Русская классика и современность на уроке литературы
рпретации произведения и соотнесение ее с научным
исследованием текста, корректирование субъективных представлений читателя
объективным смыслом произведения, раскрытым литературоведением"2 , то
комментирование создает предпосылки создания такой интерпретации, которая,
оставаясь субъективной по степени ее психологического проживания, была бы
устремлена к объективности оценок по результатам читательского анализа.
Выбор того или иного вида комментирования определяется, с одной
стороны, каждой конкретной учебной ситуацией, а с другой - целями и
задачами анализа, которые ставит перед собой и учащимися учитель.
«Едва ли не самым важным из видов комментирования оказывается
комментарий лексический и не только по той простой причине, что многие
слова в литературном тексте вышли из употребления и, следовательно,
неизвестны и непонятны школьникам. Гораздо важнее другое: слово в
литературе - слово контекстуальное, оно всегда метафоризируется в тексте,
обогащаясь значениями и смыслами, не воспроизводимыми в толковом словаре.
Оно всегда погружено в контекст культуры, культурной традиции, и,
следовательно, функционирует в тексте как носитель или, точнее, знак этой
традиции».1
Лексическая многозначность слова в литературе не столько феномен
чисто лингвистический, сколько культурный. Школьники обращают внимание на
это в самую последнюю очередь и нуждаются в создании контекста восприятия
художественного произведения, адекватного той культурной традиции, в
которой оно функционировало.
Лексическая многозначность слова создает условия для переакцентировки
содержания литературного текста воспринимающим сознанием. История культуры
знает множество тому примеров. Так в 1827 году А.С.Пушкин написал
знаменитое послание в Сибирь "Во глубине сибирских руд", на которое
А.И.Одоевский ответил стихотворением "Струн вещих пламенные звуки". В нем
есть такие строчки:
Мечи скуем мы из цепей
И пламя вновь зажжем свободы!
Она нагрянет на царей -
И радостно вздохнут народы! -
в соотношении с началом стихотворения:
Струн вещих пламенные звуки
До слуха нашего дошли,
К мечам рванулись наши руки,
И - лишь оковы обрели. –
они совершенно отчетливо говорят о том, что Одоевский, в словах
Пушкина:
Оковы тяжкие падут,
Темницы рухнут - и свобода
Вас примет радостно у входа,
И братья меч вам отдадут. –
Он увидел утверждение веры поэта в конечное торжество свободы. Для
поэта-декабриста меч - это, прежде всего, оружие, т.е. орудие борьбы за
осуществление своих идеалов; свобода, упоминаемая Пушкиным, - свобода от
деспотии царской власти, т.е. свобода политическая и гражданская, а не
свобода личная; оковы и темницы - не только и не столько реалии каторжной
жизни, сколько метафора самовластья. Следовательно, в прочтении
А.И.Одоевского стихотворение А.С.Пушкина - это, прежде всего, оправдание
"скорбного труда", признание правды "высоких дум". Сам же Пушкин при таком
прочтении его стихотворения оказывается соратником и единомышленником
декабристов. Но так ли это?
«Широко известны рисунок поэта с изображением виселицы и пятерых
повешенных, сделанный после известия о казни декабристов, и подпись под
ним: "И я бы мог", - которая по некоторым данным имела продолжение: "И я бы
мог, как шут", что резко меняет ее смысл на прямо противоположный. Не менее
известны и слова из письма А.С.Пушкина П.А.Вяземскому от 10 июля 1826 года:
"Бунт и революция мне никогда не нравились, это правда; но я был в связи
почти со всеми и в переписке со многими из заговорщиков. Все возмутительные
рукописи ходили под моим именем, как все похабные ходят под именем
Баркова". 14 августа поэт писал тому же адресату: "... каторга 120 друзей,
братьев, товарищей ужасна". Из последнего высказывания, очевидно, явствует
признание близости поэта декабристам, но вовсе не очевидным остается вопрос
о близости идейной».1
В декабре 1826 года - начале января 1827 года А.С.Пушкин написал три
стихотворения, поразившие уже его современников, как им казалось,
непоследовательностью позиции,: 13 декабря - "Мой первый друг, мой друг
бесценный", 22 декабря - "Стансы", начало января - "Во глубине сибирских
руд". Ряд последовавших за ними стихотворений усиливает ощущение этой
непоследовательности: "Арион" (16 июля 1827 года), "Бог помочь вам, друзья
мои" (19 октября 1827 года), "Друзьям" ("Нет, я не льстец, когда царю хвалу
свободную слагаю..." - начало 1828 года).
