Драма Гроза в статье Добролюбова Луч света в темном царстве
ее способность не только терпеть, но и отстаивать свои
права, свое человеческое достоинство. По словам Добролюбова, она "не убила
в себе человеческую природу". Катерина - русский национальный характер.
Прежде всего, это отражено Островским, владевшим в совершенстве всеми
богатствами народного языка, в речи героини. Когда она говорит, кажется,
что она поет. В речи Катерины, связанной с простым на родом, воспитанной на
его устной поэзии, преобладает разговорно-просторечная лексика,
отличающаяся высокой поэтичностью, образностью, эмоциональностью. Читатель
чувствует музыкальность и напевность, говор Кати напоминает народные песни.
Для языка островской героини характерны повторы ("на тройке на хорошей", "и
люди мне противны, и дом мне противен, и стены противны!"), обилие
ласкательных и уменьшительных слов ("солнышко", "водица", "могилушка"),
сравнение ("ни об чем не тужила, точно птичка на воле", "кто-то ласково
говорит со мной, точно голубь воркует"). Тоскуя по Борису, в момент
наибольшего напряжения душевных сил Катерина выражает свои чувства на языке
народной поэзии, восклицая: "Ветры буйные, перенесите вы ему мою печаль-
тоску!" Поражает естественность, искренность, простота островской героини.
"Обманывать-то я не умею; скрыть-то ничего не могу", - отвечает она
Варваре, которая говорит, что без обману в их доме не проживешь. Взглянем
на религиозность Катерины. Это не ханжество Кабанихи, а по-детски
неподдельная вера в Бога. Она часто посещает церковь и делает это с
удовольствием и наслаждением ("И до смерти я любила в церковь ходить!
Точно, бывало, я в рай войду"), любит рассказывать о странницах ("У нас
полон дом был странниц и богомолок"), сны Катерины о "храмах золотых".
Любовь островской героини небеспричинна. Во-первых, потребность любви дает
о себе знать: ведь вряд ли ее муж Тихон под влиянием "маменьки" показывал
свою любовь к жене очень часто. Во-вторых, оскорблены чувства жены и
женщины. В-третьих, смертельная тоска однообразной жизни душит Катерину. И,
наконец, четвертой причиной является желание воли, простора: ведь любовь
есть одно из проявлений свободы. Катерина борется сама с собой, и в этом
трагизм ее положения, однако в итоге она внутренне оправдывает себя. Кончая
жизнь самоубийством, совершая, с точки зрения церкви, страшный грех, она
думает не о спасении своей души, а о любви, которая открылась ей. "Друг
мой! Радость моя! Прощай!" - вот последние слова Катерины. Еще одна
характерная черта островской героини - это "возмужалое, из глубины всего
организма возникающее требование права и простора жизни", стремление к
свободе, духовному раскрепощению. На слова Варвары: "Куда ты уйдешь? Ты
мужняя жена" - Катерина отвечает: "Эх, Варя, не знаешь ты моего характеру!
Конечно, не дай бог этому случиться! А уж коли мне здесь опостынет, так не
удержат меня никакой силой. В окно выброшусь, в Волгу кинусь. Не хочу здесь
жить, так не стану, хоть ты меня режь!" Не зря в пьесе неоднократно
повторяется образ птицы - символ воли. Отсюда постоянный эпитет "вольная
птица". Катерина, вспоминая о том, как ей жилось до замужества, сравнивает
себя с птицей на воле. "Отчего люди не летают так, как птицы? - говорит она
Варваре. - Знаешь, мне иногда кажется, что я птица". Но вольная птица
попала в железную клетку. И она бьется и тоскует в неволе. Цельность,
решительность характера Катерины выразилась в том, что она отказалась
подчиниться распорядкам кабанихинского дома и предпочла жизни в неволе
смерть. И это было проявлением не слабости, а духовной силы и смелости,
горячей ненависти к гнету и деспотизму. Итак, главное действующее лицо
драмы "Гроза" вступает в конфликт с окружающей средой. В четвертом
действии, в сцене покаяния, как будто наступает развязка. Все против
Катерины в этой сцене: и "гроза господняя", и проклинающая полусумасшедшая
"барыня с двумя лакеями", и древняя картина на полуразрушенной стене,
изображающая "геенну огненную". Бедную девушку все эти признаки уходящего,
но такого живучего старого мира чуть не свели с ума, и она кается в своем
грехе в полубреду, состоянии помрачения. Она сама позже признается Борису,
что "в себе не вольна была", "себя не помнила". Если бы этой сценой
заканчивалась драма "Гроза", то в ней была бы показана непобедимость
"темного царства": ведь в конце четвертого действия Кабаниха торжествует:
"Что сынок! Куда воля-то ведет!" Но драма завершается нравственной победой
и над внешними силами, сковывавшими свободу Катерины, и над темными
представлениями, сковывавшими ее волю и разум. И ее решение умереть, лишь
бы не остаться рабой, выражает, по Добролюбову, "потребность возникшего
движения русской жизни". Критик назвал Катерину характером народным,
национальным, "светлым лучом в темном царстве", имея в виду действенное
выражение в ней непосредственного протеста, освободительных стремлений
народных масс. Указывая на глубокую типичность этого образа, на его
общенародное значение, Добролюбов писал, что он представляет
"художественное соединение однородных черт, проявляющихся в разных
положениях русской жизни, но служащих выражением одной идеи". Героиня
Островского отразила в своих чувствах, в своих поступках стихийный протест
широких народных масс против ненавистных ему условий "темного царства".
