Бихевиоризм
али, что не
существует психических различий между полами и что реально существующие
различия между людьми объясняются исключительно социальными
обстоятельствами и воспитанием. Следует отметить, что в противоположность
бихевиористам эти философы имели в виду вовсе не манипулирование сознанием,
не методы социальной инженерии, а социальные и политические изменения
самого общества. Они верили, что «хорошее общество» обеспечит формирование
хорошего человека или, по крайней мере, сделает возможным проявление его
лучших природных качеств.
На пути своего развития от чуточку наивных формулировок Уотсона до
филигранных необихевиористских конструкций Скиннера бихевиоризм претерпел
довольно заметные изменения. И все же речь идет скорее о совершенствование
первоначальной формулировки, чем возникновении новых оригинальных идей.
Необихевиоризм Б. Ф. Скиннера
Необихевиоризм опирается на тот же самый принцип, что и концепция
Уотсона, а именно : психология не имеет права заниматься чувствами или
влечениями или какими-либо другими субъективными состояниями[1]; он
отклоняет любую попытку говорить о «природе» человека, либо конструировать
модель личности, либо подвергать анализу различные страсти, мотивирующие
человеческое поведение. Всякий анализ поведения с точки зрения намерений,
целей и задач Скиннер квалифицирует как донаучный и как совершенно
бесполезную трату времени. Психология должна заниматься изучением того,
какие механизмы стимулируют человеческое поведение и как они могут быть
использованы с целью достижения максимального результата. «Психология»
Скиннера – это наука манипулирования поведением; ее цель – обнаружение
механизмов «стимулирования», которые помогают обеспечивать необходимое
«заказчику» поведение.
Вместо условных рефлексов павловской модели Скиннер говорит о модели
«стимул – реакция». Иными словами, это означает, что безусловно-
рефлекторное поведение приветствуется и вознаграждается, поскольку оно
желательно для экспериментатора. (Скиннер считает, что похвала,
вознаграждение являются более сильным и действенным стимулом, чем
наказание.) В результате такое поведение закрепляется и становится
привычным для объекта манипулирования. Например, Джонни не любит шпинат, но
он все же ест его, а мать его за это вознаграждает (хвалит его, одаривает
взглядом, дружеской улыбкой, куском любимого пирога и т.д.), т. е., по
Скиннеру, применяет позитивные «стимулы». Если стимулы работают
последовательно и планомерно, то дело доходит до того, что Джонни начинает
с удовольствием есть шпинат. Скиннер и его единомышленники разработали и
проверили целый набор операциональных приемов в сотнях экспериментов.
Скиннер доказал, что путем правильного применения позитивных «стимулов»
можно в невероятной степени менять поведение как животного, так и человека
– и это даже вопреки тому, что некоторые слишком смело называют
«врожденными склонностями».
Доказав это экспериментально, Скиннер, без сомнения, заслужил признание
и известность. Одновременно он подтвердил мнение тех американских
антропологов, которые на первое место в формировании человека выдвигали
социокультурные факторы. При этом важно добавить, что Скиннер не
отбрасывает полностью генетические предпосылки. И все же, чтобы точно
охарактеризовать его позицию, следует подчеркнуть: Скиннер считает, что,
невзирая на генетические предпосылки, поведение полностью определяется
наборов «стимулов». Стимул может создаваться двумя путями: либо в ходе
нормального культурного процесса, либо по заранее намеченному плану [1].
Цели и ценности
Эксперименты Скиннера не занимаются выяснением целей воспитания.
Подопытному животному или человеку в эксперименте создаются такие условия,
что они ведут себя вполне определенным образом. А зачем их ставят в такие
условия - -это зависит от руководителя проекта, который выдвигает цели
исследования. Практика-экспериментатора в лаборатории в общем и целом мало
занимает вопрос, зачем он тренирует, воспитывает, дрессирует подопытное
животное (или человека), его скорее интересует сам процесс доказательства
своего умения и выбора методов, адекватных поставленной цели. Когда же мы
от лабораторных условий переходим к условиям реальной жизни индивида и
общества, то возникают серьезные трудности, связанные как раз с вопросами:
зачем человека подвергают манипуляции и кто является заказчиком (кто
ставит, преследует подобные цели)?
Создается впечатление, что Скиннер, говоря о культуре, все еще имеет в
виду свою лабораторию, в которой психолог действует без учета ценностных
суждений и не испытывает трудностей, ибо цель эксперимента для него не
имеет значения.
