Жизненный путь и концепция Юнга
без противоречий?" [Там же,
с. 351 ]
Второе обстоятельство, которое необходимо отметить, связано с одной
особенностью эволюции творческого пути Юнга. Подобно 3. Фрейду. Юнг начал
свой профессиональный путь как практикующий врач- психиатр, пря этом он не
имея ни собственные теорий, ни каких -либо догм. Каждый случай, с которым
Юнг сталкивался, являлся для него уникальным. У начинающего ученого не было
каких-либо заранее принятых методов п приемов помощи больному. Но
постепенно с годами он нащупал, изобрел такие методы и приемы, а также
вышел к собственной: психологической теории. При этом уже после нескольких
лет практики Юнг осознает, что ему нужны определенные методологические
ориентиры и теоретические представления. "Уже в 1909 году, — пишет он, — я
понял, что не смогу лечить скрытые психозы, если не пойму их символики"
[там же, с. 138]. "Естественно, — пишет Юнг дальше, — мой новый метод
(толкования сновидений. —В. Р.) таил в себе множество неожиданностей. Все
более я ощущал потребность в каком-то объективном критерии" [там же, с.
173]. Начинал свой профессиональный путь Юнг как врач-эмпирик, нащупывающий
применительно к каждому больному индивидуальные методы лечения и помощи, но
в дальнейшем перед нами врач-теоретик, создатель оригинальной
психологической теории. Не будет преувеличением утверждать, что в конце
концов Юнг построил теорию и онтологию — учение о бессознательном и
архетипах, которые полностью предопределили его подход к больному и методы
лечения, хотя, конечно, сам Юнг вряд ли полностью согласился бы с такой
квалификацией. Наконец, имеет смысл отметить постоянный дрейф Юнга в
сторону мистики и эзотерических представлений. Кстати, подобная эволюция
взглядов была характерна и для Зигмунда Фрейда, а также некоторых других
крупных психотерапевтов. Попробуем теперь рассмотреть основной метод Юнга —
толкование им сновидений и других проявлений бессознательной деятельности
человека, причем здесь мы взглянем на работу и представления Юнга иначе,
чем сделали это выше.
На первый взгляд кажется, что само сновидение как объективный
психический опыт подсказывает Юнгу способ истолкования и объяснения.
Недаром Юнг резко возражал против подхода 3- Фрейда, считавшего, что сюжет
и события сновидений, как правило, скрывают прямо противоположные сюжету
содержания. Полемизируя с 3. Фрейдом, Юнг пишет: "Я никогда не мог
согласиться с Фрейдом в том, что сон — это некий "фасад", прикрывающий
смысл, — смысл известен, но как будто нарочно скрыт от сознания. Мне
кажется, что природа сна не таит в себе намеренного обмана, но выражает
нечто так, как это возможно для нас — так же как растение растет или
животное ищет пищу — наиболее удобным для себя образом. Они не желают
обмануть нас, но мы можем обмануть сами себя, если мы близоруки... Задолго
до того, как я узнал Фрейда, я представлял себе бессознательное и сны,
непосредственно его выражающие, естественными процессами, которые нельзя
рассматривать как произвольные и тем более как намеренно вводящие в
заблуждение" [там же, с. 166].
Итак, по Югу, сновидение — естественный процесс, то есть объект,
напоминающий объекты первой природы, да к тому же процесс правдиво
предъявляющий (манифестирующий) себя исследователю. Напротив, для Фрейда
сновидение — это прежде всего тексты сознания, символы, за которыми скрыты
бессознательные влечения и которые поэтому нуждаются в расшифровке. Но ведь
и Юнг истолковывает и расшифровывает сновидения, причем совершенно не так,
как это делали другие психологи. К тому же известно, что любое сновидение
может быть описано по-разному и само по себе (здесь мы не согласны с Юнгом)
не содержит указаний на то, как его необходимо объяснять. Отчасти и Юнг это
понимал, например, когда писал, что "человеческая психика начинает
существовать в тот момент, когда мы осознаем ее" [там же, с. 138]. Понимать-
то иногда понимал, но в общем случае был убежден в другом — в том, что
сновидение — естественный процесс, который может быть описан объективно и
однозначно. И все же временами в душу Юнга закрадывалось сомнение. Однажды,
пишет он, "я получил письмо от той самой эстетствующей особы. Она снова
уверяла меня в том, что. мои бессознательные фантазии имеют художественную
ценность и что их должно понимать как искусство. Я начал нервничать. Письмо
было далеко не глупым и поэтому достаточно провокационным. Современный
художник, в конце концов, в своем творчестве опирается на бессознательное —
так считала моя корреспондентка, — и взгляд этот, утилитарный и
поверхностный, тем не менее заставил меня усомниться, в самом ли деле мои
фантазии были спонтанными и естественными, или же с моей стороны был
допущен некий произвол, какая-то специальная работа" [там же, с. 197].
