Стихии
ы, протекающие в
абстрактном, неуточненном времени. Однако, как правило, время действия этих
легенд имеет определенную границу: не раннее конца евангельских событий
(т.е. установление данного порядка вещей и канонизации фигурирующих в
легендах святых, в отличие от легенд, рассказывающих об их прижизненных
деяниях). Впрочем, можно полагать, что с точки зрения самой легенды святые
выступают в ней подобно персонажам мифологического пантеона, т.е. как
существовавшие «всегда». Это – легенды, описывающие отношения святых с
людьми (жанр, противоположный демонологическому). Например, легенда о
святом Николае Угоднике, защищающем пахаря от Ильи-пророка. Интересно, что
такие легендарные по характеру эпизоды могут входить в сказку, подчеркивая
тем самым сходство этих двух жанров (вообще легенды этого типа часто
относятся к сказкам, во всяком случае, это имеет отношение к собирательной
практике).
В остальных отношениях легенды в европейской традиции сходны с
относимыми к жанру легенд текстами иных традиций. Особенно примечателен в
этом отношении круг текстов, которые относят то к легендам, то к преданиям
– легенды о населении предшествовавшем в определенной местности носителями
данной традиции. Эти тексты часто описывают существ, отличных от людей
(граница жанров легенды и предания для этих текстов зависят именно от
облика этих предшественников), и связаны с рубежом «доистории» и истории,
но истории данного места и данного коллектива, осознающего себя частью
большего – этнического – коллектива. В этом отношении они обнаруживают
типологическое сходство с описанными Сепиром легендами о начале рода или
племени. Прочие легенды уже переходят эту границу и располагаются в
историческом времени данного этноса, выполняя в европейской традиции
функцию исторических или квазиисторических жанров (опять-таки соприкасаясь
и пересекаясь с преданиями). В этом отношении они могут в значительной
степени приближать ко времени носителя и даже опережать его, продолжая
историческое время снова в мифологическое, т.е. эсхатологическое, но часто
соотнесенное с историческим (как пример – конкретное датирование конца
света или, во всяком случае, помещение его в обозримое будущее). С другой
стороны, эсхатологические легенды, в своей части, связанной с утопическими
картинами будущего, сходны и с легендами об утопических странах или
обществах, которые мыслятся как современные носителям традиции – например,
русская легенда о «Беловодском царстве» (для статуса легенды как
достоверного общения показательны случаи действительных поисков мест, о
которых сообщала легенда). Этот тип легенд, называемый «социально-
утопическим», соотнесен не просто с историей, но и с конкретной,
современной носителям, социальной ситуацией, и опять же граничит с жанром
преданий, так как может включать сюжеты, связанные вполне с историческими,
несакрализованными лицами, которым в данном сюжете отводится функция
восстановления попранной справедливости и установление утопического
благополучия (т.е. функция культурного героя, «переведенная» на язык
поздних социальных отношений). Таковы сюжеты, связанные со старцем Федором
Кузьмичом – Александром I и многие другие. Они целиком относились бы к
жанру преданий, если бы не касались утопических представлений о перестройке
всего порядка вещей (т.е. в сущности – эсхатологического мотива счастливого
завершения всей истории, ее конца и цели) и не содержали элементов
чудесного. Наличие этих элементов вполне возможно и в жанре преданий, но в
данном конкретном круге текстов имплицитно содержится мотив воскресения
героя (так в русской традиции легенда о Федоре Кузьмиче возникла именно в
связи со смертью Александра I), сопоставимый с будущим воскресением
культурного героя в мифологических и эпических традициях, что ставит их
ближе к жанру легенд.
2.1.2 КОСМОГОНИЧЕСКИЕ МИФЫ.
