Религия и наука
обственной смысле слова. В ходе
развития оба направления перекрещиваются. Нам нет надобности входить в
подробное рассмотрение французского материализма, ведущего свое
происхождение непосредственно от Декарта.
В своей физике Декарт наделил материю самостоятельной творческой силой
и механическое движение рассматривал как проявление жизни материи. Он
совершенно отделил свою физику от своей метафизики. В границах его физики
материя представляет собой единственную субстанцию, единственное основание
бытия и познания.
Настоящий родоначальник английского материализма и всей современной
экспериментирующей науки это Бэкон. Естествознание является в его глазах
истинной наукой, а физика, опирающаяся на чувственный опыт, важнейшей
частью естествознания. Анаксагор, Демокрит с его атомами часто приводятся
им как авторитеты. Согласно его учению, чувства непогрешимы и составляют
источник всякого знания. Наука есть опытная наука и состоит в применении
рационального метода к чувственным данным. Индукция, анализ, сравнение,
наблюдение, эксперимент суть главные условия рационального метода. Гоббс
является систематиком бэконовского материализма. Чувственность теряет свои
яркие краски и превращается в абстрактную чувственность геометра.
Физическое движение приносится в жертву механическому или математическому
движению; геометрия провозглашается главной наукой. Материализм становится
враждебным человеку. Чтобы преодолеть враждебный человеку бесплотный дух в
его собственной области, материализму приходится самому умертвить свою
плоть и сделаться аскетом. Он выступает как рассудочное существо, но зато с
беспощадной последовательностью развивает все выводы рассудка.
У Гельвеция, который исходит из Локка, материализм получает собственно
французский характер. Гельвеций тотчас же применяет его к общественной
жизни (Гельвеций. «О человеке»). Чувственные впечатления, себялюбие,
наслаждение и правильно понятый личный интерес составляют основу всей
морали. Природное равенство человеческих умственных способностей, единство
успехов разума с успехами промышленности, природная доброта человека,
всемогущество воспитания вот главные моменты его системы.
Произведения Ламетри представляют собой соединение картезианского и
английского материализма. Ламетри пользуется физикой Декарта вплоть до
деталей. Его «Человек-машина» построен по образцу животного-машины Декарта.
В «Системе природы» Гольбаха часть, посвященная физике, также представляет
собой соединение французского и английского материализма, теории же
нравственности, по существу, опирается на мораль Гельвеция. Робине («О
природе»), тот французский материалист, который больше всех сохраняя еще
связь с метафизикой и за это удостоился похвалы Гегеля, весьма определенно
ссылается на Лейбница.
Фурье исходит непосредственно из учения французских материалистов.
Вабувисты были грубыми, неразвитыми материалистами, но и развитой коммунизм
ведет свое происхождение непосредственно от французского материализма.
Материализм этот в той именно форме, какую ему придал Гельвеций,
возвращается на свою родину, в Англию. Свою систему правильно понятого
интереса Бентам основывает на морали Гельвеция, а 0уэн, исходя из системы
Бентама, обосновывает английский коммунизм. Француз Кабе, изгнанный в
Англию, испытывает на себе влияние тамошних коммунистических идей и, по
возвращении во Францию, становится самым популярным, хотя и самым
поверхностным представителем коммунизма. Более научные французские
коммунисты, Дезами, Гей и другие, развивают, подобно Оуэну, учение
материализма как учение реального гуманизма и как логическую основу
коммунизма.
Сочинение Фейербаха «Сущность христианства». Одним ударом без
обиняков провозгласив торжество материализма. Природа существует независимо
от какой бы то ни было философии. Она есть та основа, на которой выросли
мы, люди, сами продукты природы. Вне природы и человека нет ничего, и
высшие существа, созданные нашей религиозной фантазией, это лишь
фантастические отражения нашей собственной сущности. Надо было пережить
освободительное действие этой книги, чтобы составить себе представление об
этом. Воодушевление было всеобщим: все мы стали сразу фейербахианцами.
