Символизм в поэзии Серебряного века
Другие рефераты
Явлением в русской поэзии на рубеже девятнадцатого-двадцатого столетий
был символизм. Он не охватывал всего поэтического творчества в стране, но
обозначил собой особый, характерный для своего времени этап литературной
жизни. Веяния символизма чувствовались уже в последние десятилетия
девятнадцатого века. Система эстетики символистов, их философские
устремления вызревали в годы политической реакции, наступившей после
разгрома революционного народничества. Это была эпоха общественного застоя,
эпоха торжества обывательщины – смутное, тревожное безвременье.
В те годы дальние, глухие,
В сердцах царили сон и игла:
Победоносцев над Россией
Простер совиные крыла,–
писал впоследствии об этой эпохе Блок.
Тягостная тень реакции легла и на русскую поэзию, переживавшую упадок,
почти болезнь. В восьмидесятые – девяностые годы русская поэзия утратила
свою былую высоту, былую напряженность и силу, она выцветала и блекла. Сама
стихотворная техника лишилась истинно творческого начала и энергии. Великое
новаторское слово Некрасова в ней стало только преданием. Большие таланты в
поэзии будто вымерли навсегда. Лишь словно бы по инерции писали эпигоны
гражданственной некрасовской школы, лишенные глубины и яркости. “Поэтов
нет...(Не стало светлых песен,)Будивших мир, как предрассветный звон”,–
жаловался в девяностых годах Н. Минский. Мотивы усталости, опустошенности,
глубокого уныния пронизывали все, что появлялось в поэзии тех лет.
С чувством обреченности пел К. Фофанов:
Мы озябли, мы устали,
Сердце грезы истерзали,
Путь наш долог и уныл.
Нет огней, знакомых взору,
Лишь вблизи по косогору
Ряд темнеющих могил…
Широкую популярность среди читателей обрел в ту пору тоскливый и
многословный Надсон, печатались – наряду с одаренными Фофановым или
Случевским – весьма бледные и почти исчезнувшие потом из народной памяти
Ратгауз, Андреевский, Фруг, Коринфский, Федоров, Голенищев-Кутузов.
Доживали свои последние годы классики поэзии, выступившие в литературе еще
в сороковых годах,– Фет, Майков, Полонский, Плещеев. Из них только Фет
блеснул в это время своими “Вечерними огнями”. Будущие символисты –
Мережковский, Минский, Сологуб, Бальмонт –в ранних своих стихах мало чем
отличались от других поэтов. Едва замеченным росткам прекрасной поэзии
Бунина было еще далеко до зрелости.
Движение символистов возникло как протест против оскудения русской
поэзии, как стремление сказать в ней свежее слово, вернуть ей жизненную
силу. Одновременно оно несло в себе и отрицательную реакцию на
позитивистские, материалистические воззрения русской критики, начиная с
имен Белинского, Добролюбова, Чернышевского и кончая Н. Михайловским, а
позднее противостояло и критикам-марксистам. На щите символистов были
начертаны идеализм и религия.
Первыми ласточками символистского движения в России был трактат Дмитрия
Мережковского “О причинах упадка и о новых течениях современной русской
литературы” (1892), его сборник стихотворений “Символы”, а также книги
Минского “При свете совести” и А. Волынского “Русские критики”. В тот же
отрезок времени – в 1894–1895 годах– выходят три сборника “Русские
символисты”, в которых печатались преимущественно стихотворения их издателя
–молодого поэта Валерия Брюсова. Сюда же примыкали начальные книги стихов
Константина Бальмонта – “Под северным небом”, “В безбрежности”. В них
исподволь тоже кристаллизовался символистский взгляд на поэтическое слово.
Символизм возник в России не изолированно от Запада. На русских
символистов в известной мере влияла и французская поэзия (Верлен, Рембо,
Малларме), и английская, и немецкая, где символизм проявил себя в поэзии
десятилетием раньше. Русские символисты ловили отголоски философии Ницше и
Шопенгауэра. Однако они решительно отрицали свою принципиальную зависимость
от западноевропейской литературы. Они искали свои корни в русской поэзии –
в книгах Тютчева, Фета, Фофанова, простирая свои родственные притязания
даже на Пушкина и Лермонтова. Бальмонт, например, считал, что символизм в
мировой литературе существовал издавна Символистами были, по его мнению,
Кальдерон и Блейк, Эдгар По и Бодлер, Генрик Ибсен и Эмиль Верхарн.