Несомненно, был и произвол, и специальная работа — построение
интерпретаций, и так как Юнг не контролировал эту работу, не обосновывал
ее, то вполне можно согласиться с его корреспонденткой в том, что метод
Юнга — не научный, а художественный, то есть относится больше к искусству,
чем научному познанию. Но мы забежали несколько вперед. Вернемся и поставим
вопрос, а как все-таки Юнг истолковывает свои сновидения и фантазии?
Для ответа на него обратимся к воспоминаниям Юнга и проанализируем,
как он в подростковом возрасте осмыслил одно свое необычное религиозное
переживание. Содержание этого переживания таково. < Однажды в прекрасный
летний день 1887 года, восхищенный мирозданием, — пишет Юнг, — я подумал:
"Мир прекрасен и церковь прекрасна, и Бог, который создал все это, сидит
далеко-далеко в голубом небе на золотом троне и..." Здесь мысли мои
оборвались, и я почувствовал удушье. Я оцепенел и помнил только одно:
Сейчас не думать! Наступает что-то ужасное» [там же, с. 46]. После трех
тяжелых от внутренней борьбы и переживаний дней и бессонных ночей Юнг все
же позволил себе додумать начатую и такую, казалось бы, безобидную мысль.
"Я собрал, — пишет он, — всю свою храбрость, как если бы вдруг решился
немедленно прыгнуть в адское пламя, и дал мысли возможность появиться. Я
увидел перед собой кафедральный собор, голубое небо. Бог сидит на своем
золотом троне, высоко над миром — и из-под трона кусок кала падает на
сверкающую новую крышу собора, пробивает ее, все рушится, стены собора
разламываются на куски.
Вот оно что! Я почувствовал несказанное облегчение. Вместо ожидаемого
проклятия благодать снизошла на меня, а с нею невыразимое блаженство,
которого я никогда не знал.. - Я понял многое, чего не понимал раньше, я
понял то, чего так и не понял мой отец, — волю Бога... Отец принял
библейские заповеди как путеводитель, он верил в Бога, как предписывала
Библия и как его учил его отец- Но он не знал живого Бога, который стоит,
свободный и всемогущий, стоит над Библией и над Церковью, который призывает
людей стать столь же свободным. Бог, ради исполнения Своей Води, может
заставить отца оставить все его взгляды и убеждения. Испытывая человеческую
храбрость, Бог заставляет отказываться от традиций, сколь бы священными они
ни были" [там же, с. 50].
Первый вопрос, который здесь возникает, почему подобное толкование
мыслей является следованием Воле Бога, а не, наоборот, ересью и отрицанием
Бога? Ведь Юнг договорился до того, что Бог заставил его отрицать и
Церковь, и сами священные религиозные традиции. Второй вопрос, может быть,
даже еще более важный, а почему, собственно, Юнг дает подобную
интерпретацию своим мыслям? Материал воспоминаний вполне позволяет ответить
на оба вопроса. В тот период юного Юнга занимали две проблемы:
взаимоотношения с отцом, потомственным священнослужителем (по мнению Юнга,
отец догматически выполнял свой долг, имел религиозные сомнения, но не
пытался их разрешить, и вообще был несвободен в отношении христианской веры
и Бога); вторая проблема — выстраивание собственных отношений с Богом,
уяснение отношения к Церкви. Чуть позднее рассматриваемого эпизода эти
проблемы были разрешены Юнгом кардинально: oт разрывает (в духовном
отношении) и с отцом, и с Церковью. после первого причастия Юнг приходит к
решению, которое он осознает так: "В этой религии я больше ее находил Бога.
Я знал, что больше никогда не смогу принимать участие в этой церемонии.
Церковь — это такое место, куда я больше не пойду- Там все мертво, там нет
жизни.
Меня охватила жалость к отцу. Я осознал весь трагизм его профессии и
жизни Он боролся со смертью, существование которой не мог признать. Между
ним и мной открылась пропасть, она была безгранична, и я не видел
возможности когда-либо преодолеть ее" [там же,с. 64].
Вот в каком направлении эволюционировал Юнг. На пути этой эволюции ему
нужна была поддержка, и смысловая, и персональная. Но кто Юнга мог
поддержать, когда он разрывает и с отцом, и с Церковью? Единственная опора
для Юнга — он сам, или, как он позднее говорил, "в следовании своему
демону" - Однако понимает этот процесс Юг г иначе: как уяснение истинного
желания и наставления Бога. Именно подобное неадекватное осознание
происходящего и обусловливают особенности понимания и интерпретации Юнгом
своих мыслей. Юнг, самостоятельно делая очередной шаг в своем духовном
развитии, осмысляет его как указание извне, от Бога (в дальнейшем — от
бессознательного, от архетипов), хотя фактически он всего лишь оправдывает
и обосновывает этот свой шаг. На правильность подобного понимания указывает
и юнгеанская трактовка Бога. Бог для Юнга — это его собственная свобода, а
позднее, его любимая онтология (теория) — бессознательное. Поэтому Юнг с
удовольствием подчиняется требованиям Бога, повелевающего стать свободным,
следовать своему демону, отдаться б
| |  скачать работу |
Жизненный путь и концепция Юнга |
