Адам Олеарий О купеческих нравах
о секретаря, а затем советника. Посольство
выясняло возможность торговли Голштинии с Персией через Московию. Цели
своей посольство не достигло, но дало возможность Олеарию начать подробное
описание пути из Голштинии в Россию. Второй раз Олеарий посетил Московское
царство во время путешествия в Персию в 1635–1639.
Во время пребывания в России и Персии тщательно записывал все запримеченное
в долгом пути, делал зарисовки увиденного, которые по возвращению в Готторп
в 1639 обработал для гравирования, а в 1643 завершил всю книгу. Он
озаглавил ее Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и
обратно.
В 1643 Олеарий вновь приехал в Москву – на этот раз один. Известно, что он
очень понравился первому русскому царю из рода Романовых Михаилу Федоровичу
(1613–1645). Тот приглашал его на службу, но Олеарий отказался.
Описание Олеария – один из самых точных источников того времени по истории
ментальностей истории повседневности , истории женщин, быта и нравов
нескольких народов в первой половине 17 в. Огромное количество карт
повышало ценность описаний. Описание… снабжено зарисовками с натуры,
имеющими большую источниковедческую ценность как результат непосредственной
фиксации увиденных бытовых картин и событий. В нем много важных сведений о
повседневной жизни Московии первой половины 17 в., нравах, быте, одежде,
гигиенических привычках, свадебных традициях, статусе женщин разных
социальных слоев, воспитании детей (в частности – о способах их
закаливания), об отношениях русских с сопредельными странами и народами. По
точности, подробности и ясности изложения, отсутствию нафантазированных и
присочиненных подробностей Описание… резко выделяется среди записок
путешественников 17 в. Не удивительно, что оно стало буквально бестселлером
своей эпохи, раскрывшим европейцам Нового времени таинственный мир Евразии.
В 1647 Описание… было впервые опубликовано в Шлезвиге на немецком языке;
впоследствии появились издания на английском, французском, голландском,
итальянском. В 1869 переведено на русский.
На пути из Нарвы в Москву
Географические наблюдения о Московском царстве начинаются у Олеария с
рассказа о пути из Нарвы через Новгород и Торжок в направлении столицы.
Попутно описаны все населенные пункты, через которые он проезжал, некоторые
из них зарисованы (крепости Ям, Копорье, город Тарки). В рассказе о
пребывании в Москве выделяется описание публичной аудиенции, данной царем
Михаилом Федоровичем посольству герцога Голштинского. Сухой рассказ об
официальном приеме Олеарий расцветил любопытными сведениями в связи с
увиденными им в Москве бытовыми сценками, которые он наблюдал на гуляньях,
праздничных пирушках, на улицах, в церквах, на рынках и т.п. Интересны
зарисованные Олеарием кукольные представления театра Петрушки (сцена
продажи лошади цыганом), подробности и обыкновения народных игр (катания на
качелях и «скакания» на досках). Олеарий представил не только
хитросплетения церемониалов царского двора в России, но и простодушие
русских посадских людей, их гостеприимство и т.п. Он постарался представить
воззрения православных московитов на страну и мир, свое государство, его
города и воеводства, особенности географического размещения на реках,
взгляды руссов на традиции иных народов, населявших Московию (черемисов,
мари и др.).
Большое внимание Олеарий уделил церковным обрядам, подчеркнув при этом
пышность одеяний церковнослужителей, богатство русской православной церкви.
Считавший себя истинным европейцем, представителем просвещенного и
цивилизованного Запада, Олеарий считал себя вправе судить об иных народах
несколько свысока. В оценках «московитов» был тонок: он считал, что они «не
знают свободы» и в то же время «хотят полной воли». Едва ли не первым из
европейцев Олеарий почувствовал разницу между понятиями «svoboda»
(приведенным им в транслитерации и переведенным им как libertas) и «volia»
(voluntas). Подобную «неоформленность понятий» Олеарий приписывал всем
«варварам».
Олеарий: от Самары до Царицына
3 сентября мы с левой стороны увидели реку [Е]руслан, а направо напротив
круглую гору Ураков [бугор], которую считают в расстоянии 150 верст от
Саратова. Эта гора, как говорят, получила свое название от татарского
государя Урака, который здесь бился с казаками, остался на поле битвы и
лежит погребенный здесь. Дальше с правой стороны находится гора и река
Камышинка. Эта река вытекает из реки Иловли, которая, в , свою очередь,
впадает в большую реку Дон, текущую в сторону Понта и представляющую
пограничную реку между Азиею и Европою. По этой реке, как говорят, донские
казаки со своими мелкими лодками направляются к Волге. Поэтому это место и
считается крайне опасным в отношении разбойников. Здесь мы на высоком
берегу направо увидели много водруженных деревянных крестов. Много лет тому
назад русский полк бился здесь с казаками, которые хотели укрепить это
место и закрыть свободный проход по Волге. В этой стычке, как говорят, пали
с обеих сторон 1000 человек, и русские были здесь погребены.