Легко, конечно, сказать отдельному индивиду то, что говорил уже
Аристотель: Ты рожден твоим отцом и твоей матерью; значит, в случае с тобой
соединение двух человеческих существ, т. е. родовой акт людей произвел
человека. Ты видишь, стало быть, что человек и физически обязан своим
бытием человеку. Значит, ты должен иметь в виду не только одну сторону
бесконечный прогресс, в силу которого ты продолжаешь спрашивать: кто
породил моего отца? Кто породил его деда? и т. д. Ты должен иметь в виду
также и то круговое движение, которое чувственно-наглядным образом дано в
этом бесконечной прогрессе, круговое движение, в силу которого человек в
деторождении повторяет себя самого и, следовательно, субъектом всегда
остается человек. Однако ты ответишь: я признаю это круговое движение, так
признай же и ты вышеуказанный бесконечный прогресс, который гонит меня все
дальше и дальше, пока я не спрошу, кто же породил первого человека и
природу вообще. На это я могу тебе ответить только следующее: самый твой
вопрос есть продукт абстракции. Спроси себя, как ты пришел к этому вопросу;
спроси себя, не продиктован ли твой вопрос такой точкой зрения, на которую
я не могу дать ответа, потому что она в корне неправильна. Спроси себя,
существует ли для разумного мышления вышеуказанный бесконечный прогресс как
таковой. 3адаваясь вопросом о сотворении природы и человека, ты тем самым
абстрагируешься от человека и природы. Ты полагаешь их несуществующими и
тем не менее хочешь, чтобы я доказал тебе их существование. Я говорю тебе:
откажись от своей абстракции, и ты откажешься от своего вопроса; если же ты
хочешь придерживаться своей абстракции, то будь последователен, и когда ты
мыслишь человека и природу несуществующими, то мысли несуществующим и
самого себя, так как ты тоже и природа и человек. Не мысли, не спрашивай
меня, ибо, как только ты начинаешь мыслить и спрашивать, твое
абстрагирование от бытия природы и человека теряет всякий смысл. Или, быть
может, ты такой эгоист, что полагаешь все несуществующим, а сам хочешь
существовать?
Перед лицом необходимости выбора между религией и атеизмом непременным
условием выбора в пользу религиозного мировоззрения является признание
существования второго, внеземного трансцендентного мира духов, Абсолюта,
Бога или богов. Этот мир не только свободен от требования не противоречить
логике и положительному (земному, научному) знанию. Он обязан включать
явления и обобщающие суждения, им противоречащие, т.е. чудеса. "Все
верование основано на чудесах", говорил глубокий религиозный мыслитель,
великий математик и физик Паскаль. При этом он определял понятие чуда так:
"Чудо это действие, которое превышает естественную силу способов, при нем
употребляющихся" (такого предела силы нет для всемогущего Бога). Именно
само появление чудес доказывает, что они свершаются Богом или тем
человеком, который находится в единении с Богом. "Где твой Бог? Чудеса Его
указывают и суть сияние Его", говорит Паскаль и тут же сочувственно
цитирует св. Августина: "Я не был бы христианином, не будь чудес".
Диалог науки и религии, как желание человечества построить единую картину
мира.
Ведя речь о религии вере, не следует противопоставлять знание и веру,
как это практиковалось в эпоху средних веков. Вера есть познание вещей‚
процессов и явлений материального и духовного мира без доказательств. «Я
верю, что есть Бог»; «я верю, что скоро наступит весна»; «я верю в успех
своего дела» – и т.д. и т.п. Вера — это уверенность человека. Если знание
открывает нам вещи видимые, то вера помогает обнаружить вещи, еще пока
невидимые и таинственные для человека. Вера тем самым активно участвует в
процессе познания будучи необходимый его компонентом.
Существует и вера разумная, которая олицетворяет силу человека и
способствует его эмоциональной и интеллектуальной активности, стимулирует
познавательный поиск. Всеми учеными всегда двигала их глубокая вера в
человеческий разум‚ и без этого они не смогли бы сделать своих открытии. В
этом смысле разумная вера и является как бы светом во тьме, двигателем
истины и прогресса. Разумная вера как факел освещает дорогу знанию,
способствует творчеству и придает человеку уверенность и силы на этом пути.
Напротив, отсутствие веры порождает скептицизм и ощущение пустоты
существования, бесплодности познания. Таким образом, мнение, вера и знание
представляют собой необходимые ступени движения к истине, важные формы
духовного опыта человека.
Однако это вовсе не означает полную изоляцию религии от дискуссии. Тот
же Паскаль говорит: "Если все подчинять разуму, наша религия не будет иметь
ничего таинственного или сверхъестественного (т.е. не будет религией.
Е.Ф.). Если пренебрегать принципами разума, наша религия будет абсурдной и
смешной". Недопустимость сведения к разуму обосновывается не только
необходимой для религии "тайной", но и тем, что из двух способов "убед
| |  скачать работу |
Религия и наука |
