Главная    Почта    Новости    Каталог    Одноклассники    Погода    Работа    Игры     Рефераты     Карты
  
по Казнету new!
по каталогу
в рефератах

Античная скульптура

ствованиям.
В двух римских мраморных копиях (в Риме и в Мюнхенской глиптотеке) она
дошла до нас целиком, так что мы знаем ее общий облик. Но эти цельные копии
не первоклассные. Некоторые другие, хоть и в обломках, дают более яркое
представление об этом великом произведении: голова Афродиты в парижском
Лувре, с такими милыми и одухотворенными чертами; торсы ее, тоже в Лувре и
в Неаполитанском музее, в которых мы угадываем чарующую женственность
оригинала, и даже римская копия, снятая не с оригинала, а с эллинистической
статуи, навеянной гением Праксителя, «Венера Хвощинского» (названная так по
имени приобретшего ее русского собирателя), в которой, кажется нам, мрамор
излучает тепло прекрасного тела богини (этот обломок — гордость античного
отдела музея изобразительных искусств им. А.С. Пушкина).
      Что же так восхищало современников скульптора в этом изображении
пленительнейшей из богинь, которая, скинув одежду, приготовилась окунуться
в воду?
Что восхищает нас даже в обломанных копиях, передающих какие-то черты
утраченного оригинала?
      Тончайшей моделировкой, в которой он превзошел всех своих
предшественников, оживляя мрамор мерцающими световыми бликами и придавая
гладкому камню нежную бархатистость с виртуозностью, лишь ему присущей,
Пракситель запечатлел в плавности контуров и идеальных пропорциях тела
богини, в трогательной естественности ее позы, во взоре ее, «влажном и
блестящем», по свидетельству древних, те великие начала, что выражала в
греческой мифологии Афродита, начала извечные в сознании и грезах
человеческого рода: Красоту и Любовь.
      Праксителя признают иногда самым ярким выразителем в античном
искусстве того философского направления, которое видело в наслаждении (в
чем бы оно ни состояло) высшее благо и естественную цель всех человеческих
устремлений, т.е. гедонизма. И все же его искусство уже предвещает
философию, расцветшую в конце IV в. до н.э. «в рощах Эпикура», как назвал
Пушкин тот афинский сад, где Эпикур собирал своих учеников...
Отсутствие страданий, безмятежное состояние духа, освобождение людей от
страха смерти и страха перед богами — таковы были, по Эпикуру, основные
условия подлинного наслаждения жизнью.
      Ведь самой своей безмятежностью красота созданных Праксителем образов,
ласковая человечность изваянных им богов утверждали благотворность
освобождения от этого страха в эпоху, отнюдь не безмятежную и не
милостивую.
      Образ атлета, очевидно, не интересовал Праксителя, как не интересовали
его и гражданские мотивы. Он стремился воплотить в мраморе идеал физически
прекрасного юноши, не столь мускулистого, как у Поликлета, очень стройного
и изящного, радостно, но чуть лукаво улыбающегося, никого особенно не
боящегося, но и никому не угрожающего, безмятежно-счастливого и
исполненного сознания гармоничности всего своего существа.
      Такой образ, по-видимому, соответствовал его собственному мироощущению
и потому был ему особенно дорог. Мы находим этому косвенное подтверждение в
занимательном анекдоте.
      Любовные отношения знаменитого художника и такой несравненной
красавицы, как Фрина, очень занимали современников. Живой ум афинян
изощрялся в домыслах на их счет. Передавали, например, будто Фрина
попросила Праксителя подарить ей в знак любви свою лучшую скульптуру. Он
согласился, но предоставил выбор ей самой, лукаво скрыв, какое свое
произведение он считает наиболее совершенным. Тогда Фрина решила его
перехитрить. Однажды раб, посланный ею, прибежал к Праксителю с ужасным
известием, что мастерская художника сгорела... «Если пламя уничтожило Эрота
и Сатира, то все погибло!» — в горе воскликнул Пракситель. Так Фрина
выведала оценку самого автора...
      Мы знаем по воспроизведениям эти скульптуры, пользовавшиеся в античном
мире огромной славой. До нас дошли не менее ста пятидесяти мраморных копий
«Отдыхающего сатира» (пять из них в Эрмитаже). Не счесть античных статуй,
статуэток из мрамора, глины или бронзы, надгробных стел да всевозможных
изделий прикладного искусства, навеянных гением Праксителя.
      Два сына и внук продолжили в скульптуре дело Праксителя, который сам
был сыном скульптора. Но эта семейная преемственность, конечно, ничтожно
мала по сравнению с общей художественной преемственностью, восходящей к его
творчеству.
В этом отношении пример Праксителя особенно показателен, но далеко не
исключителен.
      Пусть совершенство истинно великого оригинала и неповторимо, но
произведение искусства, являющее новую «вариацию прекрасного », бессмертно
даже в случае своей гибели. Мы не располагаем точной копией ни статуи Зевса
в Олимпии, ни Афины Парфенос, но величие этих образов, определивших
духовное содержание чуть ли не всего греческого искусства эпохи расцвета,
явственно сквозит даже в миниатюрных ювелирных изделиях и монетах того
времени. Их не было бы в этом стиле без Фидия. Как не было бы ни статуй
