Психология человеческих проблем
ся…
Ах, вот что? – упрямо твердила Женевьева. – Ты, значит, считаешь, что муж
поступает благородно, бросив двадцатидвухлетнюю жену и дочку?
… - Нет, ты слишком глупа…Но я вот что скажу: Фили кажется мне не такой уж
дрянью с тех пор, как…
Женевьева прервала меня и принялась кричать, чтобы я хоть подождал, пока
Янина уйдет из комнаты, - для нее, бедняжки, оскорбительно, что я защищаю
ее мужа. Но Янина, упорно молчавшая до той минуты, вдруг заговорила
изменившимся, неузнаваемым голосом:
Мама, зачем отрицать? Мы все старались на каждом шагу унизить Фили, мы
готовы были с грязью его смешать. Вспомни, - как только разделили
наследство, мы стали командовать…Да, я вообразила, что его можно водить на
поводке, как породистого красивого песика. Мне даже не так было больно ,
как прежде, что он не любит меня. Ведь я им владела, он принадлежал мне,
стал моей собственностью: деньги-то были у меня в руках, - пусть попрыгает
около меня, постоит на задних лапках. Это собственные твои слова мама…Мы
думали, что для него деньги дороже всего. Может быть, он и сам так думал, и
все же стыд и гнев оказались сильнее. Ведь он не любит эту женщину, которая
отняла его у меня, - он мне сам признался, когда уходил. И, несомненно, это
правда. Он высказывал мне столько горьких, жестоких истин, что можно этому
поверить. Он ее любит, но она не презирала его, не старалась унизить. Она
отдалась ему, а не купила его А я купила его, как приглянувшуюся
безделушку.
… - И вдруг Янина сказала: «Увезите меня с собой, дедушка».
Да, дед, не будучи психотерапевтом (впрочем, он адвокат, представитель
родственной профессии), попал «в точку». Что же произошло?
Попробуем разобраться. Прежде всего здесь явственно просматривается типично
психотерапевтическое построение. Центральный момент – «обернуть проблему»,
выставить в качестве причины (виновника) несчастья самого потерпевшего.
Далее. В таком «оборачивании» и содержится то, что я назвал специфической
«психотерапевтической лестью». Наконец, как правило (во всяком случае,
очень часто), подобная лесть оказывается как раз тем, что нужно клиенту,
она в значительной мере обеспечивает лечебный эффект.
Теперь попытаюсь обосновать эти положения.
Первое. Психотерапевт вынужден «оборачивать» проблему на клиента просто по
определению – по своей социальной роли и возможностям. Ну, в самом деле –
ведь «…психолог при всем желании не может улучшить его (клиента – Л.Р)
материальное или социальное положение. Исправить внешность или вернуть
утраченного близкого человека, т. е., не может воздействовать на внешний,
бытийный аспект его проблем». Больше того – чаще всего психолог и в
ситуации-то, с которой к нему пришел клиент, разобраться не в состоянии,
ведь перед ним только один участник, одно действующее лицо излагаемых
событий. Тут у психотерапевта могут быть две стратегии: верить клиенту на
слово или не верить.
Но что, собственно, значит «верить» или «не верить»? Существует достаточно
хорошо известный каждому психологический закон: свое поведение (и тем более
свои неудачи) мы склонны объяснять стечением внешних, случайных,
независимых от нас обстоятельств, даже чьей-то злой волей, а поступки
окружающих – особенностями их характера, личности. «Другим мы приписываем
больше диспозиций (внутренних установок. – Л.Р.), чем самим себе. Описывая
себя и других при помощи биполярных шкал, предусматривающих вариант ответа
«в зависимости от ситуации», мы гораздо чаще пользуемся этим вариантом при
самоописании, чем при описании других». Так вот – верить клиенту – значит,
как правило, верить, что в его бедах и проблемах мы не знаем, точнее, знаем
только с его слов. Тогда, чтобы помочь клиенту (не выходя из своего
кабинета!), нужно быть или аббатом Фариа из «Графа Монте-Кристо»,
разъяснявшим простодушному Дантесу подлинные причины его злоключений, или
мисс Марпл из романов Кристи – во всяком случае, психологом либо
психотерапевтом быть не обязательно.
«Психолог вообще не специалист по житейским советам, полученное им
образование отнюдь не совпадает с обретением мудрости».
Когда человек начинает верить, что не от объективных, не зависящих от него
причин, а наоборот, от него самого исходят его проблемы, это вызывает
угрызения совести, раскаяние, самобичевание, словом, мучительные,
неприятные ощущения. Но, с другой стороны, подобная переоценка резко
изменяет роль и место человека в ситуации, которая, как оказывается,
порождена им самим. Он попадает в ее центр, он становится демиургом в своей
ситуации, когда у него формируется «стихийно-идеалистский» (точнее –
субъективно-идеалистический, «стихийно-солипсистский») взгляд на свои
проблемы, я и называю «психотерапевтической лестью». Это сопровождается и
болезненными, горькими чувствами, и одновременно чувством облегчения. Такая
позиция в принципе глубоко органична, естественна для человека. Ему
действительно свойственен стихийно-эгоцентрический взгляд на мир. Вольно
или невольно человек всегда смотрит со своей «колокольни». Формулы
человеческой гносеологии: «Человек – мера всех вещей», «Человек – вот
правда!» Подразумевается, что человек не какое-то родовое обозначение, а
попросту Я, я сам. В наиболее прямом и непосредственном виде это
мироощущение, как известно, проявляется у детей и связано с двумя вещами:
ощущением своего бессмертия и своего «почти-всемогущества». Нормальный
ребенок, которого любят родители, - самое естественно-религиозное,
непосредственно-религиозное существо. Связь взрослого религиозного чувства
с инфантильным отношением к отцу прослежена многими авторами,начиная с
Фрейда
|
скачать работу