Есенин и революция
сенин
в последние 4 дня своей жизни вообще не появлялся в "Англетере" и был убит
в совершенно другом месте — в соседнем доме по проспекту Майорова, 8/23, а
все мемуары о последних днях Есенина в гостинице не более чем ложь?
Мы бы не стали утверждать это с такой категоричностью. Рассмотрим, прежде
всего, какими аргументами подкрепляется версия.
Самый убедительный, на первый взгляд, аргумент—это отсутствие имени
Есенина в списках жильцов гостиницы финансово-экономического отдела
Ленинградского ГПУ. Манипуляции в этих списках с пресловутым "5-м номером",
бесспорно, заслуживают внимания, так же как и путаница с гостиничными
номерами в мемуарах. Но логичнее всего предположить, что Есенин поселился в
гостинице вообще без какой бы то ни было, регистрации и его имя,
соответственно, не было внесено ни в один список. Невероятно для режимной
гостиницы? А почему нет, если Есенина поселили туда по знакомству, по
протекции тоге же Устинова? Более того, если предположить, что поэта
заманивали в капкан (а основание для такого предположения есть!), то тем
более его имя не должно было фигурировать ни в каких списках.
Все-таки наиболее надежный путь в данной ситуации — не объявлять все
написанное в мемуарах супругов Устиновых и Эрлиха сплошной ложью, а
постараться отделить правду ото лжи, хотя сделать это весьма
затруднительно. Указание на отсутствие ванны в 5-м номере выявляет уже тот
факт, что далеко не во всем можно верить "мемуаристам", особенно по части
подробностей жития Есенина в "Англетере". Менее убедителен следующий
аргумент; никто из жильцов гостиницы, чьи имена фигурируют в списках, не
вспоминал о поэте. Это доказательство полного отсутствия поэта в
"Англетере" представляется весьма шатким. Ну, положим, не выходил Есенин
днем из своего номера. Положим, что сидел то у себя, то у Устиновых и не
прогуливался по коридорам, не заводил ни с кем знакомств. Имя его в реестре
отсутствует, в режимной гостинице, находящейся под контролем ГПУ, особенно
из номера в номер не пошастаешь. Ну, не попался он просто никому на глаза,
а заинтересованным лицам болтать о его присутствии в "Англетере" тем более
смысла не было.
Мы отдаем себе полный отчет в шаткости наших построений. Но и
любые другие, не выглядят более убедительными. Как косвенное доказательство
отсутствия Есенина в "Англетере" приводится тот факт, что близкие к Есенину
люди не написали о есенинских "четырех днях" никаких мемуаров.
Совершенно неубедительным выглядит опровержение свидетельства Павла
Мансурова. Путаницы в его письме О. Ресневич-Синьорелли, конечно, с
избытком, но это не дает оснований уличать его в прямой лжи — все-таки,
почти полвека прошло с тех пор. Интереснее другое. В "деле" Николая Клюева
в архиве КГБ сохранилось письмо Мансурова Клюеву, написанное в 1928 году,
спустя три года после трагедии. И там о Есенине ни слова. Само по себе это,
конечно, не может служить никаким доказательством, но факт отсутствия имени
поэта в большом и весьма откровенном послании, как можно понять первом по
времени после отъезда Мансурова в Европу, наводит на некоторые размышления.
Теперь перейдем к тем аргументам, которые нельзя не признать
бесспорными. В первую очередь — это, конечно, находка подлинных актов
судмедэкспертиз за подписью Гиляровского. Аргумент железный! Сопоставление
этих актов с "актом" вскрытия тела Есенина говорит само за себя. Кто-то
использовал имя Гиляровского во всей этой грязной истории. Впрочем,
окончательный ответ на этот вопрос мы получим, когда будут сличены
подлинная подпись судмедэксперта и автограф на злополучном "акте". Большой
интерес представляет также указание автора на стилевое отличие некролога за
подписью Георгия Устинова в "Красной газете" от его позднейших
воспоминаний. Мы могли бы добавить к этому диаметрально противоположную
оценку побудительных поступков Есенина в двух материалах, принадлежащих
якобы перу одного и того же человека. В некрологе "Сергей Есенин и его
смерть" автор утверждает, что Есенин отправился в Ленинград именно умирать
и "повесился по-рязански", а в воспоминаниях, опубликованных в сборнике
"Сергей Александрович Есенин" (М.—Л., 1926) и "Памяти Есенина" (М., 1926)
говорит, что поэт ехал в Ленинград жить, а не умирать... Чему в данном
случае верить? Не правы ли мы здесь, утверждая, что некролог, подписанный
Устиновым, на самом деле ему не принадлежит? Что говорить: эпоха двойников,
псевдонимов, теней, мертвых душ!
