Творчество А.Т. Твардовского
ук
наших знамя подхватил на бегу», как выразился поэт еще в 1946 году («Я
убит подо Ржевом»). «А иначе даже мертвому - как?»
Проходили годы, война все дальше отодвигалась в прошлое, но
боль от ощущения потерь не уходила. Чем краше становилась жизнь, тем все
острее чувствовал поэт необходимость напоминать о тех, кто заплатил за это
своей кровью. Знаменательные даты и события нередко служили
Твардовскому поводом для того, чтобы лишний раз заставить читателя
вспомнить о тех, кто погиб, отстаивая будущее своего, народа. В 1957 году
страна праздновала сорокалетие Великого Октября. Среди многих
произведений, появившихся к юбилею, стихотворение Твардовского «Та
кровь, что пролита недаром» стоит особняком. Кровь миллионов,
пролитая в «сорокалетний этот срок», встает перед его взором пламенной
зарей,
Стучит в сердца, владеет нами,
Не отпуская ни на час,
Чтоб наших жертв святая память
В пути не покидала нас.
Чтоб нам, внимая славословью,
И в праздник нынешних побед
Не забывать, что этой кровью
Дымится наш вчерашний след.
«Святая» память о погибших постоянно стучит в сердце поэта. И даже полёт
Гагарина в космос вызвал у Твардовского особые и довольно неожиданные
ассоциации. В февральской книжке «Нового мира» за 1962 год было
опубликовано его стихотворение «Космонавту», суть которого такова: каким бы
ты, Гагарин , ни был героем из героев, не забывай о тех ребятах, что
погибли в своих «фанерных драндулетах» в 1941 году «под Ельней, Вязьмой и
самой Москвой» и знай:
Они горды, они своей причастны
Особой славе, добытой в бою,
И той одной, суровой и безгласной,
Не променяли б на твою.
Разумеется у поэта и в мыслях не было как-то принизить этими словами
подвиг «разведчика мирозданья» - наоборот, ставя его рядом с теми, кто
ценой своей жизни спас родную страну от фашизма, автор оказывает ему
величайшую честь:
...кровь одна, и вы - родные братья,
И не в долгу у старших младший брат.
Тех, фронтовиков, и погибших, и уцелевших, было великое множество;
имена большинства из них известны лишь узкому кругу однополчан и родных.
Празднуя день победы, нельзя забывать, «во что нам стала та страда»,
забывать, «каких и скольких сыновей недосчитались мы, рыдая под гром
победных батарей». Твардовский именно в тот самый вечер думал и писал о
погибших:
Сколько их на свете нету,
Что прочли тебя, поэт...
За годы, прошедшие с окончания войны, ушли в небытие многие люди. В
их числе и те, кто так или иначе был близок поэту и уносил с собой частичку
его жизни, а среди всех этих потерь не самая ли горькая - смерть
собственной матери?
«Мать моя, Мария Митрофановна, была всегда очень впечатлительна и
чутка, даже не без сентиментальности, ко многому, что находилось вне
практических, житейских интересов крестьянского двора, хлопот и забот
хозяйки в большой многодетной семье. Ее до слёз трогал звук пастушьей трубы
где-нибудь вдалеке за нашими хуторскими кустами и болотцами или отголосок
песни с далёких деревенских полей, или, например, запах первого молодого
сена, вид какого-нибудь одинокого деревца и т. п.
Так ещё при жизни матери писал о неё Александр Трифонович в
«Автобиографии».
В 1965 году он проводил её в последний путь. В этом же создан цикл
«Памяти матери». Состоит он из четырёх стихотворений, различных и по
объёму, и по ритму. Первое и третье могли бы быть посвящены великому
множеству матерей: вечная материнская забота и молодая сыновняя
устремлённость вперёд, в неясное, многообещающее будущее; юноша жаждет
поскорее вкусить самостоятельности, и как бы он ни был привязан к матери,
его ответное чувство по силе никогда не сравнится с материнским. Прощание
начинается,
Когда нам платочки, носочки
Уложат их добрые руки,
А мы, опасаясь отсрочки,
К назначенной рвёмся разлуке.
Это строки из первого стихотворения.
В третьем - описание похорон. Первые восемь строк - о неспешной
работе садовников, сажающих молодые яблоньки, затем - сразу резкий
контраст:
Но как могильщики - рывком -
Давай, давай без передышки, -
Едва свалился первый ком,
И вот уже не слышно крышки.
