Проблемы психологической саморегуляции
слово, тем не менее наши мысли и
чувства могут быть в зависимости от индивидуальной истории жизни и
особенностей личности весьма различны. Если вы предложите десяти своим
знакомым подумать о дереве, с уверенностью можно будет сказать лишь о том,
что в головах этих людей всплывет именно образ дерева, и все же подумают
они о десяти разных деревьях: о ели, дубе, пальме, березе, вишне и т. д.
Путем искусного подбора слов герои романов изображаются как живые, однако
каждый читатель представляет себе эти вымышленные образы по-своему. Именно
по этой причине Так, например, на настоящих географических картах главные
улицы или центральные и площади имеют свое соответственное обозначение и
цвет. Если человек любит собак, то и это слово мозг хранит "на карте" по
соседству с понятиями "удовольствие, свободное время, дружба, верность" и
т. д. Если же сосед страдает собакофбией, это же слово будет "передано на
хранение" в мозг, в тот отдел, где собраны впечатления от ботаники, угрозы
и страха. Несмотря на явные различия в переживаниях двух соседей, оба,
однако, когда речь заходит о собаке, думают о четвероногом, лающем,
покрытом шерстью животном. Точно так же, когда дает о себе знать слово
проблема, один человек приободряется, работает и закатывает рукава, в то
время как другой готов бежать куда глаза глядят. испытывают разочарование
многие кинозрители, когда смотрят экранизацию: слишком сильно она
отличается от их фантазий.
Наука о значении слов называется семантика. Еще в тридцатые годы семантик
Кошибский писал: "Слова - не есть вещи, о которых мы говорим". Он
сравнивает слова с географическими картами, изображающими ту или иную
территорию. Так, например, озеро на карте обозначается голубым пятном, но
не каплей воды. К тому же реальное озеро и не бывает таким голубым. И все
же человек, читающий карту, узнает на ней водоем, так как озеро
изображается в соответствии со структурой реально существующей области.
Сходным образом дело обстоит с горами, улицами, населенными пунктами и
морями. Карта - не территория, она лишь напоминает ее формальным
изображением со ссылками на масштаб.
Итак, наш мозг, наряду со словами и языком в целом, хранит огромный запас
карт, отражающих действительность. При этом каждый мозг оформляет свои
"картографические" зарисовки индивидуально, на основе истории жизни
личности.
Итак, слова в нашем мозге субъективно связаны с миром наших чувств. И
наоборот, мир чувств связан со словом. Но что происходит, когда
"географическая карта" устаревает и чувства, сопряженные с сохраненным в
мозге словом, больше не соответствуют окружающей действительности? В этом
случае Кошибский говорит даже о "'семантической катастрофе". Например,
сосед, страдающий хронической собакофобией, мог бы со временем придать
своему виду и голосу должные осанку и интонации, чтобы внушать уважение
собаке. Однако устаревшая "географическая карта" о животном продолжает
бессмысленно ограничивать его в личной свободе передвижения.
Конечно, уместно говорить о так называемом словарном запасе. Но под этим
должно подразумеваться не только количество слов и выражений, которыми мы
владеем. Не менее важной, чем многообразие, чертой нашей лексики должна
стать необходимость такой аккумуляции слов мозгом, чтобы слова пробуждали и
активизировали наши способности, физические и творческие силы, а не вызвали
слабость и страх. Магические слова составляют из всех имеющихся в нашем
распоряжении слов карты островов сокровищ, ведущие нас к внутренним
источникам силы.
Резюме
У каждого человека со словом связаны определенные события и ощущения.
Всякий опыт, приобретенный каким-либо человеком когда-либо в связи со
словом, накоплен как информация в мозге. Таким образом, одно и то же слово
может у одного человека вызывать позитивные чувства и воспоминания, а у
другого порождать негативные эмоции. С помощью "Магических слов" мы сможем
запечатлевать слова в нашем мозге таким образом, чтобы они вызывали к
жизнипозитивные силы.
ИЗМЕНЕНИЕ БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО.
"Сид, ты не понимаешь того, что большая часть нашей жизни определяется
бессознательным"). Когда Эриксон сказал мне это, я отреагировал так же, как
большинство моих пациентов, когда я говорю им то же самое. Я почувствовал,
что смысл его слов сводится к тому, что моя жизнь предопределена и что
самое большее, на что я могу надеяться - это осознание раз и навсегда
установленных шаблонов функционирования бессознательного. Позже, однако, я
понял, что бессознательное не является таким уж неизменным. Весь опыт наших
переживаний, накопленный до сегодняшнего дня, влияет на наше
бессознательное точно так же, как и на сознание. Если я читаю что-нибудь
вдохновляющее, то мое бессознательное меняется. Если я встречаюсь с
человеком, который лично для меня очень важен мое бессознательное меняется.
