Предметный мир в романе Гончарова Обломов
ь и апатия, присущие Обломову, в доме Пшеницыной нашли
благодатную почву. Здесь «нет никаких понуканий, никаких требований».
Предметной деталью Гончаров передает переломные моменты в жизни героя. Так,
в XII главе третьей части писатель заставляет Захара облачить его в халат,
вымытый и починенный хозяйкой. Халат здесь символизирует возврат к старой
обломовской жизни.
— Еще я халат ваш достала из чулана, — продолжала она, — его можно
починить и вымыть: материя такая славная! Он долго прослужит.
— Напрасно! Я его не ношу больше, я отстал, он мне не нужен.
. Ну всё равно, пусть вымоют: может быть, наденете когда-нибудь... к
свадьбе! — досказала она, усмехаясь и захлопывая дверь.
Ещё более характерна в этом смысле сцена, когда Илья Ильич возвращается
домой и искренне удивляется приёму, оказанному ему Захаром:
Илья Ильич почти не заметил, как Захар раздел его, стащил сапоги и
накинул на него — халат!
— Что это? — спросил он только, поглядев на халат.
— Хозяйка сегодня принесла: вымыли и починили халат, — сказал Захар.
Обломов как сел, так и остался в кресле.
Эта, казалось бы, вполне обычная предметная деталь становится толчком для
душевных переживаний героя, становится символом возврата к прежней жизни,
прежнему порядку. Тогда в сердце его «на время затихла жизнь», быть может,
от осознания своей никчемности и бесполезности …
Всё погрузилось в сон и мрак около него. Он сидел, опершись на руку, не
замечал мрака, не слыхал боя часов. Ум его утонул в хаосе безобразных,
неясных мыслей; они неслись, как облака в небе, без цели и без связи, —
он не ловил ни одной. Сердце было убито: там на время затихла жизнь.
Возвращение к жизни, к порядку, к течению правильным путем скопившегося
напора жизненных сил совершалось медленно.
Что касается «деловых качеств» Обломова, то они также раскрываются через
предметный мир. Так, в аспекте переустройства имения, также как и в личной
жизни, победила «обломовщина» - Илья Ильич испугался предложения Штольца
провести к Обломовке шоссе, построить пристань, а в городе открыть ярмарку.
Вот как автор рисует предметный мир этого переустройства:
— Ах, Боже мой! — сказал Обломов. — Этого еще недоставало! Обломовка
была в таком затишье, в стороне, а теперь ярмарка, большая дорога!
Мужики повадятся в город, к нам будут таскаться купцы — всё пропало!
Беда! …
. Как же не беда? — продолжал Обломов. — Мужики были так себе,
ничего не слышно, ни хорошего, ни дурного, делают свое дело, ни
за чем не тянутся; а теперь развратятся! Пойдут чаи, кофеи,
бархатные штаны, гармоники, смазные сапоги... не будет проку!
. — Да, если это так, конечно, мало проку, — заметил Штольц... —
А ты заведи-ка школу в деревне...
— Не рано ли? — сказал Обломов. — Грамотность вредна мужику: выучи его,
так он, пожалуй, и пахать не станет...
Какой яркий контраст с миром, окружающим Обломова: тишина, удобный диван,
уютный халат, и вдруг – смазные сапоги, штаны, гармоники, шум, гам …
Счастливые дни дружбы с Ольгой безвозвратно ушли, преданы забвению. И это
Гончаров передаёт пейзажем, предметной деталью, возросшей до символа:
— Снег, снег, снег! — твердил он бессмысленно, глядя на снег, густым
слоем покрывший забор, плетень и гряды на огороде. — Всё засыпал! —
шепнул потом отчаянно, лег в постель и заснул свинцовым, безотрадным
сном.
Окутались в снежный саван и погибли его мечты об иной жизни.
Умело использует Гончаров и другую повторяющуюся предметную деталь –
сиреневую ветку. Ветка сирени воплощает в себе то прекрасное, что зацвело в
душах Ольги и Обломова.
Так, сцена встречи после первого объяснения в любви начинается с того, что
после слов приветствия «она молча сорвала ветку сирени и нюхала её, закрыв
лицо и нос».
— Понюхайте, как хорошо пахнет! — сказала она и закрыла нос и ему.
— А вот ландыши! Постойте, я нарву, — говорил он, нагибаясь к траве, —
те лучше пахнут: полями, рощей; природы больше. А сирень всё около дома
растет, ветки так и лезут в окна, запах приторный. Вон еще роса на
ландышах не высохла.
Он поднес ей несколько ландышей.
— А резеду вы любите? — спросила она.
— Нет: сильно очень пахнет; ни резеды, ни роз не люблю. Да я вообще не
люблю цветов ...
Думая, что Ольга рассержена его признанием, Обломов говорит потупившей
голову и нюхающей цветы Ольге:
Она шла, потупя голову и нюхая цветы.
— Забудьте же это, — продолжал он, — забудьте, тем более, что это
неправда...
