Природа в Философии
и описывает мир как непрестанно
эволюционирующий от порядка к хаосу. Вместе с тем, как показывает
биологическая или социальная эволюция, сложное возникает из простого. Как
такое может быть? Каким образом из хаоса может возникнуть структура? В
ответе на этот вопрос науке, в последние годы удалось, продвинуться
довольно далеко. «Теперь нам известно, что неравновесность – поток вещества
или энергии – может быть источником порядка».1 Сегодня науке уже известно,
что вдали от равновесия могут спонтанно возникать новые виды структур. «В
сильно неравновесных условиях может совершаться переход от беспорядка,
теплового хаоса, к порядку».2
Но существует и другой, еще более фундаментальный вопрос. Классическая или
квантовая физика описывает мир как обратимый, статичный. В их описании
природы нет места эволюции ни к порядку ни к хаосу. Что такое
необратимость? Что такое энтропия?
Эти вопросы постоянно обсуждаются в ходе развития науки о природе. Порядок
и хаос – сложные понятия. Переход от одного состояния к другому приводит к
новому философскому пониманию материи. «Материя становится активной: она
порождает необратимые процессы, а необратимые процессы организуют
материю».1 Другими словами, энтропия при неравновесных условиях может
производить не деградацию, а порядок, организацию и в конечном счете жизнь.
Мы живем в период перехода от индустриального общества с характерными для
него огромными затратами энергии, капитала и труда к обществу с
высокоразвитыми технологиями, для которого критическими ресурсами являются
информация и технологические нововведения, при этом неминуемо возникает
новая философская модель мира. Речь идет о начале нового диалога человека
не только с природой, но и друг с другом.
3.Философские представления о природе и человеке.
В прошлом искусство задавать вопросы природе принимало самые различные
формы.
Шумеры создали письменность. Шумерские жрецы были убеждены в том, что
будущее запечатлено тайными письменами в событиях, происходящих вокруг нас
в настоящем. Шумеры даже систематизировали свои убеждения в причудливом
смешении магических и рациональных элементов.
Научная деятельность философов древней Греции прежде всего направлена на
то, чтобы через верования и мифы, космогонические гипотезы понять природу
мира, его структуру и место, которое занимает в нем человек.
Первые умозрительные построения о природе, учеными
досократовского периода были полностью заимствованы из мифа Гесиода о
сотворении мира - начальном отделении неба от Земли, страсти разжигаемой
Эротом, рождении первого поколения богов и образовании дифференцированных
космических сил, разладах и распрях, серии кровавых расправ и актов мести
и, наконец, установления стабильности при мудром правлении богини
правосудия Дики. На протяжении нескольких поколений эти ученые собирали,
обсуждали и подвергали критическому разбору часть тех понятий, которые
современные философы пытаются организовать в надежде понять отношения между
явившимся, ставшим и становящимся, т.е. понять, как рождается порядок из
первоначально недифференцированной среды.
Почему однородное состояние теряет устойчивость? Почему потеря устойчивости
приводит к спонтанной дифференциации? Почему вообще существуют вещи?
Являются ли они хрупкими и бренными следствиями несправедливости, нарушения
статического равновесия между противоборствующими силами природы? Может
быть, силы природы создают вещи и обуславливают их автономное существование
- вечно соперничающие силы любви и ненависти, стоящие за рождением, ростом,
увядание и рассыпанием в прах? Является ли изменение всего лишь иллюзией
или, наоборот, проявлением не утихающей борьбы между противоположностями,
образующими изменяющуюся вещь? Сводится ли качественное изменение к
движению в вакууме атомов, отличающихся только по форме, или же атомы сами
состоят из множества качественно различных зародышей, каждые из которых
отличен от другого? Носит ли гармония мира математический характер?
Является ли числа ключом к природе?
Открытие пифагорийцами соотношения между высотой тона звучащей струны и ее
длинной и поныне входят в нашу теорию. Математические схемы составили
первый в истории Европы свод абстрактных рассуждений, которые могут быть
сообщены любому мыслящему человеку и воспроизведены им. Грекам впервые
удалось облечь дедуктивные знание в форму, придающую ему незыблемость,
неподверженность колебаниям в зависимости от убеждений, надежд и
пристрастий.