По сути дела, положительная ценность любой психотерапии очевидным образом
основана на способности человека изменяться и в значительной мере под
воздействием общения с другим человеком или группой.
Я считаю, что эти изменения происходят наиболее быстро и необратимо
тогда, когда психотерапевт ставит себе целью повлиять на бессознательные
стереотипы своего пациента, а это часто включает в себя работу с его
ценностными ориентациями и системой отношений. Эриксон согласился с этой
точкой зрения. К концу жизни он выработал очень эффективный способ
достижения этой цели - свои обучающие семинары.
Во время нашей последней встречи он объяснил мне, как у него сложился
этот подход.
"Мне приходилось тратить слишком много времени на одного пациента. А я
предпочел бы работать сразу с группой людей и учить их думать, правильно
подходить к проблеме. Ко мне приходили десятки писем, в которых говорилось:
"Вы полностью изменили мое общение с пациентами. Я принимаю много
пациентов, но вижусь с ними меньше. Я стал принимать больше пациентов, но
теперь могу уделить им меньше времени".
Я ответил вопросом: "А это является результатом того, что...?"
Мой респондент писал мне: "Они приходят сюда, и я рассказываю им
истории. После чего они уходят домой и меняют способ своих действий".
Очевидно, что то, что "они приходят сюда и слушают, как я рассказываю им
истории", предполагает ожидания и общение на разных уровнях. Например,
каждый, кому довелось общаться с Эриксоном, хотел испытать на себе
различные уровни гипнотического транса. Имея позитивные ожидания и находясь
в состоянии транса, мы в наибольшей степени открыты для воздействия и
понимания смысла Эриксоновских историй. Эриксон считал, что если слушатель
"забывает" историю - просто не помнит ее - то эффект рассказа может быть
даже сильнее.
"Рассказывая истории", Эриксон, конечно, следовал древней традиции. С
незапамятных времен истории и притчи служили способом передачи культурных
ценностей, этики и морали. Даже самую горькую пилюлю можно легко
проглотить, если она покрыта сладкой оболочкой. Прямое моральное поучение
можно отбросить, но руководство и наставления, облеченные в форму интересно
рассказанной, интригующей и приятной истории, воспринимаются легко. С этой
точки зрения истории Эриксона являются примером использования многих
эффективных приемов устной передачи, таких как юмор и включение в рассказ
интересной познавательной информации в виде малоизвестных фактов из области
медицины, психологии и антропологии. Психотерапевтические внушения включены
в истории, содержание которых далеко как от забот пациентов, так и от
открытых целей терапевта.
Транс, согласно Эриксону, является тем состоянием, которое облегчает
обучение и делает открытость и готовность принять изменения наиболее
вероятными. Речь идет не о внушенном дремотном состоянии. Терапевт не
"погружает" своих пациентов, они не теряют самоконтроля и ими не руководит
воля другого человека. Фактически, транс - это естественное состояние,
которое испытывал каждый. Самое знакомое состояние такого рода имеет место
тогда, когда мы погружаемся в мечты; другие формы транса могут иметь место
во время медитации, молитвы или когда мы выполняем однообразные физические
упражнения, которые иногда называют "медитацией в движении". В таких
случаях человек осознает, что внутренние состояния и ощущения
воспринимаются более ярко, чем внешние стимулы, такие как звуки и движения,
которым предается меньшее значение.
В трансах пациенты начинают часто интуитивно понимать смысл и значение
сновидений, символов и других форм выражения бессознательного. В этом
состоянии они больше способны на то, что Эриксон называл "бессознательным
обучением", их меньше беспокоят собственные мысли и бытовые мелочи.
Внушения гипнотерапевта воспринимаются менее критично, но все же если эти
внушения идут вразрез с ценностными ориентациями пациента, то либо их
усвоение будет частичным, либо они будут отвергнуты вовсе. Амнезия может
сохраняться либо в течение всего транса, либо какую-то часть времени, но
она ни в коем случае не является главной составляющей транса.
Помогая пациенту войти в транс, терапевт захватывает его внимание и
направляет его внутрь, побуждая пациента к внутреннему поиску и к
гипнотической реакции. Гипнотич
| |  скачать работу |
Проблемы психологической саморегуляции |