Космогонические мифы и космологические представления занимают особое
место среди других форм мифологического мировоззрения, поскольку описывают
пространственно-временные параметры вселенной, т.е. условия, в которых
протекает существование человека и помещается все, что может стать объектом
мифотворчества. Космологические представления концентрируется прежде всего
вокруг актуального состояния вселенной: структура мира – набор, связь и
функции его частей, иногда – их количественные параметры (синхронический
аспект описания космоса). Космогонические мифы описывают, как возникла
вселенная (диахронический аспект). Актуальное состояние вселенной в
мифопоэтическом мышлении связывается воедино с ее происхождением как
следствие с причиной; ибо определение и объяснение состава мировоззрения и
роли, которую играют в нем его объекты, равнозначно ответу на вопрос ''как
это возникло'', описанию всей цепи порождения этих объектов (''операционная
связь'' синхронического и диахронического описаний). Таким образом, эти
аспекты представляют лишь два проявления одной сущности: то, что порождено
в ходе создания и устроения космоса, и является его составом; все, что
входит в состав космоса, возникло в ходе его развития. Но космологические
представления не полностью выводимы из космогонических мифов и
реконструируются отчасти при анализе ритуалов, языковой семантики и т.п.
Сфера космологического и космогонического для мифопоэтического
сознания очень широка, поскольку оно отождествляет (или, по крайней мере
связывает, чаще всего однозначно) природу (макрокосм) и человека
(микрокосм): человек создан из элементов мироздания, или
наоборот,–вселенная происходит из тела первочеловека. Будучи подобием
вселенной, человек – один из элементов космологической схемы. Сфера
социального, структура и механизм деятельности человеческого общества
(''мезокосма'') также определяются с точки зрения мифопоэтического сознания
в большой степени космологическими принципами и аналогиями, которые
являются, фактически, внутренними характеристиками социума, – в то время
как профанический уровень жизни человека не входит в систему высших
ценностей мифопоэтического сознания. Только в сокрализованном мире
существуют и известны правила его организации, структура пространства и
времени. Вне его – хаос, царство случайного. Переход от неорганизованного
хаоса к упорядоченному космосу составляет основной смысл мифологии,
содержащийся уже в архаичных мифах творения (где речь идет о происхождении
не космоса в целом, а тех или иных животных, явлений природы и т.п., т.е.,
так или иначе, о достижении природной социальной упорядоченности), и
эксплицитно выраженный в космогонических мифах характерных для более
развитых мифологий. Лишь с оформлением социальных институтов, свойственных
данному коллективу, и с появлением особой культурной традиции (началом
«исторической эпохи») можно говорить о материале, осознаваемом не как
космологический и уже не перерабатываемом космогоническим мифом. Но и за
пределами «мифологической эпохи» космологическое мировоззрение и
совокупность выработанных в его пределах операционных приемов продолжает
оказывать сильное влияние на способ интерпретации собственно не
космологического материала, сохраняет значение образца и модели
космологических представлений и космогонических мифов в значительной
степени предопределили структуру и форму других мифов, трактующих вопросы
происхождения, причинности и т.п. (этиологические мифы), и многие
фольклорные жанры (предания, легенды, саги, мемораты и т.п.).
Как пространство, так и время для мифопоэтического сознания
негомогенны. Высшей ценностью (максимум сакральности) обладает та точка в
пространстве и времени, где совершился акт творения, т.е. «центр мира» и «в
начале», т.е. само время творения. Космогонические мифы и космологические
представления связаны с этими координатами, задающими схему развертывания
всего, что есть в пространстве и времени, организующими весь
пространственно-временной континуум. Ритуал, особенно календарный (прежде
всего основной – годовой, отмечающий переход от старого года к новому),
также соотнесен с ним. Ритуальный годовой праздник воспроизводит своей
структурой ту порубежную кризисную ситуацию, когда из хаоса возникает
космос. Космологический код в архаичных культурах обладает особенно
большими разрешающими способностями; сами космологические классификаторы
обнаруживают часто тенденцию к персонификации и вхождению в мифологические
мотивы. Наконец нужно подчеркнуть, что и в космологических представлениях,
и в космогонических мифах все время обыгрывается тема торжества в двух
вариантах – положительном «это есть то», и отрицательном «это не есть то».
Эти самые общие космологические принципы объясняют довольно значительную
однородность космологических представлений об устройстве вселенной в
подавляющем большинстве мифологических традиций.
Космогонические мифы часто начинаются с описания того, что
предшествовало творению, т.е. небытия, как правило, уподобленного хаосу.
Тексты этого рода в самых разных традициях отличаютс
| | скачать работу |
Стихии |