Дуэли и дуэлянты в литературе А.С.Пушкина
ебя не только не как сторонник
строгих правил искусства дуэли, а как лицо, заинтересованное в максимально
скандальном и кровавом исходе поединка.
Поведение Онегина на дуэли неопровержимо свидетельствует, что автор
хотел сделать его убийцей поневоле. Для людей, знакомых с дуэлью не
понаслышке, было очевидно, что тот, кто желает безусловной смерти
противника, не стреляет сходу, с дальней дистанции и под отвлекающим
внимание дулом чужого пистолета, а, идя на риск, дает по себе выстрелить,
требует противника к барьеру и с короткой дистанции расстреливает его как
неподвижную мишень.
Поэт любил Ленского и в прекрасных строфах оплакал его падение:
Друзья мои, вам жаль поэта:
Во цвете радостных надежд,
Их не свершив еще для света,
Чуть из младенческих одежд,
Увял! Где жаркое волненье,
Где благородное стремленье
И чувств и мыслей молодых,
Высоких, нежных, удалых?
Где бурные любви желанья,
И жажда знаний и труда,
И страх порока и стыда,
И вы, заветные мечтанья,
Вы, призрак жизни неземной,
Вы, сны поэзии святой!
Быть может, он для блага мира
Иль хоть для славы был рожден;
Его умолкнувшая лира
Гремучий, непрерывный звон
В веках поднять должна. Поэта,
Быть может, на ступенях света
Ждала высокая ступень.
Его страдальческая тень,
Быть может, унесла с собою
Святую тайну, и для нас
Погиб животворящий глас,
И за могильною чертою
К ней не домчится гимн времен,
Благословение племен.
В Ленском было много хорошего, что он был молод и вовремя для своей
репутации умер. Это не была одна из тех натур, для которых жить – значит
развиваться и идти вперед. Он был романтик.
Люди, подобные Ленскому, при всех их неоспоримых достоинствах, нехороши
тем, что они или перерождаются в совершенных филистеров, или, если сохранят
навсегда свой первоначальный тип, делаются устарелыми мистиками и
мечтателями, которые большие враги прогресса, нежели люди просто.
До самого конца XVIII века в России еще не стрелялись, но рубились и
кололись. Дуэль на шпагах или саблях куда меньше угрожала жизни
противников, чем обмен пистолетными выстрелами. («Паршивая дуэль на
саблях», - писал Пушкин.)
В «Капитанской дочке» поединок изображен сугубо иронически. Ирония
начинается с княжнинского эпиграфа к главе:
- Ин изволь и стань же в позитуру.
Посмотришь, проколю как я твою фигуру!
Хотя Гринев дерется за честь дамы, а Швабрин и в самом деле
заслуживает наказания, но дуэльная ситуация выглядит донельзя забавно: «Я
тотчас отправился к Ивану Игнатьичу и застал его с иголкою в руках: по
препоручению комендантши он нанизывал грибы для сушенья на зиму. “А, Петр
Андреич! – сказал он, увидя меня. – Добро пожаловать! Как это вас Бог
принес? по какому делу, смею спросить?” Я в коротких словах объяснил ему,
что я поссорился с Алексеем Иванычем, а его, Ивана Игнатьича, прошу быть
моим секундантом. Иван Игнатьич выслушал меня со вниманием, вытараща на
меня свой единственный глаз. “Вы изволите говорить, - сказал он мне, - что
хотите Алексея Иваныча заколоть и желаете, чтоб я при том был свидетелем?
Так ли? смею спросить”. – “Точно так”. – “Помилуйте, Петр Андреич! Что это
вы затеяли? Вы с Алексеем Иванычем побранились? Велика беда! Брань на
вороту не виснет. Он вас побранил, а вы его выругайте; он вас в рыло, а вы
его в ухо, в другое, в третье – и разойдитесь; а мы уж вас помирим. А то:
доброе ли дело заколоть своего ближнего, смею спросить? И добро б уж
закололи вы его: Бог с ним, с Алексеем Иванычем; я и сам до него не
охотник. Ну, а если он вас просверлит? На что это будет похоже? Кто будет в
дураках, смею спросить?”».