— Неправда? — вдруг повторила она, выпрямилась и выронила цветы.
Глаза ее вдруг раскрылись широко и блеснули изумлением...
— Как неправда? — повторила она еще.
. Да, ради Бога, не сердитесь и забудьте…
И Илья Ильич понял это движение сердца девушки. Он пришел на другой день с
веткой сирени:
— Что это у вас? — спросила она.
— Ветка.
— Какая ветка?
— Вы видите: сиреневая.
— Где вы взяли? Тут нет сирени, где вы шли.
— Это вы давеча сорвали и бросили.
— Зачем же вы подняли?
— Так, мне нравится, что вы... с досадой бросили ее.
Ветка сирени раскрыла многое и Ольге. Гончаров иллюстрирует это
следующим эпизодом: неделю спустя Илья Ильич встретил Ольгу в парке на том
месте, где была сорвана и брошена ветка сирени. Теперь Ольга мирно сидела и
вышивала … ветку сирени.
В эпизодах с веткой сирени Гончаров прекрасно передает смятение души
Обломова. В мечтах герой рисовал себе бурную любовь, страстные порывы
Ольги. Но тут же он поправлял себя: «… страсть надо ограничить, задушить и
утопить в женитьбе!..»
Илья Ильич хочет любить, не теряя покоя. Иного хочет от любви Ольга. Приняв
из рук Ольги ветку сирени, Обломов говорит, глядя на ветку:
Он вдруг воскрес. И она в свою очередь не узнала Обломова: туманное,
сонное лицо мгновенно преобразилось, глаза открылись; заиграли краски на
щеках; задвигались мысли; в глазах сверкнули желания и воля. Она тоже ясно
прочла в этой немой игре лица, что у Обломова мгновенно явилась цель жизни.
— Жизнь, жизнь опять отворяется мне, — говорил он как в бреду, — вот
она, в ваших глазах, в улыбке, в этой ветке, в “Casta diva”... всё
здесь...
Она покачала головой.
— Нет, не всё... половина.
— Лучшая.
— Пожалуй, — сказала она.
— Где же другая? Что после этого еще?
— Ищите.
— Зачем?
— Чтоб не потерять первой, — досказала она, подала ему руку, и они
пошли домой.
Он то с восторгом, украдкой кидал взгляд на ее головку, на стан, на
кудри, то сжимал ветку.
В этом эпизоде Ольга намекает Обломову, что нужно искать цель жизни, нужно
быть деятельным. И, казалось бы, незначительная ветка сирени в
художественной ткани романа стала символичной. Как много она говорит
читателю!
К символической ветке сирени писатель обращается еще не однажды. Например,
в сцене объяснения Обломова с Ольгой в том же саду, после нескольких дней
разлуки, после письма героя о необходимости «разорвать сношения». Увидев
Ольгу плачущей, Обломов готов всё сделать, чтобы загладить ошибку, вину:
— Ну, если не хотите сказать, дайте знак какой-нибудь... ветку
сирени...
— Сирени... отошли, пропали! — отвечала она. — Вон, видите, какие
остались: поблеклые!
— Отошли, поблекли! — повторил он, глядя на сирени. — И письмо отошло!
— вдруг сказал он.
Она потрясла отрицательно головой. Он шел за ней и рассуждал про себя о
письме, о вчерашнем счастье, о поблекшей сирени.
Но характерно, что, убедившись в любви Ольги и успокоившись, Обломов
«зевнул во весь рот». Яркой иллюстрацией чувств, испытываемых героем, может
служить такая картина, описанная Гончаровым, в ней, на мой взгляд,
отразилось отношение Обломова к любви, да и к жизни вообще:
“В самом деле, сирени вянут! — думал он. — Зачем это письмо? К чему
я не спал всю ночь, писал утром? Вот теперь, как стало на душе опять
покойно... (он зевнул)... ужасно спать хочется. А если б письма не
было, и ничего б этого не было: она бы не плакала, было бы всё по-
вчерашнему; тихо сидели бы мы тут же, в аллее, глядели друг на друга,
говорили о счастье. И сегодня бы так же, и завтра...” Он зевнул во весь
рот.
Четвертая часть романа посвящена описанию «выборгской обломовщины».
Обломов, женившись на Пшеницыной, опускается, всё больше погружается в
спячку. Мёртвый покой царствовал в доме: «Мир и тишина – пишет Гончаров –
покоятся на Выборгской стороне». И здесь дом –полная чаша. И не только
Штольцу, но и Обломову всё здесь напоминает Обломовку. Писатель не раз
проводит параллель жизни на Выборгской с обломовским бытом. Илья Ильич «не
раз дремал под шипенье продеваемой и треск откушенной нитки, как бывало в
Обломовке.»
. Еще я халат ваш достала из чулана, — продолжала она, — его
можно починить и вымыть
| |  скачать работу |
Предметный мир в романе Гончарова Обломов |
