Политический портрет Лейбы Давыдовича Троцкого
ийской или—точнее—ленинской разновидности троцкизма. Ни
больше ни меньше.
Понадобилось еще, как минимум, два месяца нарастания революционных
событий, чтобы Троцкий снял свои претензии к Ленину и большевикам и
безоговорочно, без всяких встречных условий, принял упомянутые выше
ленинские предложения. Иначе говоря, Троцкий вошел в РСДРП (б), вовсе не
отказавшись от теории «перманентной революции». Этого от него никто и не
потребовал.
В июльские дни вслед за Лениным, Зиновьевым, Каменевым, Свердловым и
другими лидерами РСДРП (б) Троцкий стремился предостеречь рабочие и
солдатские массы от опрометчивых шагов, в частности от проведения
антивоенной демонстрации 4 июля, которая, по сути, ставила своей целью
низвержение Временного правительства. Он решительно выступал против
развернутой в небольшевистской печати травли Ленина как «германского
шпиона».
5 июля, по свидетельству Троцкого, между ним и Лениным состоялась
встреча, на которой обсуждались планы работы на случай ухода в подполье
Такой встречи не зафиксировано в 4-м томе «Биографической хроники» В. И.
Ленина. Но в этом томе есть сообщение о том, что вечером 4 июля в
Таврическом дворце Ленин участвовал в объединенном заседании Центрального и
Петербургского комитетов РСДРП (б), Военной организации при ЦК партии и
Межрайонной организации РСДРП, членом которого являлся Троцкий. Не
исключено, что встреча, о которой говорил Троцкий, могла иметь место и днем
раньше.
2 июля началась работа второй Петроградской конференции Межрайонной
организации. На ней присутствовало 70 делегатов. И естественно, главным
вопросом повестки дня был вопрос объединения с большевиками. Подавляющим
большинством он был решен положительно. Конференция выделила двух
представителей «межрайонки» в Оргбюро по проведению VI съезда РСДРП (б).
Троцкий был назначен на съезде докладчиком по текущему моменту.[18]
Однако выступить ему с докладом, как и вообще принять участие в работе
съезда, не удалось. 23 июля ночью Троцкий вместе с Луначарским были
арестованы. Поводом для ареста послужило письмо Троцкого Временному
правительству, которое было опубликовано в «Новой жизни» 13 июля (№ 73).
Это был ответ на вымыслы Временного правительства и буржуазной печати о его
якобы разрыве с Лениным как «германским шпионом». «Сообщение газет о том,
будто я «отрекся» от своей причастности к большевикам, представляет такое
же измышление,—писал он,—как и сообщение о том, будто я просил власти
защитить меня от «самосуда толпы», как и сотни других утверждений той же
печати». Далее Троцкий сообщал, что его неучастие в «Правде» и не вхождение
в большевистскую партию объяснялись не политическими расхождениями, а
«условиями нашего партийного прошлого, потерявшими ныне всякое значение».
После чего следовал вывод: «...у нас не может быть никаких логических
оснований в пользу изъятия меня из-под действия декрета, силою которого
подлежат аресту тт. Ленин, Зиновьев и Каменев. Что же касается политической
стороны дела, то у вас не может быть оснований сомневаться в том, что я
являюсь столь же непримиримым противником общей политики Временного
правительства, как и названные товарищи. Изъятие в мою пользу только ярче
подчеркивает, таким образом, контрреволюционный произвол в отношении
Ленина, Зиновьева и Каменева»[19]
Троцкий и после этого письма неоднократно подтверждал свою близость к
Ленину и большевикам. 17 июля в речи на заседании ЦИК и Исполкома Совета
крестьянских депутатов он заявил: «Ленин боролся за революцию 30 лет. Я
борюсь против угнетения народных масс 20 лет. И мы не можем не питать
ненависти к германскому милитаризму. Утверждать противное может только тот,
кто не знает, что такое революционер »[20] Из его выступления на совещании
Исполкома Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов: «Теперь
всякий считает нужным всадить нож в спину Ленина и его друзей, но тот, кто
говорит, что тов. Ленин может быть немецким агентом, тот—негодяй. Честное
имя тов. Ленина нам так же дорого, как и имя Чернова. Чернов стоит под
вашей защитой, но он также защищается и нами. Если, товарищи, в этом деле
вам понадобится помощь— можете рассчитывать на нас»[21]
Конечно, Ленин не мог не оценить позицию Троцкого, тем более что
немногие небольшевистские социал-демократы, за исключением Мартова, открыто
высказались в защиту Ленина. В «Моей жизни» Троцкий вспоминал:
«Отношение Ленина ко мне в течение 1917 г. проходило через несколько
стадий. Ленин встретил меня (в мае.— дополнит) сдержанно и выжидательно.