И эта сцена «переговоров с секундантом», и все дальнейшее выглядит
как пародия на дуэльный сюжет и на саму идею дуэли. Это, однако же, совсем
не так. Пушкин, с его удивительным чутьем на исторический колорит и
вниманием к быту, представил здесь столкновение двух эпох. Героическое
отношение Гринева к поединку кажется смешным потому, что оно сталкивается с
представлениями людей, выросших в другие времена, не воспринимающих
дуэльную идею как необходимый атрибут дворянского жизненного стиля. Она
кажется им блажью. Иван Игнатьич подходит к дуэли с позиции здравого
смысла. А с позиции бытового здравого смысла дуэль, не имеющая оттенка
судебного поединка, а призванная только потрафить самолюбию дуэлянтов,
несомненно, абсурдна.
«Да зачем же мне тут быть свидетелем? – вопрошает Иван Игнатьич. – С
какой стати? Люди дерутся; что за невидальщина, смею спросить? Слава Богу,
ходил я под шведа и под турку: всего насмотрелся».
Для старого офицера поединок ничем не отличается от парного боя во
время войны. Только он бессмыслен и неправеден, ибо дерутся свои.
«Я кое-как стал изъяснять ему должность секунданта, но Иван Игнатьич
никак не мог меня понять». Он и не мог понять смысла дуэли, ибо она не
входила в систему его представлений о нормах воинской жизни.
Вряд ли и сам Петр Андреич сумел бы объяснить разницу между поединком
и вооруженной дракой. Но он – человек иной формации – ощущает свое право на
это не совсем понятное, но притягательное деяние.
С другой же стороны, рыцарские, хотя и смутные, представления Гринева
отнюдь не совпадают со столичным гвардейским цинизмом Швабрина, для
которого важно убить противника, что он однажды и сделал, а не соблюсти
правила чести. Он хладнокровно предлагает обойтись без секундантов, хотя
это и против правил. И не потому, что Швабрин какой-то особенный злодей, а
потому, что дуэльный кодекс еще размыт и неопределен.
Поединок окончился бы купанием Швабрина в реке, куда загонял его
побеждающий Гринев, если бы не внезапное появление Савельича. И вот тут
отсутствие секундантов позволило Швабрину нанести предательский удар.
Именно такой поворот дела и показывает некий оттенок отношения
Пушкина к стихии «незаконных», неканонических дуэлей, открывающих
возможности для убийств, прикрытых дуэльной терминологией.
Возможности такие возникали часто. Особенно в армейском захолустье,
среди изнывающих от скуки и безделья офицеров.
Пушкин, в своей повести «Выстрел», предполагал несколько вариантов
развития сюжета.
I вариант.
«Кавказские воды – семья русских – Якубович приезжает – Якубович
становится своим человеком. приезд настоящего любовника – дамы от него в
восторге. Вечер в калмыцкой кибитке – встреча – изъяснение – поединок –
Якубович не дерется – условие – Он скрывается – Толки, забавы, гуляния –
Нападение черкесов, похищение – Москва. Приезд Якубовича в Москву –
Якубович хочет жениться».
Перед нами план «Выстрела» - с Якубовичем вместо Сильвио и
перенесением места действия на Кавказ. Якубович – кумир местного общества
до приезда «настоящего любовника», который и перебивает успех, «дамы от
него в восторге». Столкновение, заканчивающееся вызовом. Якубович, как и
Сильвио, не дерется, а откладывает поединок «с условием» и скрывается. Как
далее развивались события и кого похищают черкесы, сказать наверняка
трудно. Скорее всего – как явствует из других вариантов плана – счастливого
соперника Якубовича. Но этот вариант был несколько по-иному реализован
осенью тридцатого года в «Выстреле».
Вариант, в котором Якубович выглядит истинно романтическим героем,
Пушкину в это время уже не подходил. Он искал другие пути.
«Расслабленный… брат едет из Петербурга – он оставляет свой конвой
паралитику – на него нападают черкесы – он убивает одного из них –
остальные убегают. Якубовича там нет. Спрашивает у сестры, влюблена ли она
в Якубовича. Смеется над ним.
Якубович расходуется на него – и просит у него руки его сестры.
Дуэль».
Здесь уже вырисовывается иной сюжет. Герой едет на Кавказ, где на
водах живет его сестра. Очевидно, со слов Якубовича, он знает, что его
сестра влюблена в Якубовича. Но оказывается, что тот придумал эту любовь, и
герой «смеется над ним». Тогда Якубович пытается заслужить его
благодарность другим способом, привязать его к себе – «расходуется на
него». И, считая, что герой уже не сможет отказать, просит руки сестры.
Герой разгадывает игру, и дело кончается дуэлью.
Пушкин прикидывал различные на
| |  скачать работу |
Дуэли и дуэлянты в литературе А.С.Пушкина |
