Достоверность писцовых книг
склый просвет, не
дающий им всестороннего освещения».
Мы видим, как по сравнению с рецензией на работу Н. Д. Чечулина
суживается здесь роль писцовых книг.
Эволюция во взглядах В. О. Ключевского на писцовые книги в сторону
сужения их ценности и сведения ее до раскрытия лишь мелких частных
подробностей народного хозяйства, требование более строгой критики писцовых
книг и оправдания приемов пользования ими—говорят о тревоге за возможность
слишком широких выводов на том, сравнительно новом, пути в разработке
писцовых книг, по какому пошел Н. А. Рожков.
Более полная и законченная оценка методологических приемов, выдвинутых
Рожковым постановкою вопроса о статистическом методе в применении к
писцовым книгам, раскрывается в последующие годы. Рожков не был одинок.
Рядом с ним вопрос о приложении статистического метода в истории
поднимается и другими историками, при чем некоторые из них апеллируют к
авторитету западно-европейской историографии.
Логическим завершением такого рода постановки вопроса о статистическом
методе служит работа Н. Нордмана «Статистический метод в исследованиях
древне-русского хозяйственного быта». Н. Нордман начинает с заявления о
недостаточности существующих методов в исторических исследованиях о
народном хозяйстве. «Неточности выражений,—заявляет Н. Нордман— и
отсутствие указания «относительного веса» выводов и склонность
распространять выводы за пределы рассматриваемого материала, без
предварительного обследования этого приема, ведут к неточностям и
противоречивым выводам... Уничтожить эти недостатки возможно лишь путем
массового исследования данных обработки их статистическим методом».
Статья Г. А. Максимовича «К вопросу о степени достоверности писцовых
книг». Выводы этой статьи ставят под сомнение все данные писцовых книг о
сенных угодьях, а за ними и вообще данные об угодьях. Так порождаемая
глубоко-критическим отношением к источнику непрерывная цепь мелких частных
вопросов исключает возможность положительной работы над ним. Так, Н. Е.
Носов говорит о «бедности и отрывочности имеющихся в нашем распоряжении
грамот» и настаивает на том, что «нельзя характеризовать дошедшие до нас
акты как основной комплекс действительно существовавших актовых
материалов». Близко к этой точке зрения стоит Л. В. Черепнин, писавший, что
до нас дошли (при отсутствии копийных книг) лишь «разрозненные остатки
собраний подлинных актов». Принявший участие в обсуждении этой проблемы В.
В. Дорошенко в основном поддержал Носова, считая, что невозможно изучать
историю иммунитетных привилегий светских феодалов по сохранившимся
грамотам.
Иные позиции занимает С. М. Каштанов. В своих многочисленных работах по
истории феодального иммунитета он постоянно исходит из того, что до нас
дошел не случайный конгломерат грамот, а комплекс, дающий возможность
изучать определенные закономерности в выдаче иммунитетных грамот. С ним
согласен А. А. Зимин, утверждающий, что «уже сейчас ясно, что до нас дошел
не случайный комплекс актовых источников, а основная масса земельных актов,
выданных монастырям-вотчинникам» –. С известной осторожностью подошел к
этому спору С. О. Шмидт, ограничившись замечанием, что акты феодального
землевладения «неравномерно распределены» между феодалами и территориями.
Вместе с тем обе точки зрения пока еще недостаточно аргументированы.
Носов видит одно из оснований справедливости своего мнения в том, что, как
ему представляется, нет пропорциональности между земельными владениями
монастырей и количеством сохранившихся жалованных и указных грамот (другие
разновидности актового материала он, ведя спор с Каштановым по вопросам
иммунитетной политики, не рассматривает), хотя одновременно признает, что
от крупнейших монастырей «дошло в целом значительно больше грамот, чем от
монастырей мелких» – (а ведь это уже пропорциональность!). Весь ход
рассуждений Носова направлен скорее на доказательство плохой сохранности
документов светского феодального землевладения (факт достаточно известный),
плохая же сохранность монастырских актов аргументируется Носовым
недостаточно убедительно. Говоря о грамотах времени правления Елены
Глинской, Носов отмечает, что они охватывают далеко не все монастыри и
относятся в основном к новым приобретениям монастырей, аргументируя этим
обстоятельством неполноту дошедшего до нас актового материала. Это, однако,
не опровергает тезиса о том, что актовый материал монастырских архивов
дошел до нас с большой степенью полноты. Вовсе не обязательно, чтобы за
кратковременное правление Елены Глинской (всего четыре года) грамоты
получили все монастыри или хотя бы их большинство, и притом на основные
владения. Такая массовая выдача могла бы быть вызвана лишь всеобщим
пересмотром жалованных грамот. Не прав Носов, когда утверждает, что архивы
тех монастырей, грамоты которых от времени Елены Глинской не сохранились,
просто пострадали в последующие годы. Если бы это было так, то стало бы
непонятным отсутствие грамот Спасо-Евфимьева. Троицкого, Калязина, Спасо-
Ярославского, Соловецкого монастырей, наличие всего одной грамоты из архива
Кирилло-Белозерского монастыря, хотя материалы перечисленных монастырей
хорошо сохранились.