Это можно объяснить по меньшей мере тем, что Скиннер просто не в ладах
с проблемой целей, смыслов и ценностей. Подобное рассуждение движется в
порочном кругу: мы удивляемся оригинальности, ибо единственное, что мы в
состоянии зафиксировать, - так это то, что мы удивляемся.
Однако зачем мы вообще обращаем внимание на то, что не является
достойной целью? Скиннер не ставит этого вопроса, хотя минимальный
социологический анализ способен дать на него ответ. Известно, что в
различных социальных и профессиональных группах наблюдается различный
уровень оригинальности мышления и творчества. Так, например, в нашем
технологически-бюрократическом обществе это качество является чрезвычайно
важным для ученых, а также руководителей промышленных предприятий. Зато для
рабочих высокий творческий потенциал является совершенно излишней роскошью
и даже создает угрозу для идеального функционирования системы в целом.
С точки зрения психологии многое свидетельствует о том, что творческое
начало, а также стремление к оригинальности имеют глубокие корни в природе
человека, и нейрофизиологи подтверждают гипотезу, что это стремление
«вмонтировано» в структуру мозга. Скиннер попадает в сложное положение со
своей концепцией потому, что не придает никакого значения поискам и
находкам психоаналитической социологии, считая, что если бихевиоризм не
знает ответа на какой-либо вопрос, то ответа не существует.
Главный тезис Скиннера сводится к следующему. Не вызывает сомнения тот
факт, что ценностные суждения отсутствуют как при решении построить атомную
бомбу, так и при техническом решении этой проблемы. Разница состоит лишь в
том, что мотивы построения бомбы не совсем «ясны».
Ценностные суждения Скиннера проявляются и в других его высказываниях.
Например, он утверждает: «Если мы достойны нашего демократического
наследия, то, естественно, мы будем готовы оказать противодействие
использованию науки в любых деспотических или просто эгоистических целях. И
если мы еще ценим демократические достижения и цели, то мы не имеем права
медлить и должны немедленно использовать науку в деле разработки моделей
культуры, при этом нас не должно смущать даже то обстоятельство, что мы в
известном смысле можем оказаться в положении контролеров» [2, с.1065]. Что
же является основанием для подобного ценностного понятия внутри
необихевиористской теории? И при чем здесь контролеры?
Ответ находим у самого Скиннера: «Все люди осуществляют контроль и сами
находятся под контролем» [2, с.1060]. Это звучит почти как успокоение для
человека демократически настроенного, но вскоре выясняется, что речь идет
всего лишь о робкой и почти ничего не значащей формулировке:
Когда мы выясняем, каким образом господин контролирует раба, а
работодатель – рабочего, мы упускаем из виду обратные воздействия и
потому судим о проблеме контроля односторонне. Отсюда возникает
привычка понимать под словом «контроль» эксплуатацию или, по меньшей
мере, состояние одностороннего преимущества; а на самом деле контроль
осуществляется обоюдно. Раб контролирует своего господина в такой же
мере, как и господин своего раба, - в том смысле, что методы наказания,
применяемые господином, как бы определяются поведением раба. Это не
означает, что понятие эксплуатации утрачивает всякий смысл или что мы
не имеем права спросить кому это выгодно? Но когда мы задаем такой
вопрос, то мы абстрагируемся от самого конкретного социального эпизода
и оцениваем перспективы воздействия, которые совершенно очевидно
связаны с ценностными суждениями. Подобная ситуация складывается и при
анализе любых способов поведения, которые производят инновации в
практике культуры [2,с.541].
Для Скиннера эксплуатация не является частью самого социального
эпизода, этой частью являются лишь методы контроля. Это позиция человека,
для которого социальная жизнь ничем не отличается от эпизода в лаборатории,
где экспериментатора интересуют только его методы, а вовсе не сам по себе
«Эпизод», ибо в этом искусственном мирке совершенно не имеет значения,
какова крыса – миролюбива она или агрессивна. И, словно этого еще было
мало, Скиннер окончательно констатирует, что за понятием эксплуатации
«легко просматриваются» ценностные суждения. Это должно означать следующее:
любые психологические и социальные феномены утрачивают характер фактов,
доступных научному исследованию, как только их можно
| |  скачать работу |
Бихевиоризм |