Такие же лопаты; такие же, у садовников, у могильщиков мозолистые
руки и грубые кирзовые сапоги; но у свежей могилы самого дорогого человека
некстати вспомнились осиротевшему сыну заботливые садовники, всеми своими
повадками настолько схожие с любимой матерью, родившей и выпестовавшей
семерых детей, что стало просто невыносимо ждать конца погребения:
Ведь ты им сам готов помочь,
Чтоб только все - ещё короче.
Это нетерпеливое чувство хорошо знакомо каждому, кому приходилось
хоронить близких людей, - даже и без всяких ассоциаций с садовниками.
Трудно сказать, кто из родителей повлиял на поэта в большей, кто в
меньшей степени, но, очевидно, мать он любил сильнее. Посвящённые её памяти
стихи писались, видимо, в очень угнетённом состоянии духа. Тяжело было ему
писать этот рэквием, но ещё тяжелее - держать боль в себе. Вылившись в
слова, эта боль обрела форму не просто стихотворных строк - высокой поэзии.
Эти стихи стали литературным фактом.
До последних дней ненавидел он «всяческую мертвечину», которую с
убийственным сарказмом выставил на всеобщий позор ещё в «Тёркине на том
свете» (1963).
В Москве, на проспекте Мира, недалеко от ВДНХ, - школа №279 имени А.
Т. Твардовского. О ней в своё время рассказал читателям журнал «Юность».
На стенде, посвящённом поэту, среди других цитат из его произведений
помещена и такая:
За свои слова в ответе
Я недаром на посту -
Мёртвый дух на этом свете
Различаю за версту.
Слова эти взяты из сказки «Тёркин на том свете». И совершенно прав
был К. Симонов, утверждавший, что «возвращение Тёркина к жизни в «Тёркине
на том свете» означало неизменность взгляда Твардовского и непобедимость
народа, на его способность справиться не только с таким величайшим
испытанием, как война, но и с такой труднопоправимой бедой, как
бюрократизм». Читатели уловили это безошибочно. Для них Тёркин, попавший на
«тот свет», вовсе не был антиподом фронтовому Тёркину, и автор вскоре
почувствовал это по многочисленным читательским письмам. Завершая эту
поэму, он сказал:
Я в свою ходил атаку,
Мысль одна владела мной:
Слажу с этой, так со всякой
Сказкой слажу я иной.
Значит, именно эта «сказка» потребовала от него предельного
напряжения сил - ей было отдано девять лет жизни (1954 - 1963). Именно
здесь он испытал себя как сатирик, и стало ясно, что сатирик он сильнейший,
беспощадный и совершенно своеобразный, умеющий даже сатиру сочетать с
лирикой ( строки о военном и особом отделах, о награде и о Москве, о гибели
друга, об обратной дороге Тёркина).
Опубликование и завершение «Тёркина на том свете» придало
Твардовскому новые силы. Свидетельство тому - вся его последующая лирика, о
которой К. Симонов, ведший совместно с М. Ульяновым документальный фильм о
Твардовском, сказал: «Казалось, в своей поэме «За далью - даль» Твардовский
поднялся на такую вершину поэзии, что выше подняться уже невозможно. А он -
сумел. И эта последняя, высочайшая его вершина - его лирика последних лет».
Самое последнее стихотворение Твардовского из опубликованных при
жизни - «К обидам горьким собственной персоны» - датировано 1968 годом. Это
не значит, что больше он уже вообще не написал ни строки, хотя, по
свидетельству А. Кондратовича, «писал с каждым годом все мучительнее и
труднее». В одном из самых последних, написанном уже на шестидесятом году
жизни и опубликованном посмертно, Твардовский спокойно прощался с жизнью:
Что нужно, чтобы жить с умом ?
Понять свою планиду:
Найти себя в себе самом
И не терять из виду.
И труд свой пристально любя, -
Он всех основ основа, -
Сурово спрашивать с себя,
С других не столь сурово.
Хоть про сейчас, хоть про запас,
Но делать так работу,
Чтоб жить да жить,
Но каждый час
Готовым быть к отлёту.
И не терзаться - ах да ох -
Что, близкий или дальний, -
Он всё равно тебя врасплох
Застигнет, час летальный.
Аминь! Спокойно ставь печать,
Той вопреки оглядке:
Уж если в ней одной печаль, -
Так, значит, всё в порядке.
Наверное, не одни только поэты, но все, кто стремиться быть
настоящими людьми, будут правы, сделав это завещание великого советского
поэта своим жизненным девизом.
Заключение
| |  скачать работу |
Творчество А.Т. Твардовского |
