Русские критики о Л.Н. Толстом
служить истине народу и прогрессу, которых не отождествляю с Вами и поэтому
не обязан вовсе оправдываться в личных оскорблениях, которых могло быть и
больше. <…> Не скажу же я этой фразы потому, что считаю всякие личные
оскорбления преступлением очень большими, а литературные тем более, а если
они не справедливы, то и оправдания им придумать не могу, (если они
совершены мною) – ибо я всегда старался и другим советовал в моих статьях
относится справедливо даже к врагам своим, хотя, конечно, мог нарушить сам
невольно этот основной принцип моего литературного credo. Вот почему я
считаю своим долгом оправдаться и от Ваших обвинений.»3
А в более поздним письме относящимся, вероятно, к концу 80-х, из-за
просьбы Михайловского не высылать ему журнала «Русское богатство»,
Оболенский по-настоящему сокрушается: «…Не могу не выразить сожаления, что
Вы выбрасываете единственное зеркало, в котором хоть изредка могли бы
встретить отражение ваших вольных или невольных недоразумений. Допустим
даже, что моё зеркало может ошибаться : и все же лучше какое-нибудь, чем
никакого. Меня удивляет, что Вы, человек, считающийся либеральным, не в
состоянии выносить ни малейшей критики. Неужели Вы не знаете, что деспоты
доходят до звериного образа которому, между прочим, что разбивали то
зеркало свободного слова, в которое могли бы видеть себя. Вы не в силах
запретить моего журнала и вот Вы его выбрасываете из своей комнаты»4».
На различного рода нападки Л.Е. Оболенский отвечал и на страницах
своего журнала, прячась чаще всего за излюбленным псевдонимом
«Созерцатель», стремясь тем самым к объективному читательскому восприятию
проблемы. Одна из таких статей касалась степени влияния, оказываемого на
Оболенского Л.Н. Толстым. В этой работе под названием «Обо всем» с
говорящим подзаголовком «Два слова нашим критикам» Оболенский в полном
смысле оправдывается.
Первое обвинение состояло в том, что якобы его роман «Два полюса»
является всего лишь популяризацией идей Л.Н. Толстого. Это сильно возмутило
автора этого произведения. Близость идей главного героя (а, следовательно,
и его создателя) и идей Л.Н. Толстого «Созерцатель» объясняет просто
совпадением. Он поясняет, что г. Оболенский (т.е. он сам) сумел создать тот
тип нового человека, который воплотился позже во Л.Н. Толстом, который не
мог даже послужить прототипом, т.к. ко времени создания романа Оболенский с
Толстым знакомы не были. Созерцатель видит в этом совпадении идейную
близость двух людей. Он приводит факт, который говорит о том, что
Оболенский ещё в 1879 году заявил, что в основе все6й его деятельности
будет лежать принцип любви, который позже у Толстого трансформируется в
формулу «не противься злу насилием», которое содержатель у Оболенского
находит под определением «враждя». И автор статьи вновь повторяет, что это
могло служить лишь только свидетельством духовной близости двух людей, и
ничем иным.
Вторым обвинением, разбираемым в статье, стало заявление г.
Скабичевского о том, что в одном из героев романа «За идеологом» Л.Е.
Оболенский изобразил последователя идей Л.Н. Толстого, при этом «написал на
своего сотрудника такую сатиру, какой никто ещё на него не писал» (С. 211).
«Созерцатель» возражает этому, говоря, что автор романа хотел нарисовать
карикатурный тип последователя Евангельского учения, такого человека,
который навязывается в последователя учения, но в результате искажает его.
самое же главное для автора, по мнению «Созерцателя», становится то, что
этот тип делается лучше, чем прежде, посредством этого учения, что-то, но
он выносит из него. И с Л.Н. Толстым этот тип ничего общего не имеет
«Созерцатель» восклицает: «Необходимо всегда отделять идею от её
существования в действительности» (С. 213), и далее замечает, что если она
делается «каррикатурно», то вина никак идет. В своем размышлении автор
статьи идет дальше и с сожалением обнаруживает такой паразитический тип и в
области литературы, непосредственно в критике. Их, т.е. работников этого
умственного труда, отличает, по мнению критика, полное отсутствие
творчества и рабская обезьянья подражательность» (С. 214). И, подытоживая,
«Созерцатель» подчёркивает, что тип созданный Оболенским не имеет с Толстым
ничего общего и что автор романа преследовал совсем иные цели, но никак не
написание сатиры на почитаемого им человека.