Когда мы прошли мимо этого места, то заметили весь персидский и татарский
караван, состоявший из 16 больших и 6 малых лодок, шедших рядом и гуськом.
Когда мы заметили, что они, ожидая нас, опустили весла и лишь неслись по
реке, то мы подняли все паруса и одновременно старательнее взялись и за
весла, чтобы догнать их. Когда мы близко к ним подъехали, мы велели трем
нашим трубачам весело заиграть и дали салют из 4 пушек. Караван отвечал
мушкетными выстрелами из всех лодок. После этого выстрелили и наши
мушкетеры, и с обеих сторон пошло большое ликование.
Во главе этого каравана, собравшегося окончательно перед Самарою, были
кроме вышеозначенного шахского персидского купчины и татарского князя
Мусала русский посланник Алексей Савинович Романчуков, отправленный от его
царского величества к шаху персидскому, татарский посол из Крыма, купец
персидского государственного канцлера и еще два других купца из персидской
провинции Гилян.
После салютных выстрелов татарский князь послал лодку со стрельцами —в
караване их для конвоя имелось 400 — к нашему судну, велел приветствовать
послов и спросить о их здоровье. Когда они прибыли к кораблю, то они
сначала остановились и дали салют, затем капитан их взошел на судно и
исполнил свое поручение. Едва лишь они отъехали опять, как наши послы
велели фон [448] Ухадрецу, Фоме Мельвиллю и Гансу Арпенбеку 51, русскому
переводчику, отправиться, в сопровождении нескольких солдат, приветствовать
татарского князя. Я же с фон Мандельсло, персидским толмачом и некоторыми
из свиты послан был на двух лодках к шахскому купчине.
По дороге мы встретили нескольких персов, которые были направлены купчиною
к нашим послам. Когда мы подошли к персидскому судну и слева хотели
пристать к нему, поспешно выбежали несколько слуг и начали усердно махать
нам, чтобы мы не отсюда, а с другой стороны лодки взошли на борт: на левой
стороне находилось помещение жены их господина, которую никто не должен был
видеть. Когда, мы теперь с правой стороны вступили на судно, то тут уже
стояли многочисленные слуги, которые взяли нас под руки, помогли вступить
на лодку и провели нас к купчине. Этого последнего мы застали на диване
вышиною с локоть и покрытом красивым ковром. Он сидел на мохнатом белом
турецком одеяле, ноги, по их обычаю, у него были подогнуты, а спина
опиралась о красную атласную подушку. Он любезно принял нас, ударив рукою в
грудь и нагнув голову: подобная церемония у них обычна при приеме гостей.
Он попросил нас усесться к нему на ковер. Так как мы не привыкли к
подобному способу сидения, то нам было тяжело и мы еле справились с этой
задачею. Он с любезным выражением лица выслушал наши просьбы и ответ свой
выразил во многих вежливых и почтительных словах, насчет которых персы —
народ очень умелый и очень любезный. Между прочим, он так сердечно
обрадовался по поводу нашего прибытия, что — по его словам — вид корабля
причинил ему такое удовольствие, как будто бы он увидел Персию или в ней
свой дом, куда он так давно стремится. Он жаловался на нелюбезный обычай
русской нации, испытанный нами и состоявший в том, что нас держали взаперти
и не дозволяли посещать друг друга. По прибытии в Персию, по его словам, мы
будем иметь там больше свободы, чем сами даже туземные жители; он надеялся,
что по прибытии нашем к его царю, шаху Сефи, он, купчина, ввиду
завязавшегося на пути между нами знакомства, будет назначен нашим
мехемандаром, или проводником. Он обещал, что в этом случае он выкажет нам
полную дружбу. Он говорил также, что, если у него есть что-либо в настоящее
время на судне, чем бы он мог услужить нам, то он ни в чем не отказал бы
нам1. [449]
Из позолоченных чар он угощал нас крепкою русскою водкою, изюмом,
персидскими орехами, или фиссташками, частью сушеными, частью солеными.
Когда в это время на нашем корабле стали провозглашать тосты в присутствии
персидских посланцев купчины и стали трубить в трубы и стрелять из пушек и
мушкетов, то и он начал пить за здоровье наших послов. Когда мы попрощались
с ним, он по секрету сообщил нам, что, по достоверным, имеющимся у него
сведениям, королем польским отправлен был посол к шаху Сефи, ездивший через
К
| |  скачать работу |
Адам Олеарий О купеческих нравах |
