Феноменология духа в сказках в свете аналитической психологии Юнга
в богов,
то параллелизм простирается далеко за пределы только магического в область
божественного и духовного, где злой дух, демон или же просто чёрт обречён
на проклятие, по крайней мере, таким же могущественным или, может быть,
даже более могущественным контрпринципом, что обозначается тремя гвоздями.
Это наивысшее напряжение противоположностей, из которого развязывается
целая драма, является, очевидно, конфликтом между верхней и нижней
тройственностью, или, выражаясь мировоззренчески, между христианским Богом,
с одной стороны, и чёртом, перенявшим черты Вотана1, — с другой.
6. Представляется, что мы должны исходить из этой наивысшей инстанции,
если хотим правильно понять сказку, потому что исходное основание драмы
состоит во всех предшествующих злоупотреблениях духа. Ближайшим результатом
является его распятие. В своем нестерпимом положении он нуждается в чужой
помощи, которую, если она не приходит свыше, можно призвать только снизу.
Какой-то подпасок, обладая сколь безрассудной, столь и ребяческой
предприимчивостью и любопытством, вскарабкивается на мировое древо. Если бы
он упал и поломал себе все кости, то люди бы просто сказали: какой-то злой
дух внушил ему это сумасбродство — взбираться именно на такое гигантское
дерево! И на самом деле они не ошиблись бы, потому что это как раз то, что
требовалось злому духу. Пленение принцессы А было злоупотреблением в
дольнем миру, а зачарование (как мы вправе предположить) полубожественной
пары (брата с сестрой) было тем же самым в магическом мире. Мы этого,
правда, не знаем, но вполне возможно, что это злодеяние даже предшествовало
колдовству принцессы А. Во всяком случае, оба события свидетельствуют о
распространенности злого духа в магическом мире, так же как и в земном.
Не лишено более глубокого смысла и то, что избавителем или спасителем
является именно свинопас, как блудный сын. Он происходит из низов и в этом
смысле имеет много общего со странным представлением о спасителе у
алхимиков. Первое его
1 О троичности Вотана см.: Ninck: Wodan und germahischer
Schickalsglaube. P. 142.
освободительное дело — развязывание злого духа, приговорённого к
божественному наказанию. С этого деяния, как первой ступени лизиса,
начинается вообще драматическая развязка.
7. Мораль этой истории на самом деле очень странная. Конец
удовлетворяет, поскольку пастух и принцесса А празднуют свадьбу и
становятся королевской четой. Принц и принцесса В также празднуют свою
свадьбу как инцест по архаической королевской прерогативе, что, по-
видимому, кажется предосудительным, но с чем нужно смириться как со
своеобразным обычаем в кругу полубогов1. Но что происходит со злым духом,
освобождение которого от справедливого наказания дало начало всей драме?
Злого охотника растоптали кони, что, предположительно, не нанесло духу
продолжительного ущерба. Он исчез как бы бесследно. Однако это только
видимость, потому что он, наперекор всему, оставил после себя след, а
именно трудноискупаемое счастье, как в дольнем, так и в магическом мирах.
Четверичность, представленная, с одной стороны, пастухом и принцессой А, а
с другой стороны, принцем и принцессой В, объединились, по крайней мере, по
половинкам и крепко завязалась: теперь две супружеские пары противостоят
друг другу (хотя они и параллельны друг другу, но всё же отделены друг от
друга, потому что одна пара принадлежит дольнему, другая — магическому
миру. Несмотря на это несомненное разделение, как мы видели, между ними
существуют тайные психологические отношения, которые позволяют нам выводить
одну пару из другой).
Говоря в духе сказки, в которой драма закручивается с кульминационного
пункта, можно было бы сказать, что полубожественный мир предсуществует
дольнему, и в какой-то мере порождает последний из себя, точно так же как
первый следует понимать происшедшим из мира богов. Понятые таким образом
пастух и принцесса А означают не что иное, как земные отображения принца и
принцессы В — как те, со своей стороны, вероятно, опять же были отпрысками
божественных образов. Не забудем, что ведьма, разводящая лошадей, относится
к охотнику как женская противоположность, что-то вроде старой Эпоны
(кельтской богини коней). К сожалению, не сообщается, как происходило
заколдование в лошадей. Однако верно то, что ведьма приложила к этому свою
руку: обе кобылы происходят из её хлева и поэтому в известной мере являются
её
1 Предположение о том, что речь идёт о паре брата с сестрой основано
на том простом факте, что жеребец обращается к кобыле как к «сестричке». С
одной стороны, это может быть только оборотом речи, но, с другой стороны,
«сестричка» всё же означает сестру, настоящую или ненастоящую. Во всяком
случае, инцест играет значительную роль, как в мифологии, так и в алхимии.