беспечных юношей, лениво опирающихся на дерево, ни пленяющих своей
лирической красотой обнаженных мраморных богинь, в великом множестве
украсивших виллы и парки вельмож в эллинистическую и римскую пору, как не
было бы вообще праксителевского стиля, праксителевской сладостной неги, так
долго удерживавшихся в античном искусстве, — не будь подлинного«Отдыхающего
сатира» и подлинной «Афродиты Книдской», ныне утраченных бог весть где и
как. Скажем снова: их утрата невозместима, но дух их живет даже в самых
заурядных работах подражателей, живет, значит, и для нас. Но не сохранись и
эти работы, этот дух как-то теплился бы в человеческой памяти, чтобы
засиять вновь при первой возможности.
      Воспринимая красоту художественного произведения, человек обогащается
духовно. Живая связь поколений никогда не обрывается полностью. Античный
идеал красоты решительно отвергался средневековой идеологией, и
произведения, его воплощавшие, безжалостно уничтожались. Но победное
возрождение этого идеала в век гуманизма свидетельствует, что он никогда не
бывал истреблен полностью.
      То же можно сказать и о вкладе в искусство каждого подлинно великого
художника. Ибо гений, воплощающий новый, в душе его родившийся образ
красоты, обогащает навсегда человечество. И так от древнейших времен, когда
впервые были созданы в палеолитической пещере те грозные и величественные
звериные образы, от которых пошло все изобразительное искусство, и в
которые наш дальний предок вложил всю свою душу и все свои грезы, озаренные
творческим вдохновением.
      Гениальные взлеты в искусстве дополняют друг друга, внося нечто новое,
что уже не умирает. Это новое подчас накладывает свою печать на целую
эпоху. Так было с Фидием, так было и с Праксителем.
      Все ли, однако, погибло из созданного самим Праксителем?
      Со слов древнего автора, было известно, что статуя Праксителя «Гермес
с Дионисом» стояла в храме в Олимпии. При раскопках в 1877 г. там
обнаружили сравнительно мало поврежденную мраморную скульптуру этих двух
богов. Вначале ни у кого не было сомнения, что это — подлинник Праксителя,
да и теперь его авторство признается многими знатоками. Однако тщательное
исследование самой техники обработки мрамора убедило некоторых ученых в
том, что найденная в Олимпии скульптура — превосходная эллинистическая
копия, заменившая оригинал, вероятно, вывезенный римлянами.
      Статуя эта, о которой упоминает лишь один греческий автор, по-
видимому, не считалась шедевром Праксителя. Все же достоинства ее
несомненны: изумительно тонкая моделировка, мягкость линий, чудесная, чисто
праксителевская игра света и тени, очень ясная, в совершенстве
уравновешенная композиция и, главное, обворожительность Гермеса с его
мечтательным, чуть рассеянным взглядом и детская прелесть малютки Диониса.
И, однако, в этой обворожительности проглядывает некоторая слащавость, и мы
чувствуем, что во всей статуе, даже в удивительно стройной в своем плавном
изгибе фигуре очень уж хорошо завитого бога, красота и грация чуть
переступают грань, за которой начинаются красивость и грациозность.
Искусство Праксителя очень близко к этой грани, но оно не нарушает ее в
самых одухотворенных своих созданиях.
      Цвет, по-видимому, играл большую роль в общем облике статуй
Праксителя. Мы знаем, что некоторые из них раскрашивал (втиранием
растопленных восковых красок, мягко оживлявших белизну мрамора) сам Никий,
знаменитый тогдашний живописец. Изощренное искусство Праксителя приобретало
благодаря цвету еще большую выразительность и эмоциональность.
Гармоническое сочетание двух великих искусств, вероятно, осуществлялось в
его творениях.
      Добавим, наконец, что у нас в Северном Причерноморье близ устьев
Днепра и Буга (в Ольвии) был найден пьедестал статуи с подписью великого
Праксителя. Увы, самой статуи в земле не оказалось.
      ...Лисипп работал в последнюю треть IV в. до н. э., в пору Александра
Македонского. Творчество его как бы завершает искусство поздней классики.
      Бронза была излюбленным материалом этого ваятеля. Мы не знаем его
оригиналов, так что и о нем можем судить лишь по сохранившимся мраморным
копиям, далеко не отражающим всего его творчества.
      Безмерно количество не дошедших до нас памятников искусства Древней
Эллады. Судьба огромного художественного наследия Лисиппа — страшное тому
доказательство.
      Лисипп считался одним из самых плодовитых мастеров своего времени.
Уверяют, что он откладывал из вознаграждения за каждый выполненный заказ по
монете: после его смерти их оказалось целых полторы тысячи. А между тем
среди его работ были скульптурные группы, насчитывавшие до двадцати фигур,
причем высота некоторых его изваяний превышала двадцать метров. Со всем
этим люди, стихии и время расправились беспощадно. Но никакая сила не могла
уничтожить дух искусства Лисиппа, стереть след, им оставленный.
      По словам Плиния, 
Пред.678910След.
скачать работу

Античная скульптура

 

Отправка СМС бесплатно

На правах рекламы


ZERO.kz
 
Модератор сайта RESURS.KZ