Вместе с тем и Каштанов ограничился в споре с Носовым лишь обоснованием
полноты сохранности иммунитетных грамот.
Думается, что изучение степени сохранности актов феодального
землевладения и хозяйства не может ограничиться лишь какой-то одной группой
разновидностей этих документов, так как прежде всего необходимо выяснить,
какова вообще сохранность архивов феодалов XV–XVI вв. Сейчас эта задача
представляется более выполнимой, чем еще несколько десятилетий назад. Выход
в свет серийных публикаций актов XV–XVI вв дал в руки исследователей
надежный материал для суждений о количестве дошедших до наших дней актов и
об их видах и разновидностях. Исследования Л. В. Черепнина, С. М. Каштанова
и Л. И. Ивиной о копийных книгах, работы С. Н. Валка и М. Н. Тихомирова о
древнейшей истории русского акта, изучение С. М. Каштановым и Н. Е. Носовым
иммунитетных грамот–, труды С. Б. Веселовского, Л. В. Черепнина, А. А.
Зимина, А. И. Копанева, Ю. Г. Алексеева и многих других историков по
истории феодального землевладения – значительно облегчили пути дальнейших
изысканий в этой области. Давно известна резкая разница между сохранностью
документов светских и духовных феодалов. Можно предположить, что начало
небрежному хранению документации у светских феодалов было положено во
второй половине XVII в., когда запись вотчины в писцовых книгах стала
основным и достаточным документом на право владения земельной
собственностью. В связи с этим уменьшились материальные стимулы к
сохранению такого рода документации. Уже к моменту отмены местничества в
1682 г. от этих актов осталось немного: среди документов, представленных в
Разрядный приказ как основание для включения в родословную книгу,
чрезвычайно мало земельно-имущественных документов, причем это только
иммунитетные грамоты XVIII–начало XIX в., когда, по словам А. С. Пушкина,
«русский ветреный боярин считает грамоты царей за пыльный сбор календарей»,
привели к тому, что у нас вне монастырских архивов сохранились считанные
акты светского феодального землевладения XV–XVI вв.
Эта специфичность сохранности актов светского феодального землевладения
приводит к тому, что их невозможно использовать для общих статистических
выкладок. Те акты, которые дошли до нас, относятся, как справедливо отметил
Носов, главным образом к тем феодалам, положение которых в силу различных
причин оказывалось неустойчивым и вынуждало дарить или продавать свои
вотчины, в монастыри". У нас не сохранилось в актовом материале почти
никаких данных о землевладении многих крупных феодалов XVI в.– Воротынских,
Шуйских, Захарьиных-Юрьевых. Нам известна вотчина князей Трубецких в
Волокном уезде, но мы ничего не узнаем из актов об их владениях в
Трубчевске, который оставался родовым гнездом этой княжеской семьи –;
крайне неполны и связаны в основном с земельными спорами с Троице-Сергиевым
монастырем наши сведения о вотчинах князей Оболенских. Зато значительно
лучше мы представляем себе по актовым материалам историю землевладения
Белозерских князей, чьи вотчины в большом количестве переходили в руки
Кирилло-Белозерского монастыря.
Стародубских князей, значительно пострадавших от опричных опал, и т. д.
Возможности реконструирования землевладения большинства светских феодалов –
лежат за пределами актового материала. Значительную помощь окажут здесь
писцовые книги 20-х годов XVII в., часто дающие указания на прежних
владельцев. Быть может, наступит время и для изучения ретроспективных
замечаний и включенных актов XVI в. в столбцах Поместного приказа XVII в.
не только по Новгороду и Пскову ведь основанные на материалах столбцов по
этим уездам разыскания В. И. Корецкого и Л. М. Марасиновой – показали,
какие ценные источники можно извлечь из этого фонда. Кроме того, межевые
книги и акты из монастырских архивов дают важные сведения о самом
существовании тех или иных вотчин и поместий, если они граничат с
монастырскими зем
| |  скачать работу |
Достоверность писцовых книг |
