Главная    Почта    Новости    Каталог    Одноклассники    Погода    Работа    Игры     Рефераты     Карты
  
по Казнету new!
по каталогу
в рефератах

Античная скульптура

ппа. А это, в свою очередь, неизбежно приводило к заимствованию уже
найденной формы (с приспособлением к внутреннему содержанию, которое эта
форма выражала у ее создателя), т.е. к тому, что мы называем академизмом.
Или же к эклектизму, т.е. сочетанию отдельных черт и находок искусства
различных мастеров, иногда внушительному, эффектному благодаря высокому
качеству образцов, но лишенному единства, внутренней цельности и не
способствующему созданию собственного, именно собственного — выразительного
и полноценного художественного языка, собственного стиля.
      Многие, очень многие изваяния эллинистической поры являют нам в еще
большей степени как раз те недостатки, что уже предвещал бельведерский
«Аполлон». Эллинизм расширил и, в известной мере, завершил упадочные
тенденции, проявившиеся на закате поздней классики.
      В конце II в. до н.э. работал в Малой Азии ваятель по имени Александр
или Агесандр: в надписи на единственной дошедшей до нас статуе его работы
сохранились не все буквы. Статуя эта, найденная в 1820 г. на острове Милос
(в Эгейском море), изображает Афродиту—Венеру и ныне известна всему миру
как «Венера Мил осекая». Это даже не просто эллинистический, а
позднеэллинистический памятник, значит, созданный в эпоху, отмеченную в
искусстве некоторым упадком.
      Но нельзя поставить эту «Венеру» в ряд со многими другими, ей
современными или даже более ранними изваяниями богов и богинь,
свидетельствующими об изрядном техническом мастерстве, но не об
оригинальности замысла. Впрочем, и в ней нет как будто ничего особенно
оригинального, такого, что не было уже выражено в предыдущие века. Дальний
отголосок Афродиты Праксителя... И, однако, в этой статуе все так стройно и
гармонично, образ богини любви, одновременно, так царственно величав и так
пленительно женствен, так чист весь ее облик и так мягко светится чудесно
моделированный мрамор, что кажется нам: резец ваятеля великой эпохи
греческого искусства не мог бы высечь ничего более совершенного.
      Обязана ли она своей славой тому, что безвозвратно погибли
знаменитейшие греческие скульптуры, вызывавшие восхищение у древних? Такие
статуи, как «Венера Милосская», гордость парижского Лувра, вероятно, не
были уникальны. Никто в тогдашней «ойкумене», ни позднее, в римскую эру, не
воспел ее в стихах ни по-гречески, ни по-латыни. Но зато сколько
восторженных строк, признательных излияний посвящено ей
ныне чуть ли не на всех языках мира.
      Это не римская копия, а греческий оригинал, пусть и не классической
поры. Значит, так высок и могуч был древний греческий художественный идеал,
что под резцом одаренного мастера он оживал во всей своей славе даже во
времена академизма и эклектизма.
      Такие грандиозные скульптурные группы, как «Лаокоон с сыновьями» (Рим,
Ватикан) и «Фарнезский бык» (Неаполь, Национальный римский музей),
вызывавшие беспредельное восхищение многих поколений просвещеннейших
представителей европейской культуры, ныне, когда открылись красоты
Парфенона, кажутся нам излишне театральными, перегруженными, размельченными
в деталях.
      Однако, вероятно, относящаяся к той же, что и эти группы, родосской
школе, но изваянная неизвестным нам художником в более ранний период
эллинизма «Ника Самофракийская» (Париж, Лувр) — одна из вершин искусства.
Статуя эта стояла на носу каменного корабля-монумента. Во взмахе могучих
крыльев Ника-Победа неудержимо несется вперед, рассекая ветер, под которым
шумно (мы как бы слышим это) колышется ее облачение. Голова отбита, но
грандиозность образа доходит до нас полностью.
      Искусство портрета очень распространено в эллинистическом мире.
Множатся «именитые люди», преуспевшие на службе у правителей (диадохов) или
выдвинувшиеся на верхи общества благодаря более организованной, чем в былой
раздробленной Элладе, эксплуатации рабского труда: им хочется запечатлеть
свои черты для потомства. Портрет все более индивидуализируется, но вместе
с тем, если перед нами высший представитель власти, то подчеркивается его
превосходство, исключительность занимаемого им положения.
И вот он сам, главный властелин — Диадох. Бронзовое его изваяние (Рим,
Музей Терм) — ярчайший образец эллинистического искусства. Мы не знаем, кто
этот владыка, но с первого же взгляда нам ясно, что это не обобщенный
образ, а портрет. Характерные, остро индивидуальные черты, чуть прищуренные
глаза, отнюдь не идеальное телосложение. Этот человек запечатлен художником
во всем своеобразии его личных черт, исполненном сознания своей власти. То
был, вероятно, искусный правитель, умевший действовать по обстоятельствам,
похоже, что непреклонный в преследовании намеченной цели, быть может,
жестокий, но, быть может, иногда и великодушный, достаточно сложный по
своему характеру и правивший в бесконечно сложном эллинистическом мире, где
главенство греческой культуры должно было сочетаться с уважением к древним
местным культурам.
      Он совершенно обнажен, как древний герой или бог. Поворот головы,
такой естественный, полностью раскрепощенный, и высоко поднятая рука,
опирающаяся на копье, придают фигуре горделивую величавость. Острый реализм
и обожествление. Обожествление не идеального героя, а самое конкретное,
индивидуальное обожествление земного владыки, данного людям... судьбой.
      ...Общая направленность искусства поздней классики лежит в самой
основе эллинистического искусства. Эту направленность оно иногда удачно
развивает, даже углубляет, но, как мы видели, иногда размельчает или
доводит до крайности, теряя благодатное чувство меры и безупречный
художественный вкус, которыми было отмечено все греческое искусство
классической поры.