Н.Я.Эдельман, считая противоречивость позиции поэта досужим вымыслом
исследователей и читателей, полагал, что заговор и власть "требовали
исторического рассмотрения"2 А.С.Пушкин, по мнению ученого, разрешил эту
дилемму следующим образом: "Власть: Пушкин находит сходство первых лет
Николая и Петра, когда "мятежи и казни" сочетались с благими делами,
"славными днями". <...> Поэт глядит на 1825 - 1826 годы как с близких, так
и с дальних, даже "древнеримских дистанций" и стремиться вырваться из плена
сегодняшней предвзятости. "Необъятная сила вещей" взяла верх, обнаружив
несбыточность, неосновательность декабрьской попытки. В руках власти
теперь, однако, огромные возможности для постепенного осуществления тех
реформ, о которых мечтали декабристы. Декабристы: они получают у Пушкина
полное нравственное признание: у них "дум высокое стремленье"; их "безумие"
вызывает симпатии (многие знали о восклицании Рылеева накануне восстания,
когда дело представлялось проигранным: "А все-таки надо!"). Пусть даже
средства, выбранные декабристами, ошибочны - цели все равно благородны;
погибая, они выкрикнули истины, которые нельзя игнорировать, и
правительство должно задуматься - иначе не выполнит исторического
предназначения... В сознании Пушкина обозначается сложнейшая,
диалектическая формула известной исторической необходимости, естественности
обеих противоборствующих сил. И если так, то не возможно ли в будущем
примирение, основанное на единстве цели - благоденствии России? Если так,
то не за горами амнистия, и две могучие силы найдут друг друга"1
Н.Я.Эдельман объяснил противоречивость поэтической позиции А.С.Пушкина
диалектизмом исторического мышления, но не скрывает ли этот диалектизм
релятивизм нравственной позиции поэта, что так "возмутило" другого
современного ученого, А.Синявского, который, комментируя стихотворение "Бог
помочь вам, друзья мои", писал: "Вероятно, никогда столько сочувствия людям
не изливалось разом в одном - таком маленьком - стихотворении. Плакать
хочется - до того Пушкин хорош. Но давайте на минуту представим в менее
иносказательном виде и "мрачные пропасти земли", и "заботы царской службы".
В пропастях, как всем понятно, мытарствовали тогда декабристы. Ну а в
службу царю входило эти пропасти охранять. Получается Пушкин желает тем и
другим скорейшей удачи. Узнику милость, беглому - лес, царский слуга - лови
и казни. Так, что ли?! Да (со вздохом) - так."2
В его словах есть известная доля истины. Пушкин хорош, но только не в
том ироническом смысле, который сквозит в словах его комментатора. От
самого поэта известен его ответ на вопрос Николая I во время так называемой
"тайной аудиенции": " - Пушкин, если бы ты был в Петербурге, принял ли бы
ты участие в 14 декабря? - Неизбежно, государь; все мои друзья были в
заговоре, и я был бы в невозможности отстать от них. Одно отсутствие спасло
меня, и я благодарю за то Небо". В этом ответе нет ни намека на близость
поэту декабристских идей и, одновременное, признание нерасторжимости
дружеских уз. Это признание в той или иной степени мы найдем в каждом из
стихотворений, связанных с событиями 14 декабря 1825 года.
Попробуем с этой точки зрения посмотреть на текст "Во глубине
сибирских руд", сразу отметив, что это ни в коем случае не отменяет иных
подходов, например, высказанного В.М.Марковичем в статье "Чудесное в
интимной и политической лирике А.С.Пушкина"1
Отвлекаясь от исторического и биографического контекста возникновения
стихотворения, "ориентируясь только на смысл сказанного и принимая во
внимание лишь те поэтические подтексты и ассоциативные связи,
подразумевание которых было для большинства читателей пушкинской эпохи
своего рода неизбежностью" 2
Исследователь приходит к выводу, что "перед читателем развертывается
своеобразная утопия, идеальный проект, принявший поэтическую форму"3
Безусловно, важнейшей в стихотворении является заключительная строфа,
утверждающая, неизбежность наступления "желанной поры" свободы и братства.
А.И.Одоевский, поэт-декабрист и современник Пушкина, патетически настаивал
на том, что она наступит вследствие непрекращающейся революционной борьбы
("из искры возгорится пламя").
В.М.Маркович посмотрел на стихотворение иначе. Он увидел в нем, прежде
всего, поэтическое осуществление утопического идеала поэта: "... в словесно-
эмоциональном потоке лирического монолога все три темы 1. торжества
общественной гармонии, 2. торжества над "мрачными затворами" темниц "любви
и дружества", 3. преодолевающего все те же преграды «свободного
гласа»следуют одна за другой и поэтому одна в другую непосредственно
перерастают. Как только названы силы, способные преодолеть то, что
разъединяет и сковывает людей (такими силами оказываются любовь, дружба и
поэтическое творчество), немедленно появляется вера в расторжение оков,
крушение темниц, радостную встречу со свободой, в торжество справедливости
и человеческого братства. В читательском восприятии это может стать
своеобразным эквивалентом прич
| |  скачать работу |
Русская классика и современность на уроке литературы |