Интересный материал, представленный в статье, — биографические справки
милиционеров, причастных к англетеровской трагедии, — Горбова и других, а
также коменданта гостиницы Василия Назарова. Связи, прослеженные между
разными людьми, так или иначе имеющими отношение к "Англетеру", поистине
впечатляют. Документально удостоверено то, в чем, по сути, уже давно не
было сомнений: "Англетер" был одним из укрепленных пунктов в зиновьевском
Ленинграде, и появление там Есенина, тем более без регистрации, говорит о
том, что поэта заманили в капкан. С какой целью? Предположить здесь можно
многое. Но прежде чем предполагать что-либо, отметим еще некоторые
бросающиеся в глаза плюсы и минусы данного материала. Наконец-то
окончательно прояснена физиономия Вольфа Эрлиха — "мяконького и
тихонького", способного если не на всё, то достаточно на многое. До сих пор
приходится сталкиваться с характеристикой этого стихотворца, как
"кристально чистого человека". Думается, что представленная информация
ставит все точки над "и". В жизни человек может притворяться кем угодно. Но
в творчестве солгать нельзя. Каждое стихотворение — зеркало души автора.
Приведенные цитаты из стихов Эрлиха достаточно красноречивы и говорят сами
за себя. И давайте, наконец, прекратим рассказывать сказки о "лирическом
герое"! Существует такое понятие, как "образ автора", который и открывается
в написанном со всей полнотой. Так вот, образ Эрлиха достаточно ярко
раскрывается в его стихах и никоим образом не соответствует той маске,
которую он носил в жизни.
Тем, кого не убедят эти рассуждения, советуем обратиться к ленинградским
газетам 30-х годов, в частности к "Литературному Ленинграду", где "Вова"
публиковал статьи о литераторах-современниках, статьи, в значительной мере
напоминающие печатные доносы. Жертвой одного из таких доносов стал, в
частности, Борис Корнилов. Какое все это имеет отношение к Есенину? Самое
прямое. Воспоминания Эрлиха ни под каким видом нельзя рассматривать как
документ, как отображение реальной картины происходившего. Приходится и
здесь тщательно отделять зерна от плевел, пожалуй, еще с больший тщанием,
чем в мемуарах Устинова.
Гораздо менее убедительно однозначное утверждение, что стихотворение "До
свиданья, друг мой, до свиданья, - " не принадлежит Есенину. Это все же
явная натяжка. Другое дело, — почему стихотворение появлялось в печати в
странной редакции, не соответствующей рукописному тексту? Почему подлинник
всплыл лишь через пять лет после трагедии? Обрисована на основе
документальных материалов сеть ГПУ, сплетенная вокруг "Англетера". Но и
здесь еще масса не проясненного. П.П.Петров, которого подозреваемый в
совершенном преступлении, так и остался не до конца раскрытой фигурой.
Гипотеза есть, штрихи портрета — также, но серьезные доказательства именно
его причастности к происшедшему пока отсутствуют.
Очень жаль, что осталась, по существу, в тени фигура Ильи Ионова. Это,
пожалуй, одна из ключевых фигур ленинградской трагедии. Не он ли обещал
Есенину пресловутый журнал, который Есенин так и не смог начать выпускать в
Москве и собирался издать в Ленинграде, о чем вел предварительные разговоры
с Наседкиным? До сих пор остается загадкой внезапное появление Есенина в
Питере в ноябре 1925 года. Это была какая-то странная, моментальная
поездка, словно без цели и без смысла. Встреча с Устиновым через шесть лет
после их последнего расставания, компания друзей с чтением одного из
вариантов "Черного человека" — и все? Цель, безусловно, была. И молчание
Ионова, равно как и его позирование в Ленинграде у гроба Есенина,
достаточно красноречивы. Но этот сюжет еще нуждается в дальнейшей
разработке.
Что же касается причин возможного убийства поэта, то она не выглядит
убедительной. Слишком тугой завязался к концу 1925 года узел, и распутывать
его надо по ниточке. Желание съездить в Италию к Горькому, безусловно,
было, но "бегство из СССР" — слишком громко сказано! Кажется, никто еще не
обратил внимания на то обстоятельство, что к этому времени как-то стала
исчезать из газет, журналов и официальных речей тема "красного террора". О
бессудных расстрелах и произволе ВЧК в первые пореволюционные годы уже было
не принято вспоминать. Прежние "герои" получили новые посты,
государственность укреплялась на новых основаниях, и воспоминания о
пролитой крови становились явно не к месту. Представим себе в этой ситуации
Есенина, который отнюдь не отличался способностью держать язык за зубами и
не уставал бравировать своими правительственными связями, да еще швыр
| |  скачать работу |
Есенин и революция |