      Александрия, где скрещивались торговые пути эллинистического мира, —
это средоточие всей культуры эллинизма, «новые Афины».
В этом огромном по тем временам городе с полумиллионным населением,
основанном Александром у устья Нила, процветали науки, литература и
искусство, которым покровительствовали Птолемеи. Они основали «Музей»,
ставший на много веков центром художественной и научной жизни, знаменитую
библиотеку, самую большую в античном мире, насчитывавшую более семисот
тысяч свитков папируса и пергамента. Стодвадцатиметровый Александрийский
маяк с башней, облицованной мрамором, восемь граней которой располагались
по направлениям главных ветров, со статуями-флюгерами, с куполом,
увенчанным бронзовым изваянием владыки морей Посейдона, имел систему
зеркал, которая усиливала свет огня, зажженного в куполе, так что его
видели на расстоянии шестидесяти километров. Этот маяк считался одним из
«семи чудес света». Мы знаем его по изображениям на древних монетах и по
подробному описанию арабского путешественника, посетившего Александрию в
XIII в.: сто лет спустя маяк был разрушен землетрясением. Ясно, что только
исключительные успехи в точных знаниях позволили воздвигнуть это
грандиозное сооружение, требовавшее самых сложных расчетов. Ведь
Александрия, где преподавал Евклид, была колыбелью названной по его имени
геометрии.
      Александрийское искусство чрезвычайно многолико. Статуи Афродиты
восходят к Праксителю (в Александрии работали скульпторами два его сына),
но они менее величавы, чем их прообразы, подчеркнуто грациозны. На камее
Гонзага — обобщенные образы, навеянные классическими канонами. Но совсем
иные тенденции проявляются в статуях стариков: светлый греческий реализм
тут переходит в почти откровенный натурализм с самой безжалостной передачей
дряблой, морщинистой кожи, вздутых вен, всего непоправимого, вносимого
старостью в облик человека. Процветает карикатура, веселая, но порой и
жалящая. Бытовой жанр (иногда с уклоном в гротеск) и портрет получают все
большее распространение. Появляются рельефы с жизнерадостными буколическими
сценами, прелестные изображения детей, подчас оживляющих грандиозное
аллегорическое изваяние с царственно возлежащим мужем, похожим на Зевса и
олицетворяющим Нил.
      Разнообрзие, но и утрата внутреннего единства искусства, цельности
художественного идеала, часто снижающая значительность образа. Древний
Египет не умер.
      Искушенные в политике правления, Птолемеи подчеркивали свое уважение к
его культуре, заимствовали многие египетские обычаи, воздвигали храмы
египетским божествам и... сами причисляли себя к сонму этих божеств.
А египетские художники не изменяли своему древнему художественному идеалу,
древним своим канонам, даже в изображениях новых, чужеземных правителей их
страны.
      Змечательный памятник искусства птолемеевского Египта — статуяиз
черного базальта царицы Арсинои II. Савившаяся своим честолюбием и красотой
Арсиноя, на которой, по египетскому царскому обычаю, женился ее брат
Птолемей Филадельф. Тоже идеализированный портрет, но не на классический
греческий, а на египетский лад. Этот образ восходит к памятникам
заупокойного культа фараонов, а не к статуям прекрасных богинь Эллады.
Прекрасна и Арсиноя, но фигура ее, скованная древней традицией, фронтальна,
кажется застывшей, как и в портретных изваяниях всех трех египетских
царств; эта скованность естественно гармонирует с внутренним содержанием
образа, совсем иным, чем в греческой классике.
      Надо лбом царицы священные кобры. И разве что мягкая округлость форм
ее стройного юного тела, которое кажется совсем обнаженным под легким,
прозрачным одеянием, своей затаенной негой как-то отражает, быть может,
греющее дуновение эллинизма.
      Город Пергам, столица обширного малоазийского эллинистического
государства, славился, как и Александрия, богатейшей библиотекой
(пергамент, по-гречески «пергамская кожа» — пергамское изобретение), своими
художественными сокровищами, высокой культурой и пышностью. Пергамские
ваятели создали замечательные статуи сраженных галлов. Э
Пред.678910След.
скачать работу

Античная скульптура

 

Отправка СМС бесплатно

На правах рекламы


ZERO.kz
 
Модератор сайта RESURS.KZ