Июльские дни нас сразу сблизили».[22]
Свидетельство Троцкого не расходится с мнением о нем Ленина. В
подготовленных им тезисах для доклада 8 октября на конференции
Петербургской организации в примечании к тезису «О списке кандидатов в
Учредительное собрание» читаем: «Само собою понятно, что из числа
межрайонцев, совсем мало испытанных на пролетарской работе в направлении
нашей партии, никто не оспорил бы такой, например, кандидатуры, как
Троцкого,
ибо, во-первых, Троцкий сразу по приезде занял позицию
интернационалиста; во-вторых, боролся среди межраионцев за слияние; в-
третьих, в тяжелые июльские дни оказался на высоте задачи и преданным
сторонником партии революционного пролетариата. Ясно, что нельзя этого
сказать про множество внесенных в список вчерашних членов партии»[23]
Конечно, надуманность обвинений Ленина в «шпионаже» была очевидна, по
крайней мере для Временного правительства. Ведь его министры не могли не
знать, что среди 500 политических эмигрантов, прибывших в Россию из
Швейцарии проездом через Германию, свыше 400 были представителями различных
партий.[24] Но никто, естественно, не подозревал их как «немецких шпионов»
только потому, что они, так же как и Ленин, пересекли территорию Германии.
Антиленинская кампания преследовала вполне очевидные политические
цели—дискредитацию РСДРП (б) и большевизма в целом.
Не мог не знать и не понимать этого и Троцкий. Так что, бескомпромиссно
защищая Ленина от реакционной печати, он стремился не только и не столько
уберечь его честь, сколько лишний раз напомнить и о своем революционном
прошлом, равно как и еще более революционном настоящем. Ведь в письме
Временному правительству, публичных речах и выступлениях рядом с именем
Ленина им неизменно ставилось и собственное. И надо сказать, что такой
прием действовал. Не зря, скажем, в столице стойко держался слух о
возможном установлении диктатуры триумвирата в лице Ленина, Троцкого и
Луначарского. Насколько серьезной была такая версия, судить не беремся, tеm
более что Троцкий и Луначарский были арестованы и находились в тюрьме.
Как бы там ни было, пребывание в «Крестах» мало сказалось на
политической активности Троцкого. Разве что он не выступал как оратор. Зато
недостаток устной агитации им с лихвой был восполнен за счет публикаций в
печати. Одна за другой появлялись статьи и заметки Троцкого в
большевистском «Рабочем и солдате», журнале «Вперед», который издавался как
орган РСДРП (б), «Пролетарии», где Троцкий писал под псевдонимом П. Танас,
горьковской «Новой жизни» и других печатных изданиях.
В тюрьме он написал две работы: «Что же дальше (Итоги и перспективы)» и
«Когда же конец проклятой бойне?». Обе брошюры вышли в большевистском
издательстве «Прибой» и сразу же обратили на себя внимание читающей
публики, особенно первая. Она была d некотором роде итоговой для
деятельности Троцкого в первое полугодие 1917-го. В ней он анализировал
характер происшедших событий, расстановку классовых сил после ликвидации
двоевластия, пытался проследить дальнейший ход революционного процесса,
наметить некоторые перспективы на ближайшие месяцы, недели и даже дни.
Троцкий подвергал беспощадной критике позицию эсеро-меньшевистских
соглашателей. «После событий 3— 5 июля эсеры и меньшевики в Петербурге еще
более ослабели, большевики еще более усилились,— писал Троцкий.—То же
самое—в Москве. Это ярче всего обнаруживает, что в своей политике
большевизм дает выражение действительным потребностям развивающейся
революции, тогда как эсеро-меньшевистское «большинство» только закрепляет
вчерашнюю беспомощность и отсталость масс. И сегодня уже этого одного
закрепления недостаточно: на помощь ему идет самая разнузданная репрессия.
Эти люди борются против внутренней логики революции, и именно поэтому они
оказываются в одном лагере с ее классовыми врагами. Именно поэтому мы
обязаны подрывать доверие к ним—во имя доверия к завтрашнему дню
революции».[25] Хорошо сказано. И главное—в точку!
По поводу характера российской революции Троцкий повторил свои прежние
соображения о том, что она может быть только пролетарской, к тому
же—общеевропейской. «Это не «национальная», не буржуазная
революция,—утверждалось в брошюре.—Кто оценивает ее так, тот живет в мире
призраков XVIII и XIX столетий. А нашим
| |  скачать работу |
Политический портрет Лейбы Давыдовича Троцкого |
