Брюсов
читается не только последовательная
эгоцентричность, не только противопоставление себя миру, но и требование
внимания к человеческому духу, к внутренней жизни, интересам и желаниям
человека.
За внешним стремлением эпатировать публику, поразить ее экзотичностью
не то чтобы образов, а больше строк и выражений рисовалось другое —
неприятие мира унылого бытия, мещанского благополучия, вялого либерализма.
Поэту мог видеться в этом протест против условий жизни, гнетущих человека,
душащих и уродующих его, против всевластных норм мещанского комфорта и
жизненного благополучия.
Разумеется, здесь была вполне реальная опасность. Опасность
эстетизации, превращения дерзостных вызовов общественному мнению в
комфортный элемент этого же общественного мнения, когда подобные «вызовы»
становились привычными для буржуазных нравов и воззрений. История русского
декаданса, когда лет через десять—пятнадцать после возникновения явно
обнаружилась и его творческая бесперспективность и то, что он в высшей
степени устраивает то самое общество, субъективным протестом против
которого он был в определенной степени рожден, четко это подтверждает.
Правда, понимания этого у юноши Брюсова еще, естественно, не было.
Есть еще одна характерная грань в юношеских стихах Брюсова. Составляя
уже зрелым поэтом свой сборник «Juvenilla» («Юношеское»), который в свое
время не увидел света, потому что у автора не хватило денег на издание,
Брюсов открыл его быстро ставшим популярным «Сонетом к форме»:
Есть тонкие властительные связи
Меж контуром и запахом цветка.
Так бриллиант невидим нам, пока
Под гранями не оживет в алмазе.
Так образы изменчивых фантазий,
Бегущие, как в небе облака,
Окаменев, живут потом века
В отточенной и завершенной фразе.
Слова об «отточенной завершенной фразе» стали для Брюсова своего рода
сrеdо его литературной деятельности. Уже в юношеских стихах видно
стремление к почти математической выверенности стихотворных строк,
стремление использовать все известные размеры и системы просодии. Он
пытается даже, взяв в качестве образца опыты древнеримских лириков,
создавать однострочные стихотворения. Таково знаменитое «О, закрой свои
бледные ноги». В брюсовских тетрадях тех лет можно найти еще примеры
подобных стихов. Он с полной серьезностью относился к этим попыткам,
оправдывая их не только историческим опытом, но и тем, что «идеалом для
поэта должен быть один такой стих, который сказал бы душе читателя все то,
что хотел сказать ему поэт...» *. Брюсов пробует писать стихи в духе
японского и китайского стихосложения, активно разрабатывает новые приемы
версификации, пытается применить в русском стихе то новое, что вводили во
Франции Бодлер, Верден и Малларме.
В первых сборниках Брюсова ясно слышны отзвуки многих французских
поэтов второй половины XIX века. В них звучат демонические темы Бодлера,
напевные медитации Верлена, вызывающая раскованность Рембо. Многое было
взято Брюсовым и из их эстетических программ. 'Свою зависимость от
французских символистов Брюсов не скрывал. Эти воздействия совмещаются с
влиянием Г. Гейне, сказывающимся в иронических интонациях, эмоциональности,
подчеркнутом протесте против ханжества.
Брюсов довольно быстро почувствовал ограниченность своих первых
поэтических шагов. «Нет! не читай этих вымыслов диких»,— обращается он к
читательнице своей первой книги. Потом повторяет: «Мои прозренья были
дики». В «Me eum esse» у него возникает тема одиночества, горькое ощущение
отсутствия контакта с окружающими.
Хотя он по-прежнему провозглашает:
Я не знаю других обязательств,
Кроме девственной веры в себя,—
но все чаще начинает говорить о невозможности человеческой духовной
близости из-за характера жизненных условий. «В безжизненном мире живу»,—
замечает он в одном из стихотворений. Эта тема безжизненного мира начинает
развиваться все полнее и полнее. Его лирический герой — все чаще прохожий,
одинокий путник, никому и ничему не нужный человек. «Бреду в молчаньи
одиноком» — одно из самых характерных настроений героя Брюсова в «Me eum
esse». Слова «бродить», «брести» становятся одними из самых любимых: «И
снова бредешь ты в толпе неизменной...», «Тихо бреду я, печальный...», «Меж
людей, как в тумане, брожу...» и т. д.