Несомненно одно: в русской поэзии, особенно у Тютчева и Фета, были зерна,
проросшие в творчестве символистов. А тот факт, что символистское течение,
возникнув, не умерло, не исчезло до срока, а развивалось, вовлекая в свое
русло новые силы, свидетельствует о национальной почве, об определенных его
корнях в духовной культуре России. Русский символизм резко отличался от
западного всем своим обликом – духовностью, разнообразием творческих
единиц, высотой и богатством своих свершений.
На первых порах, в девяностые годы, стихи символистов, с их
непривычными для публики словосочетаниями и образами, часто подвергались
насмешкам и даже глумлению. К поэтам-символистам прилагали название
декадентов, подразумевая под этим термином упаднические настроения
безнадежности, чувство неприятия жизни, резко выраженный индивидуализм.
Черты того и другого можно легко обнаружить у молодого Бальмонта – мотивы
тоски и подавленности свойственны его ранним книгам, так же как
демонстративный индивидуализм присущ начальным стихам Брюсова; символисты
вырастали в определенной атмосфере и во многом несли ее печать. Но уже к
первым годам двадцатого столетия символизм как литературное течение, как
школа выделился со всей определенностью, во всех своих гранях. Его уже
трудно было спутать с другими явлениями в искусстве, у него уже был свой
поэтический строй, свои эстетика и поэтика, свое учение. 1900 год можно
считать рубежом, когда символизм утвердил в поэзии свое особенное лицо – в
этом году вышли зрелые, ярко окрашенные авторской индивидуальностью
символистские книги: “Tertia Vigilia” (“Третья стража”) Брюсова и “Горящие
здания” Бальмонта.
На чем же настаивали символисты, что лежало в основе их поэтики? В чем
заключались их специфические взгляды? Символизм в литературе был движением
романтиков, воодушевляемых философией идеализма. Уже Мережковский в своем
трактате объявил войну материалистическому мировоззрению, утверждая, что
вера, религия – краеугольный камень человеческого бытия и искусства. “Без
веры в божественное начало,– писал он,– нет на земле красоты, нет
справедливости, нет поэзии, нет свободы”.
Огромное влияние на русских символистов оказал философ и поэт Владимир
Соловьев. В его учении было заложено идущее от древнегреческого Платона
представление о существовании двух миров – здешнего, земного, и
потустороннего, высшего, совершенного, вечного. Земная действительность –
только отблеск, искаженное подобие верховного, запредельного мира, и
человек – “связующее звено между божественным и природным миром”. В своей
мистической религиозно-философской прозе и в стихах Вл. Соловьев звал
вырваться из-под власти вещественного и временного бытия к потустороннему –
вечному и прекрасному миру. Эта идея о двух мирах – “двоемирие” – была
глубоко усвоена символистами. Ее особенно развивало и второе поколение
символистов – младосимволисты (их даже называли “соловьёвцами”),
выступившие на литературной арене в самом начале нового века, в 1903–1904
годах. Среди них утвердилось и представление о поэте как теурге, маге,
“тайновидце и тайнотворце жизни”, которому дана способность приобщения к
потустороннему, запредельному, сила прозреть его и выразить в своем
искусстве. Символ в искусстве и стал средством такого прозрения и
приобщения. Символ (от греческого symbolus – знак, опознавательная примета)
в художестве есть образ, несущий и аллегоричность, и свое вещественное
наполнение, и широкую, лишенную строгих границ, возможность истолкования.
Он таит в себе глубинный смысл, как бы светится им. Символы, по Вячеславу
Иванову,– это “знамения иной действительности”. “Я не символист,– говорил
он,– если слова мои равны себе, если они – не эхо иных звуков, о которых не
знаешь, как о Духе, откуда они приходят и куда уходят”. “Создания
искусства,– писал Брюсов,– это приотворенные двери в Вечность”. Символ, по
его формуле, должен был “выразить то, что нельзя просто “изречь”. Поэты-
символисты, утверждает Бальмонт, “овеяны дуновениями, идущими из области
запредельного”, они – эти поэты – “пресоздавая вещественность сложной своей
впечатлительностью, властвуют над миром и проникают в его мистерии”. В
поэзии символистов укоренялся не всем доступный, достаточно элитарный, по
выражению Иннокентия Анненского, “беглый язык намеков, недосказов” – “тут
нельзя ни понять всего, о чем догадываешься, ни объяснить всего, что
прозреваешь и
| |  скачать работу |
Другие рефераты
|
