин   Воли,   по
Шопенгауэру, исходит и иная необходимость — та, которая  безраздельно  царит
в мире представлений. А мораль должна складываться из  следующих  элементов:
покорное принятие мучений,  аскетическая  позиция  в  отношении  собственной
личности, альтруистическая установка в отношении всех других людей и  полное
упразднение эгоизма в результате действия первых двух  принципов.  Последнее
означает,   что   подлинно   моральный   человек   достигает   своего   рода
атеистической «святости». Он не верит в Бога, но ведет себя  так,  как  если
бы он в него верил, и следует его заветам.
      Доведенный до крайности аскетизм означает полное прекращение  желаний,
а альтруизм в том значения, которое  ему  придал  Шопенгауэр,  выражается  в
сострадании, обращенном ко всему человечеству, в совершенно  бескорыстной  и
беззаветной помощи всякому чужому горю. Выражается также  и  в  солидарности
со всеми, кто смог вступить на стезю полного уничтожения в  себе  стремлении
к земному, эмпирическому счастью. Разве все  это  в  совокупности  никак  не
похоже на поведение «святых отшельников»? С той оговоркой, что едва ли  кому
из них удавалось в абсолютно полном виде осуществить достаточно  скоро  свой
моральный идеал. Не осуществил его в своей личной жизни  и  Шопенгауэр.  Что
же  касается  теории,  то  как  бы  ни  порицал  Шопенгауэр   многие   черты
христианства и прежде всего само упование  на  благость  сверхъестественного
существа, он вполне приемлет  отшельническое  самоотречение  и  добровольное
умерщвление плоти, христианское милосердие и служение ближнему. Кроме  того,
он одобряет растворение своего  «я»  в  окружающей  природе  и  тенденцию  к
постепенному его исчезновению, возводимую в идеал  поведения  в  буддизме  и
некоторых других восточных религиях.
      По мнению философа мировой скорби, земные радости и наслаждения  столь
же враждебны морали, как и зависть, вражда, ненависть и вообще  злоба,  чем-
либо мотивированная или беспредметная. Осуждает он и  обычное  обывательское
поведение, хотя  это  не  помешало  ему  в  «Афоризмах  житейской  мудрости»
примирять   читателей   с   практическим   своекорыстием   как   проявлением
«благоразумного» поведения. Вполне приемлемо  для  философа  и  существующее
государство, хотя он и порицает его как «шедевр»  эгоистического  поведения,
а  всемогущество  эгоизма  именует  метафизическим  заблуждением.   Но   тут
возникает общая мировоззренчески-философская  трудность:  поскольку  в  мире
представлений  господствует   необходимость,   то,   следовательно,   всякий
эгоистический поступок, а не только просто акт злодейства (последний мог  бы
оказаться плодом  и  почти  беспричинного  каприза)  обусловлен  необходимым
образом, и здесь нет проявления вины, нет и возможности  хотя  бы  некоторым
людям изменить свое поведение так, чтобы оно стало моральным. Это все та  же
поставленная Иммануилом Кантом проблема: разве может свобода  проникнуть  из
запредельного  мира  в  мир  явлений?  Шопенгауэр  не  дает   сколько-нибудь
удовлетворительного разрешения этой  проблемы  и  предпочитает  ответить  на
совсем другой вопрос: одинаковы  ли  характеры  людей?  Нет,  они,  конечно,
различны, особенностями характера и определяется то, что одни люди  способны
направить себя к «святости», а другие либо вообще закостенели во  зле,  либо
ведут себя чувственно и  легкомысленно.  Таким  образом,  из  запредельного,
потустороннего (в  отношении  явлений)  мира  к  нам  проникает  не  столько
свобода,  сколько  характер.  Однако  тем  самым  главная  трудность   этики
Шопенгауэра остается без разрешения.
      Возвращаясь к сопоставлению этики Шопенгауэра с христианской религией,
необходимо отметить, что вслед за Кантом, он  отвергает  все  доказательства
существования Бога и все попытки оправдать богоправление миром со всеми  его
несправедливостями,  мучениями,  злодеяниями  и  мерзостью  как   совершенно
несостоятельные.  Франкфуртский  мизантроп  иронически  цитирует   известное
место из Ветхого завета: «И увидел Бог, что он создал, и вот хорошо  весьма»
(Бытие,   1,   37).   Он   отвергает   также   попытки   придания    религии
интеллектуальной  респектабельности  и,  подобно  Гегелю,  не  приемлет   ни
антифилософского приписывания Богу личностных  черт,  ни  претензии  религии
как в этом, так и в других вопросах  стать  выше  философии.  В  диалоге  «О
религии» Шопенгауэр утверждает, что вера  и  знание  не  совместимы,  всякое
богословие и всякий фидеизм ложны. Он убежден, что  религиозные  надежды  на
загробное счастье в корне фальшивы. Шопенгауэр фактически следует  Гоббсу  и
Юму, когда заявляет, что в Европе религия унизила себя, став одной  из  опор
существующею в обществе  политического  устройства.  И  в  то  же  время  он
признает, что из всех религии по своему внутреннему содержанию ему  наиболее
импонирует христианство, и это  получает  свое  обоснование  в  том,  что  в
этической программе Шопенгауэра явственно звучат мотивы  изначального  греха
(вины) и покаяния, порицания  плотской  жизни  и  всех  земных  радостей.  А
вместе с тем —  прославления 
12345
скачать работу

Пессимизм Шопенгауэра

 

Отправка СМС бесплатно

На правах рекламы


ZERO.kz
 
Модератор сайта RESURS.KZ