Символизм в поэзии Серебряного века
ли что болезненно в себе ощущаешь, но для чего в языке не
найдешь и слова”. Появились даже, начиная со стихотворении Вл. Соловьева,
целые гнезда слов-символов, слов-сигналов (“небо”, “звезды”, “зори”,
“восходы”, “лазурь”), которым придавался мистический смысл.
Позднее Вячеслав Иванов, дополнил толкование символа: символ дорожит
своей материальностью”, “верностью вещам”, говорил он, символ “ведёт от
земной реальности к высшей” (a realibus ad realiora)”; Иванов даже применял
термин – “реалистический символизм”.
Символисты заняли свое место в русском искусстве в эпоху, когда
социальная действительность в России да и во всей Европе была до
чрезвычайности зыбкой, чреватой взрывами и катастрофами. Резкие классовые
противоречия, вражда и столкновения держав, глубокий духовный кризис
общества подспудно грозили небывалым потрясением. Ведь на эти роковые
десятилетия падает русская революция 1905 года и разразившаяся через девять
лет мировая война, а затем две революции 1917 года в России. И Брюсов, и
Блок и Андрей Белый чувствовали всеобщее неблагополучие и близость
катаклизма с необычайной остротой. Можно сказать, что символисты жили с
ощущением грядущей вселенской беды, но вместе с тем – в духе соловьёвских
мистических теорий – они ждали и жаждали некоего обновления
(“преображения”) всего человечества. Это преображение рисовалось им в
космических масштабах и должно было быть достигнуто через соединение
искусства с религией.
Религиозную подоплеку искусства, признавали почти все символисты.
Особенно отчётливо это проявилось у младосимволистов, у “теургов”. “Смысл
искусства только религиозен”,– утверждал Андреи Белый. Споря с Брюсовым,
который рассматривал символизм лишь как школу искусства, Белый настаивал на
творящей, преобразующей; духовной роли символизма”, видя в нём “революцию
духа”. Символизм – не школа стиха, возражал, он Брюсову “а новая жизнь и
спасение человечества”. Со своей утопической теорией “нового религиозного
сознания”, теорией “Третьего завета”, которая разумела как цель некое
слияние античного язычества и христианства, выступал Мережковский,
концепцию “соборности” проповедовал в своих статьях Вячеслав Иванов.
“Религия есть прежде всего чувствование связи всего сущего и смысла
всяческой жизни”,– говорил он. Ему вторил близкий по религиозным исканиям
русский философ С. Булгаков, писавший в 1908 году: “Вера в распятого бога и
его евангелие...– полная, высочайшая и глубочайшая истина о человеке и его
жизни”. Младосимволисты, в частности Андрей Белый, в начале двадцатого века
даже пережили полосу тревожного ожидания “конца света”, космической
катастрофы, полагая, что она уже “при дверях”. Они видели ее знаки в
сильном свечения зорь и закатов над Москвой, объясняющееся пылью, которая
носилась тогда в земной атмосфере после извержения, вулкане на острове
Мартинике. Читая замечательное стихотворение Брюсова “Конь Блед”, мы должны
помнить эти таинственные веяния. На такие эсхатологические, т.е.
предполагавшие близкое и катастрофическое решение судеб мира, настроения
молодых поэтов-мистиков, возможно, воздействовала и гипотеза тепловой
смерти вселенной, которую в ту пору выдвигали учёные. Символисты вообще
были склонны мистически осмысливать факты собственного быта и творить из
них своеобразные мифы.
Приход “второй волны” символистов предвещал возникновение противоречий
в символистской лагере. Именно поэты “второй волны”, младосимволисты,
разрабатывали теургические идеи. Трещина прошла прежде всего между
поколениями символистов – старшими, “куда входили, кроме Брюсова, Бальмонт,
Минский, Мережковский, Гиппиус, Сологуб, и младшими (Белый, Вячеслав
Иванов, Блок, С. Соловьев). Революция 1905 года, в ходе которой символисты
заняли отнюдь не одинаковые идейные позиции, усугубила их противоречия. К
1910 году между символистами обозначился явный раскол. В марте этого года
сначала в Москве, зятем в Петербурге, в Обществе ревнителей художественного
слова, Вячеслав Иванов прочитал свой доклад “Заветы символизма”. В
поддержку Иванова выступил Блок, а позднее и Белый. Вячеслав Иванов
выдвигал ,на первый план как главную задачу символистского движения его
теургическое воздействие, “жизнестроительство”, “преображение жизни”.