Как критика, писателя и редактора журнала Л.Е. Оболенского не
устраивало качество современной ему литературной критики. Он неоднократно,
использует любую возможность, говорит о её непрофессионализме и
тенденциозности, в том числе и по отношению по Л.Н. Толстому. Уже в самой
первой статье из задуманного цикла этот журналист задается целью разогнать
«туман, напущенный прессой» на личность великого писателя. Значимым в этом
смысле стало её название: «Русская мыслебоязнь и критика Толстого».
По словам Оболенского «едва ли был хоть один выдающийся человек в
древнем и средневековом мире, а отчасти ещё и в наше время, который не был
бы так или иначе истерзан толпой, не понят, оклеветан, обвиняем в
нелепостях и пр., и пр., начиная от Сократа и кончая даже Байроном,
Пушкиным и Достоевским (С. 119). В нем вызывает удивление такое явление в
русской истории, когда только мерь великого человека заставляет всех
образумиться и перестать ненавидеть все выдающиеся и гениальное,
воплощающееся в нем.
Усердствовали, по замечанию критика, все: от мелкой и провинциальной
прессы до самой крупной различного толка, но ничего из никто из них не
вспомнил, что Л.Н. Толстой – «гениальный творец «Войны и мира» (С. 122).
«О, нет, русские ученые такими пустяками не занимаются!» – негодующе кричит
В.Г. Белинский (Там же). Его возмущает, как некий г. Семевский занимается
«по русскому обычаю» «перетряхиванием старого белья» Л.Н. Толстого (там
же), как «даже кроткий и тишайший Орест Миллер выступил против Толстого со
своею славянофильскою палицею, взятою на время у Алёши – Поповича» (там
же). Вспомнил и г. Скабичевского, содержание статей которого не раз
вызывали протест у Л.Е. Обаленского, который негодует по поводу того, что
даже те печатные органы, которые осмелились предпринять попытку защитить
Л.Н. Толстого (газета «Неделя» и «Новое время») не были забыты бушующей
критикой. При этом замечает, что только иностранные научные и философские
журналы по достоинству оценили систему Л.Н. Толстого, и приходит к выводу,
что европейская критика вообще по своей сути противоположена российской.
Она «знает цену плодам оригинального творчества и умеет мириться со
странностями и даже абсурдами гениев, выбирая то полезное и ценное, что они
дают человечеству» (С. 125), тем не менее понимая, что «без творческой
оригинальности прогресс остановился бы» (Там же) Примером такого честного
подхода в русской печати для Оболенского служит критика 60-х годов: «подъем
нашей мысли, когда имела в литературе людей глубоко и всесторонне
образованных» (Там же). А современную критику он называет «полной»,
которая, в отличие от своих учителей «втащила на литературный эшафот
гениального романиста и каждый стегал её сколько мог и сколько хотел» (С.
121). По мнению Оболенского, этого не достоин «Живой гениальный старик,
беспредельно честный и искренний, беспредельно любящий и тонко чувствующий,
который жаждал одного: принести людям, хоть в конце жизни, ту пользу и ту
истину, которую, казалось ему, он осознал на склоне лет». (С. 122).
Допустим, что он ошибся, – пишет Оболенский, – но не с одним величайшим
преступником ни один самый жестокий прокурор не стал бы так обращаться на
суде, как обращались с Л.Н. Толстым его критики». (С. 123) Объяснение этому
находит в психологическом законе истории: «Таков удел каждого, кто
выделяется из толпы». (там же). А почему это так? А потому что, говоря
словами Л.Е. Оболенского «оно объяснило только паникой стадной мыслебоязни
(С. 124): «Это – болезнь идей, непривычна к ним, незнание того, что идеи –
светочи прогресса, творческое семя лучшей жизни, а вовсе не какой-то спрут,
который схватит и потащит в океан». (С. 125) Критик протестует, полагая,
что нельзя впадать в крайности: слепо отвергать, не пытаясь обнаружить
рационального зерна, или же как стадо, броситься, очертя голову, за
мыслителем. Иначе, прибегая к цитате самого Л.Н. Толстого, говорит
Оболенский, «прокуроры перестанут обвинять, городовые противиться злу
насилием богачи бросят свои богатства и станут пахать землю, а молодёжь
перестанет учиться, получать дипломы, занимать места и заниматься
общественными вопросами». (там же) Если бы нападавшие не трусили мыслить,
то полагает критик «Русского богатства», могли бы понять несостоятельность
этих положений, они бы увидели главный недостаток Л.Н. Толстого в них,
который Оболенский называет как "рациональный метод", приведший этого
великого мудреца к "
| |  скачать работу |
Русские критики о Л.Н. Толстом |