Наиболее важный аспект, общей для греческой мысли и современной науки
разительно контрастирующий с религиозно-мистической формой познания,
заключается в придании особой значимости критическому анализу и проверке.1
О досократовской философии, получившей развитие в ионических полисах и
колониях великой Греции известно мало. Нам остается лишь строит более или
менее правдоподобные предположения о том, какие отношения могли
складываться между теоретическими построениями и космогоническими
гипотезами о природе, процветавшими в ионических полисах. История
утверждает, что в результате враждебной религиозной и социальной реакции
философы были обвинены в атеизме и либо осуждены на изгнание, либо
приговорены к смертной казни. Их ранний «призыв к порядку», может служит
своего рода символом, олицетворяющим важность социальных факторов для
зарождения и особенно развития концептуальных инноваций.
Насколько можно судить, то во времена Платона и Аристотеля надлежащие
ограничения были установлены и мысль оказалась направленной в русло
социально приемлемого. В частности, было проведено различие между
теоретическим мышлением и технологической деятельностью. С того далекого
времени к нам пришли используемые и ныне слова, как «машина»,
«механический», «инженер», имеющие сходные значения. Они относятся не к
рациональному знанию, а к умению и целесообразности. Идея состояла не в
том, что бы изучать происходящие в природе процессы, с целью их более
эффективного использования, а в том, чтобы обхитрить природу, обмануть ее с
помощью различных машинных махинаций, т.е. включить в работу чудеса и
эффекты, чуждые «естественному порядку» вещей. Области практических
действий и рационального понимания природы были, таким образом, жестко
разграничены. Архимеда, например, почитали как инженера. Считалось, что его
математические работы по изучению условий равновесия машин не применимы к
миру природы.
Потребность свести многообразие природы хитросплетению иллюзий свойственно
всем греческим атомистам. Лукреций, популяризуя учения Демокрита и Эпикура,
писал, что мир – всего лишь атомы и пустота и он вынуждает нас искать
скрытое за видимым:
«Что б к словам моим ты с недоверие все же не отнесся,
Из-за того, что начало вещей недоступны для глаза,
Выслушав то, что скажу, и ты сам, несомненно, признаешь,
Что существуют тела, которых мы видеть не можем»1
Хорошо известно, однако, что побудительным мотивом в работах греческих
атомистов было стремление не принизить природу, а освободить человека от
страха – страха перед любым сверхъестественным существом или порядком,
превосходящим порядки, устанавливаемые людьми или природой.
Современная наука превратила по существу этическую установку древних
атомистов в установлении истины.
Во многих древних цивилизациях пространство, где протекает жизнь простых
смертных, обособлено от обители богов, мир разделен на обычное
пространство, где все подвержено игре случая, имеет свой век и обречено, в
конечном счете, на гибель, и священное пространство, где все исполнено
высшего смысла, чуждо всякой случайности и вечно. Именно по таким признакам
Аристотель противопоставил миру небесных светил мир подлунный.
«Все тела, небесный свод, звезды, Земля и ее царства не идут в сравнение с
самым низким из умов, ибо ум несет в себе знание обо всем этом, тела же не
ведают ничего».1 Эта мысль Блеза Паскаля, французского математика и
философа XVII века пронизана ощущением разрыва пролегающего между человеком
и природой, которое мы встречаем и у таких современных ученых, как Жак
Люсьен Моно:2
«Человек должен, наконец, пробудится от тысячелетнего сна, и пробудившись,
он окажется в полном одиночестве, в абсолютной изоляции. Лишь тогда он
наконец осознает, что, подобно цыгану, живет на краю чуждого ему мира.
Мира, глухого к его музыке, безразличного к чаяниям, равно как и к его
страданиям или преступлениям».1
Парадокс! Блестящий биохимик и микробиолог. Нобелевский лауреат. Один из
авторов расшифровки генетического кода и вдруг такой трагический вывод.
Именно это блестящее достижение человеческого разума, говорит Жак Моно,
превращает нас в безродных бродяг, кочующих по окраинам Вселенной. Как это
объяснить? Разве наука не средство связи, не диалог человека с природой?
В прошлом нередко проводились существенные различия между миром человека и
миром природы, который предполагался чуждым человеку. Наиболее ярко это
умонастроение передано в знаменитом отрывке из «Оснований новой науки об
общей природе наций» итальянского философа XVII века Джамбатиста Вико1 «…В
ночи беспросветного мрака, окутывающего раннюю античность, столь далекую от
нас, сияет вечный немеркнущий
| |  скачать работу |
Природа в Философии |