Брюсов же звал теургов быть творцами поэзии и не более того, он заявлял,
что символизм “хотел быть и всегда был только искусством”. Поэты-теурги,
замечал он, клонят к тому, чтобы лишить поэзию ее свободы, ее “автономии”.
Брюсов все решительнее отмежевывался от ивановской мистики, за что Андрей
Белый обвинял его в измене символизму. Дискуссия символистов 1910 года
многими была воспринята не только как кризис, но и как распад символистской
школы. В ней происходит и перегруппировка сил, и расщепление. В десятых
годах ряды символистов покидает молодежь, образуя объединение акмеистов,
противопоставивших себя символистской школе. Шумно выступили на
литературной арене футуристы, обрушившие на символистов град насмешек и
издевательств. Позднее Брюсов писал, что символизм в те годы лишился
динамики, окостенел; школа “застыла в своих традициях, отстала от темпа
жизни”. Окончательное падение символистской школы историки литературы
датируют по-разному: одни обозначают его 1910 годом, другие– началом
двадцатых. Пожалуй, вернее будет сказать, что символизм как течение в
русской литературе исчез с приходом революционного 1917 года.
Историческое значение русского символизма велико. Символисты чутко
уловили и выразили тревожные, трагические предощущения социальных катастроф
и потрясений начала нашего столетия. В их стихах запечатлен романтический
порыв к миропорядку, где царили бы духовная свобода и единение людей.
Лучшие произведения корифеев русского символизма ныне представляют собой
огромную эстетическую ценность. Символизм выдвинул творцов-художников
всеевропейского, мирового масштаба. Это были поэты и прозаики и
одновременно философы, мыслители, высокие эрудиты, люди обширных знаний.
Бальмонт, Брюсов, Анненский, Сологуб, Белый и Блок освежили и обновили
поэтический язык, обогатив формы стиха, его ритмику, словарь, краски. Они
как бы привили нам новое поэтическое зрение, приучили объемнее, глубже,
чувствительнее воспринимать и расценивать поэзию.
Еще в трактате 1893 года Мережковский отмечал “три главных элемента
нового искусства: мистическое содержание, символы и расширение
художественной впечатлительности”. “Лелеять слово, оживлять слова забытые,
но выразительные, создавать новые для новых понятий, заботиться о
гармоничном сочетании слов, вообще работать над развитием словаря и
синтаксиса,– писал Брюсов,– было одной из главнейших задач школы”. Сама
образность символистов была новой для русской поэзии и открывала для поэтов
позднейшей поры возможность творческих поисков и проб. “В наши дни,– поучал
уже после Октября, в двадцатых годах, М. Горький молодых литераторов,–
нельзя писать стихи, не опираясь на тот язык, который выработан Брюсовым,
Блоком и др. поэтами 90–900 гг.”
Постулаты символизма отнюдь не нивелировали его творцов; они были
людьми яркой индивидуальности: у каждого в поэзии свой тембр голоса, своя
палитра красок, свой облик. Певучий Бальмонт, первым из символистов
достигший всероссийской известности и славы; многогранный, с литыми
бронзовыми строфами, Брюсов, наиболее земной, наиболее далекий от мистики,
наиболее реалистический по духу среди своих собратий; до болезненности
тонкий психолог, созерцатель Иннокентий Анненский; мятущийся Андрей Белый,
создавший замечательную книгу стихов о задыхающейся в годы реакции после
девятьсот пятого года России “Пепел” и романы “Серебряный голубь” и
“Петербург”; мастер горестных в своей музыкальности стихов, автор “Мелкого
беса” Сологуб; многомудрый Вячеслав Иванов, “ловец человеческих душ”,
знаток Эллады, неиссякаемый источник изощренных теорий; Александр Блок, с
годами ставший национальным поэтом, нашей гордостью,– Блок, чья поэзия – и
печальная, и полная светлой любви песнь о родине, и повесть о своих
пожизненных духовных путях и блужданиях.
У символизма была широкая периферийная зона: немало крупных поэтов
примыкало к символистской школе, не числясь ее ортодоксальными адептами и
не исповедуя ее программу. Назовем хотя бы Максимилиана Волошина и Михаила
Кузмина. Воздействие символистов было заметно и на молодых стихотворцах,
входивших в другие кружки и школы.
С символизмом прежде всего связано понятие “серебряный век” русской
поэзии. При этом наименовании как бы вспоминается ушедший в прошлое золотой
век литературы, время Пушкина. Называют время рубежа девятнадцатого-
двадцатого столетий и русским ренессансом. “В России в начале века был
настоящий культурный ренессанс,– писал философ Бердяев.– Только жившие в
| | скачать работу |
Символизм в поэзии Серебряного века |