Эта горестная нота одиночества, бродяжничества, бесприютности иногда
приобретает очертания жуткие:
Мне снилось: мертвенно-бессильный,
Почти жилец земли могильной,
Я глухо близился к концу.
И бывший друг пришел к кровати
И, бормоча слова проклятий,
Меня ударил по лицу.
Нет ничего в мире, что может поддержать человека, примирить его с
жизнью, даже друг на пороге могилы оказывается врагом. Кругом враги.
Конечно, Брюсов еще не видел социальных причин распадения людских связей,
источников отчуждения, но само обращение к этой теме,— и не в виде
слезливых сетований надсоновского характера, а как мужественное и суровое
признание бесчеловечности жизненных обстоятельств,— говорило о
потенциальных возможностях его таланта.
Первые авторские сборники Брюсов выпускал еще будучи студентом
Московского университета. В 1899 году он заканчивает его и начинает
сотрудничать в журнале «Русский архив» Это был историко-литературный
журнал, на страницах которого впервые увидели свет многие замечательные
документы отечественной истории, Четырехлетняя работа Брюсова в журнале
отвечала одной из самых коренных особенностей его творческого склада —
глубокому интересу к накопленной человечеством культуре. По существу, здесь
началась работа Брюсова в области истории русской литературы. Все
последующие годы он не оставлял историко-литературных занятий. Это
значительная и важная часть его наследия. С необычайной скрупулезностью
Брюсов исследовал мельчайшие детали стиля многих писателей, обстоятельства
возникновения тех или иных произведений. Он внимательно следил за
специальными изданиями, посвященными истории русской поэзии и был их
взыскательным критиком. Дарование Брюсова — историка русской и европейской
литературы, особенно поэзии, видно в его многочисленных статьях о новых и
старых' поэтах. Брюсов был одним из ведущих специалистов в этой области; и
под конец жизни с полным основанием писал: «Сейчас я чувствую себя
сведущим, как никто, в вопросах русской метрики и метрики вообще. Прекрасно
знаю историю русской поэзии, особенно XVIII век, эпоху Пушкина и
современность. Я специалист по биографии Пушкина и Тютчева и никому не
уступлю в этой области». Основы этого знания были заложены именно в эти,
студенческие и первые послестуденческие, годы.
В конце 90-х годов происходят значительные перемены в модернистски
течениях в литературе. Если в начале и середине 90-х годов модернизм
обнаруживал себя отдельными разрозненными выступлениями ряда поэтов и
публицистов, то на рубеже веков он постепенно приобретает все более
оформленный и широкий характер. В 1899 году вышел первый номер журнала «Мир
искусства». Начатый как чисто художнический, журнал позже обращается и к
литературе. В 1901 году в Москве возникает издательство «Скорпион», ставшее
основным центром, вокруг которого группировались символисты. В эти годы
Брюсов знакомится и сближается с К. Бальмонтом. В его окружении появляются
А. Курсинский, А. Миропольский, Г. Бахман и другие молодые литераторы,
тяготевшие к «новой поэзии». Символизм (в газетах того времени чаще
говорилось просто «декадентство») постепенно вырисовывается не как вздорное
увлечение нескольких молодых поэтов, а как определенное литературное
течение. Уже отпала необходимость публиковать статьи и стихи под
многочисленными псевдонимами, чтобы создать видимость школы. Она начала
свое существование.
Одной из первых книг, выпущенных книгоиздательством «Скорпион», стад
сборник Брюсова «Tertia Vigilia» («Третья стража»). Ставшие самыми
известными и популярными стихи этой книги были объединены в раздел «Любимцы
веков». Этот заголовок будет встречаться не раз в его последующих
сборниках. Иногда аналогичные разделы он будет называть иначе («Правда
вечная кумиров», «Властительные тени», «Образы святые» и т. п.), но
практически в каждом сборнике будет появляться раздел или цикл
стихотворений, посвященных истории.
В «Третьей страже» перед нами проходят древняя Ассирия, Двуречье,
Египет, Греция, Рим, европейское средневековье и Возрождение, первые века
отечественной истории и относительно близкое по времени событие —
наполеоновская эпопея. Под пером поэта возникают и реальные исторические
лица, и герои мифов, безымянные персонажи разных эпох, долженствующие
выразить характерные черты своего времени. Стихи Брюсова написаны по-
разному: одни — как бы от лица самих героев («Ассаргадон», «Клеопатра»,
«Цирцея»), другие —
| |  скачать работу |
Брюсов |