Именно поэтому Добролюбов и выделил "Грозу" из всей прогрессивной пред
реформенной литературы и подчеркнул ее объективно революционное значение.
Для своего времени, когда Россия пережила период громадного общественного
подъема перед крестьянской реформой, драма "Гроза" имела важное значение.
Образ Катерины принадлежит к лучшим образам женщин не только в творчестве
Островского, но и во всей русской и мировой художественной литературе.
Островский обладает глубоким пониманием русской жизни и великим
умением изображать резко и живо самые существенные ее стороны.
Внимательно соображая совокупность его произведений, мы находим, что
чутье истинных потребностей и стремлений русской жизни никогда не оставляло
его; оно иногда и не показывалось на первый взгляд, но всегда находилось в
корне его произведений.
Требование права, уважение личности, протест против насилия и
произвола вы находите во множестве литературных произведений; но в них
большею частью дело не проведено жизненным, практическим образом,
почувствована отвлеченная, философская сторона вопроса и из нее все
выведено, указывается право, а оставляется без внимания реальная
возможность. У Островского не то: у него вы находите не только
нравственную, но и житейскую экономическую сторону вопроса, а в этом-то и
сущность дела. У него вы ясно видите, как самодурство опирается на толстой
мошне, которую называют «Божиим благословением», и как безответность людей
перед ним определяется материальною от него зависимостью. Мало того, вы
видите, как эта материальная сторона во всех житейских отношениях
господствует над отвлеченною и как люди, лишенные материального
обеспечения, мало ценят отвлеченные права и даже теряют ясное сознание о
них. В самом деле — сытый человек может рассуждать хладнокровно и умно,
следует ли ему есть такое-то кушанье; но голодный рвется к пище, где ни
завидит ее и какова бы она ни была. Это явление, повторяющееся во всех
сферах общественной жизни, хорошо замечено и понято Островским, и его пьесы
яснее всяких рассуждений показывают, как система бесправия и грубого,
мелочного эгоизма, водворенная самодурством, прививается и к тем самым,
которые от него страдают; как они, если мало-мальски сохраняют в себе
остатки энергии, стараются употребить ее на приобретение возможности жить
самостоятельно и уже не разбирают при этом ни средств, ни прав.
У Островского на первом плане является всегда общая, не зависящая ни
от кого из действующих лиц, обстановка жизни. Он не карает ни злодея, ни
жертву; оба они жалки вам, нередко оба смешны, но не на них непосредственно
обращается чувство, возбуждаемое в вас пьесою. Вы видите, что их положение
господствует над ними, и вы вините их только в том, что они не выказывают
достаточно энергии для того, чтобы выйти из этого положения. Сами самодуры,
против которых естественно должно возмущаться ваше чувство, по внимательном
рассмотрении оказываются более достойны сожаления, нежели вашей злости: они
и добродетельны и даже умны по-своему, в пределах, предписанных им рутиною
поддерживаемых их положением; но положение это таково, что в нем невозможно
полное, здоровое человеческое развитие.
Таким образом, борьба, совершается в пьесах Островского не в монологах
действующих лиц, а в фактах, господствующих над ними. Посторонние лица
имеют резон своего появления и оказываются даже необходимы для полноты
пьесы. Недеятельные участники жизненной драмы, по-видимому занятые только
своим делом каждый,— имеют часто одним своим существованием такое влияние
на ход дела, что его ничем и отразить нельзя. Сколько горячих идей, сколько
обширных планов, сколько восторженных порывов рушится при одном взгляде на
равнодушную, прозаическую толпу, с презрительным индифферентизмом
проходящую мимо нас! Сколько чистых и добрых чувств замирает в нас из
боязни, чтобы не быть осмеянным и поруганным этой толпой. А с другой
стороны, и сколько преступлений, сколько порывов произвола и насилия
останавливается пред решением этой толпы, всегда как будто равнодушной и
податливой, но, в сущно
| |  скачать работу |
Драма Гроза в статье Добролюбова Луч света в темном царстве |