порождением. Охотник и ведьма составляют пару, которая есть отблеск
божественной родительской пары в хтонически ночной части магического мира.
Божественную пару нетрудно узнать в центральном представлении христианства
о sponsus et sponsa Христе и невесте-Церкви.
Пожелай кто-нибудь объяснить сказку персоналистически, то эта попытка
потерпела бы неудачу, потому что архетипы — не произвольные выдумки, но
автономные элементы бессознательной психики, и они находятся там прежде
всякой выдумки. Они представляют собой неизменную структуру психического
мира, который своими детерминирующими воздействиями на сознание показывает,
что он — «настоящий». Итак, этот мир — важная психическая реальность, где
человеческой паре1 соответствует другая пара в бессознательном, причём
последняя является только по видимости отражением первой. Королевская пара
всегда и повсюду существует в действительности a priori, и поэтому
человеческая пара, скорее всего, означает индивидуальную, пространственно-
временную конкретизацию вечного праобраза, по крайней мере, в его духовной
структуре, которая отчеканена на биологической континуальности.
Вероятно, можно даже сказать, что свинопас представляет уже этого
анималистического человека, которому вверена где-то в сверхмире партнёрша.
Своим королевским происхождением она выказывает свою связь с существующей
априорно полубожественной парой. Рассмотренная с этой точки зрения,
последняя представляет всё то, чем человек только может стать, если он
взберётся достаточно высоко на мировое древо2.
Потому что, по мере того как молодой пастух овладевает своей родовитой
женской половиной, он приближается к полубожественной паре и возвышается до
сферы королевского достоинства, т. е. общезначимости. В одной интермедии,
которая присоединена к «Химической свадьбе» Христиана Розенкрейца, мы
встречаем тот же мотив: царевич должен сначала освободить свою королевскую
невесту из власти мавра, к которому она прильнула добровольно как
сожительница. Мавр представляет там алхимическое нигредо, в котором сокрыта
аркан-субстанция. Вот на какие мысли наводит дальнейшая параллель нашей
мифологемы, т. е., выражаясь психологически,
1 Поскольку Анима заменена человеческой персоной.
2 Большое дерево соответствует arbor philosophica в алхимии. Встреча
земного человека с Анимой в образе Мелюзины, сшедшей из кроны, описана в
Ripley Scroll. См. также Psyhologie und Alchemie. Abb. 257.
последующий вариант этого архетипа.
Как алхимия, так и наша сказка описывают те бессознательные процессы,
которые компенсируют христианское состояние сознания. Описывается бурление
духа, который вплетает христианские идеи и выходит за грань, установленную
церковным воззрением, чтобы найти ответ на те вопросы, на которые,
вероятно, не могли дать ответа ни в средние века, ни в новое время. Ведь
совсем нетрудно увидеть, что образ второй королевской пары соответствует
церковному представлению о женихе и невесте, а в образе охотника и ведьмы —
налицо искажение христианской мысли в направлении всё ещё существующего
бессознательного вотанизма. Так как речь идёт о немецкой сказке, то дело
принимает особенно интересный оборот, поскольку тот же самый вотанизм
психологически стал крестным отцом1 национал-социализма. Последний наглядно
продемонстрировал всему миру искажения «снизу». Однако, с другой стороны,
сказка показывает, что достижение тотальности, в смысле целостного
становления человека, возможно только путем приобщения к тёмному духу,
потому что последний представляет собой именно causa instrumentalis этой
избавляющей индивидуации. В совершеннейшем извращении той цели духовного
развития, к которой стремится не только природа, но которой также отмечена
христианская доктрина, национал-социализм разрушил нравственную анатомию
человека и установил нелепую тотальность государства. Сказка, напротив,
показывает, как нужно поступать, если хочешь преодолеть силу тёмного духа:
надо применять его методы против него самого. Чего, конечно, может
произойти, если магическая преисподняя мрачного охотника остается
бессознательной. И лучшие из народов скорее будут проповедовать научные
положения и догматы веры, чем относиться всерьёз к человеческой душе.
1 Ср. Юнга Aufsatze zur Zeitgeschichte [особенно Wotan und Nach der
Katastrophone].
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Когда мы созерцаем дух в его архетипической форме, каким он предстает
перед нами в сказках и сновидениях, то получается образ, который резко
от
| |  скачать работу |
Феноменология духа в сказках в свете аналитической психологии Юнга |
